Говард Хайнс - Последний бойскаут

Часы показывали 8.25. Джо с хрустом потянулся и включил приемник. Передавали обзор новостей: традиционная порция дерьма вперемешку с мармеладом, — экстравагантные выходки звезд в одной куче с убийствами, крушениями, авариями и прочими напастями. Очень похоже на содержимое мусорного бака, где свалены воедино разноцветные блескучие упаковки, протухшие сандвичи и рваные вонючие носки. Лопайте, господа американцы: это ваша страна предписала вам такой рацион. И повара постарались на славу. А вы уже и жизнь свою не можете себе представить без ежедневного кровавого блюда, припахивающего порохом. И если в один прекрасный день среди новостей не встретится ни единого преступления, ни чего-нибудь мало-мальски катастрофического — подумаете, что наступил конец света, не иначе. Этакий апокалипсис шиворот-навыворот. Интересно, что скажете вы тогда? Жаль, однако, что это несбыточно ни при каком раскладе.

Но зачем же ты в таком случае корячишься, зачем из шкуры вон лезешь, если заранее знаешь, что твои усилия рая на земле все равно не обещают? Как крали — так и будут красть, как насиловали — так и будут насиловать, как убивали — так и будут убивать. Как ни крути — закон человеческого общежития, так уж на роду, видать, написано этой дерьмовой двуногой породе, никак не желающей образумиться.

Взять хотя бы этого подонка, в поисках которого с месяц шастал по Лос-Анджелесу, а теперь вот еще неделю крутился в Лас-Вегасе. Грязная тварь — подкарауливал детишек в пустынных местах и… В живых не оставлял — душил ремнем. Три девочки и два пацана — от четырех до восьми лет. И у каждой жертвы выцарапывал ножом на груди крест. В полицейских сводках он так и фигурировал — «Креститель»: два года копы за ним безуспешно гонялись. Так что же: разве у этого Крестителя мамы не было? Или Библии он никогда в глаза не видал? Или в школе ему ничего не говорили? Или вообще в упор черного цвета от белого не отличал? Или специально его этому учили? Но вот выступает из нормального человеческого лица злобный крысиный оскал — и ничего тут не попишешь… А лицо у него и впрямь оказалось самое нормальное: этакий добропорядочный клерк, чуть лысоватый, с брюшком, ногти тщательно ухожены. И всхлипнул так по-детски, когда вчера на запястьях у него защелкнулись наручники, и упирался, хныча, когда полицейские волокли его к машине. Но лютый зверь по-прежнему сидел у него внутри — и зверь этот должен быть уничтожен. А ты — ты свое дело сделал. Заработал свои деньги. Выполнил свой долг.

Долг — вот оно что! Каждому — свое. Кто романы сочиняет, кто купоны с акций стрижет, а твое дело — выслеживать и отлавливать крыс, давить их без пощады. Вот и все. Очень просто. А если сидеть да размышлять о тщете сущего — толку не будет. Сволочь быстро плодится, похлеще кроликов: расслабимся — и задушат, загрызут, затопчут. Встать у них на пути — самое мужское дело, без дураков. Освобождать мир от такой падали — вроде Крестителя. Жди, правда, теперь, пока чек пришлют…

Джо очнулся от своих мыслей и прислушался к голосу диктора, доносящемуся из радиоприемника.

— Кровавая драма под проливным дождем разыгралась вчера на поле лос-анджелесского стадиона «Колизей», — бесстрастно тараторил сочный мужской баритон. — На третьей минуте второго тайма футбольного матча между командами «Лос-Анджелесские жеребцы» и «Нью-Орлеанские ягуары» случилось невероятное. Идущий в атаку нападающий «Жеребцов» Билли Коуэн внезапно выхватил пистолет и застрелил шедших на перехват двоих защитников команды соперников — Фреда Аткинса и Омара Хазбелинга. Защитная экипировка, оберегающая футболистов при столкновениях, не смогла уберечь их от пуль: игроки, как выяснилось, скончались на месте. Прежде чем подоспевшие полицейские успели схватить Билли Коуэна, он опустился на колени и выстрелил себе в голову. Есть основания предполагать, что причиной столь дикой выходки нападающего «Жеребцов» послужила большая доза наркотиков, принятая им перед матчем. В интервью с президентом клуба «Лос-Анджелесские жеребцы» Сэмом Маркомом мы узнали…

Что они там такого узнали в интервью с этим самым Маркомом, Джо не интересовало, и приемник он выключил. Новостей для начала вполне достаточно.

