Игорь Приходько - Жесткй вариант

— Вроде того.

— Кого ищем?

Отвечать на этот вопрос я не счел нужным. Подошел Бирюков с паспортом.

— Вот, покажи ему, Миша. А то майор у нас — человек новый, меня не знает…

Виктор Борисович Кудряшов, 1948 года рождения, проживал по адресу: Майкопская, 21. Я вернул паспорт.

— Счастливого пути. — Хотел честь отдать, да вовремя вспомнил о «пустой голове».

Фамилия его мне ни о чем не говорила, я бы так и остался в неведении, если бы он сам не пришел мне на помощь.

— Завтра на разводе можешь передать своему Демину привет от меня, — усмехнулся. — Скажешь, что проверил паспорт у дяди Вити, он тебе благодарность выпишет.

«Хозяин этого заведения — дядя Витя, компаньон моего мужа», — вспомнились мне слова Лиды.

Не прощаясь, мы сели по машинам. Бирюков показал обгон, но, поравнявшись со мною, притормозил.

— Возьми, сынок, — дядя Витя протянул мне в окошко пузатую бутылку, — это тебе от меня на память.

Сказать, что не пью? Не поверит. Да и обидится. А что он мне плохого-то сделал? И я взял. Мое «спасибо» повисло в воздухе: «мерс» устремился к повороту, я видел, как он подал сигнал и спустился к дачному поселку.

Полная луна отразилась в серебристой этикетке «Представительской». Приеду в гостиницу — обязательно попробую. Если меня туда, конечно, пустят без «визитки», которую я на свой страх и риск вложил в водительское удостоверение, состряпанное на вымышленную фамилию Бирюков.

Ночью я проявил 9,5-мм пленку. Адреса, записанные на страницах коноплевского блокнота, можно было узнать из телефонного справочника по городу. Интерес представлял отбор тех, чьи координаты директор ЧОП держал при себе. В списке были Зайчевский, Шорохов, дядя Витя Кудряшов, Демьянов, Ардатов, двадцать два объекта, которые охранял «Зодиак», три десятка охранников, в их числе — Забаров, Кубацкий, Бубенец и прочие, что меня не удивляло. А вот адрес Онуфриевых был записан весьма любопытно: «Онуфриева Л Л.: ул. Центральная, 3–1, тел. 264–221», Не Онуфриев, а Онуфриева. Будто ей, а не ему принадлежали склады, и заводы, и магазины — все, что подлежало охране его конторы. Если телефоны милиции — ВОХР, УЭП, ДПС, ГАИ, РУОП — могли быть в блокноте любого обывателя, то частные телефоны работников правоохранительных органов, отобранные Коноплевым, настораживали: Завьялов, Яковенко, Васин… и Кифарский. Просматривая страничку на букву В, я испытал смешанное чувство удивления и испуга: «Вениаминов Игорь, майор из Москвы, гост. «Якорь», 431». «Успокаивало» то, что Сумароков и Никитич там тоже были.

«А ты кто такой?» — спросил Коноплев у меня во время допроса. Зная и кто я такой, и откуда. Что и от кого он знал про меня еще?

Были здесь Терещенко А.Т. (Киев, ул. Сагайдачного, 26–43), Гайдуков С.В. (какое, спрашивается, отношение мог иметь Коноплев к бывшему взрывнику закрытой шахты?), и Губарский, и Гавриленко — оперативный дежурный ГУВД-Центральной.

По сути, я держал в руках «оперативные данные». Положим, их добыл неизвестным мне способом завербованный мною агент, называть которого я не имею права. И точка!

Возможно, для прокурора имела значение недоказанность принадлежности блокнота, но я не собиралсй идти с этим к прокурору: завтра Слава Максимов попросит фотолаборанток из НТО отпечатать снимки, и можно будет отмечать все эти адреса на карте.

Больше всего меня смутило наличие фамилии Кифарского в сочетании с другим немаловажным обстоятельством: почему он расписал мне «авторитетов», Онуфриева (не забыл даже упомянуть о том, что он «подкармливает мэра»), а о Дяде Вите умолчал? Ведь он видел «мерседес» тогда на заправке и слышал, как Северов назвал меня козлом, а незадолго до этого я ему показал фото Северова и закинул, что приехал по его душу?.. Не он ли дал мои координаты Коноплеву?

Недоверие к однокласснику возникло у меня с первого его появления. Можно было вызвать его на откровенный разговор, но если при этом не называть Северова, он едва ли будет иметь смысл.

В одиннадцать утра я явился в прокуратуру, нашел Максимова, отдал ему пленку и от него же узнал хорошую новость: экспертиза «москвича» дала положительный результат. И «техники», и «химики» пришли к однозначному заключению: на улице Металлистов и у шурфа «Южной» зафиксированы следы одной и той же машины, а именно — «москвича-2141» темно-желтого цвета под номером «гр 419 06 КРА». Это давало основание допросить всех охранников, которые дежурили шестого, седьмого и девятого августа, и Сумароков с утра умчался в изолятор.

Там, в следственной камере, я его и нашел.

— Когда вы в последний раз садились за руль «москвича», принадлежащего охранной фирме «Зодиак»?

Худой, длинный, с крючковатым носом и грубыми чертами лица, Бердашкевич сидел на привинченном к полу табурете, низко опустив голову.

— Вы не расслышали вопрос? Или не хотите отвечать? — Володя был суров, как никогда: результаты экспертизы давали ему уверенность. — Что вы молчите, Бердашкевич?

Допрашиваемый старательно изображал глухонемого.

— Хорошо, тогда я вам расскажу… Шестого июля приблизительно в двадцать три часа тридцать минут вы сели в «москвич», находившийся в автомастерских, и вместе с Франчевским и директором охранного предприятия, вашим соседом по дому Коноплевым отправились на Флотскую набережную, где проживал гражданин Зайчевский Геннадий Андреевич. Так?..

Вообще-то молчание Бердашкевича можно было расценить как знак согласия.

— Вы что-нибудь насчет чистосердечного раскаяния слышали, Геннадий Станиславович? — спросил Сумароков. — Нет? Ладно, воля ваша. Я продолжаю… Высадив Коноплева у дома Зайчевского, вы проехали по Флотской, спустились на улицу Металлистов и остановились. Франчевский, он же Франк, взял из багажника снайперскую винтовку и поднялся по тропинке к газовой котельной, с крыши которой произвел одиночный прицельный выстрел в Зайчевского. Далее он вернулся в машину, вы доехали до Флотской, где вас ожидал Коноплев, который стер отпечатки в доме Зайчевского, запер окно и погасил свет. Вам известно, чьи это были отпечатки, Бердашкевич?..

Допрашиваемый ожил, мотнул головой.

— Допустим. Кто по замыслу Шорохова и Коноплева должен был обнаружить труп, если бы этого не сделал инспектор Вениаминов?..

Бердашкевич вздрогнул — очевидно, он уже не контролировал себя. Версия Сумарокова мне понравилась, он о ней мне не говорил. Действительно, я вклинился в эту историю некстати: утром кто-нибудь из телохранителей «обнаружил» бы труп, они нашли бы пулю, которую не нашел Коноплев, и, возможно, свой человек в милиции (следователь Васин?) преподнес бы это как самоубийство. Даже не утром, а ночью. Может быть, когда я приехал на Флотскую, сообщники Коноплева находились в пути или во дворе. Только вот спрашивать у Бердашкевича фамилию человека из милиции было все равно, что в море плевать: если он ее и знал, то не назвал бы, чтобы его не накололи на заточку, как Губарского.