Да, неплохо ребятки поиграли в футбольчик. По трупам счет — 2:1. Публика, должно быть, довольна: еще бы — натуральные гладиаторы в «Колизее»! Пиф-паф, ой-ей-ей, ай да форвард удалой. Может, им стоит усовершенствовать правила для пущей зрелищности: каждому игроку по «кольту» — и вперед! Вот рубка-то начнется… Будет подлинно американский футбол, в духе времени. И хорошие сборы обеспечены: стадионы будут просто ломиться от болельщиков. Народу по вкусу придется: людишки ведь любят, когда другие головы под пули подставляют.

Ладно, нужно двигаться отсюда. Только куда? Не домой же… Вот ведь чертовщина: подумаешь о собственном доме — и с души воротит. А как радовались когда-то с Сарой, когда удалось купить тот особнячок на Тримбл-стрит. Да, ничто, видать, не вечно под луной: мы не вечны, а уж чувства наши — тем более. Хотя, если к себе прислушаться хорошенько, сидит где-то под сердцем, как теплый котенок, та давняя нежность, которую, казалось, в бытовой суете, в деловой спешке и в семейных дрязгах свели на нет. Сидит — и нет-нет да потрогает сердце мягкой лапкой…

Ладно, к дьяволу все это. Нужно выбросить всякую слезливую ерунду из головы. Не время сентиментальничать. Вот так всегда: как нет работы — так сразу на ум принимается лезть сущая хреновина. К черту, к черту! Берем курс на офис. Нужно жить и исполнять свои обязанности.

Джо сплюнул и включил зажигание.

Мотор завелся сразу, словно радуясь работе, и машина резко рванула с места. Джо ехал быстро — когда автомобиль идет на полной скорости, поднимая пыль на сонных улочках, то обычно ни о чем не думаешь — а ему сейчас совершенно не хотелось думать. От всяких нежных воспоминаний только размякаешь, а это ему, Джо Ханбеку, сейчас абсолютно ни к чему.

— Мне, мне, теперь мне… — простонала рыжая и жадно впилась полными губами в торчащую, словно меч, увесистую игрушку Джимми.

Ее белокурой подружке тоже скучать не пришлось, как ни был увлечен Джимми активными действиями рыжей, с истовым чмоканием обрабатывающей его могучий фаллос. Продолжая лежать на спине, он цепко ухватил белокурую за крутые бедра, рывком придвинул их к своему лицу и погрузил губы в горячую промежность. Та заскулила от наслаждения, почувствовав настойчивые движения его языка.

— Так, милый, так, еще, еще… — шептала белокурая, судорожно лаская ладонями коротко остриженную голову Джимми.

Еще так еще — Джимми и не собирался останавливаться. Его язык заработал, подобно мощному поршню, проникая меж нежных губ во влагалище, горячая смазка которого обильно потекла у него по щекам и подбородку. Язык то нырял на предельную глубину, то выбирался на поверхность, оглаживая вульву снаружи, слегка задевая возбужденную пуговку клитора, от прикосновений к которому девица вздрагивала всем телом и еще теснее вжималась своими пухлыми телесами в лицо Джимми. Боясь задохнуться, он на мгновенье вывернулся из-под горячих ляжек, втянул носом побольше воздуха и вновь принялся за дело. Белокурая елозила по его лицу, и одуряющий запах ее естества кружил Джимми голову, затуманивал сознание. Сглатывая терпкий жгучий сироп, он еще крепче стиснул ляжки девицы, впиваясь в них сильными пальцами. Он представил себе, будто сжимает пару продолговатых футбольных мячей, и плотнее притиснул их к себе — вот так же, идя на прорыв против линии защитников, прижимаешь к груди упругую кожаную дыню, и в такой момент, кажется, ничто на свете не может тебя заставить разжать пальцы, сведенные мертвой хваткой.