Джек Хиггинс - За час до полуночи

Примерно через милю Джейгер свернул с шоссе и, миновав песчаные дюны, вывез нас на край широкого пустынного пляжа. Как только он заглушил двигатель, послышался шум другого мотора – с моря приближался небольшой самолет, скользя примерно в двухстах – трехстах футах над водой. Легран выстрелил из сигнальной ракетницы, и он, круто развернувшись, стал заходить на подходящую для посадки площадку невдалеке.

Как я понял, когда самолет катился к нам, это была «Сессна». Но времени для размышлений уже не осталось. Парни подтолкнули меня к кабине, как только дверца распахнулась, втолкнули внутрь и влезли следом. Пока Легран захлопывал дверцу, «Сессна» уже зашла на вираж, набирая обороты двигателя.

Бёрк поднес флягу к моим губам, и я задохнулся от глотка бренди, обжегшего мне желудок. Когда кашель утих, я слабо улыбнулся.

– Куда теперь, полковник?

– Первая остановка – Крит, – ответил он. – Мы будем там через час. Ты там сможешь помыться.

Я взял у него флягу и, откинувшись на сиденье, глотнул еще, чувствуя, как тепло медленно разливается по всему телу. Жизнь началась вновь – вот и все, о чем я мог думать. Когда «Сессна» поднялась в воздух и повернула к морю, солнце скатилось за горизонт, и на побережье упала ночь.

Впервые я встретил Шона Бёрка в начале 1962 года в Лоренсу-Маркише, тогда португальском Мозамбике, в прибрежном кафе под названием «Огни Лиссабона», я зарабатывал деньги игрой на рояле, найдя наконец достойное применение столь бесполезному плоду своего элитарного образования.

В силу сложившихся обстоятельств я представлял собой тогда бесцельного скитальца девятнадцати лет от роду, находившегося на пути из Каира в Кейптаун. В Лоренсу-Маркише задержался только потому, что не мог дальше продолжать путь на прибрежном пароходе из Момбасы из-за отсутствия денег, что вовсе меня не опечалило. Я был молод, здоров, стремился уйти от своего прошлого как можно дальше и поэтому искренне радовался тем открытиям, которые приносил каждый новый день.

Мне нравился Лоренсу-Маркиш, городок с налетом барокко и полным отсутствием расовой нетерпимости, которая в те времена чувствовалась во всей Африке.

Управляющий «Огнями Лиссабона» Коймбра, худой, мертвенно-бледный португалец, имел единственный интерес в жизни – деньги. По-моему, он получал навар от всех сделок на свете и при этом вовсе не испытывал стеснения. Что бы вы ни пожелали, Коймбра мог достать за ту или иную сумму. Заведение гордилось лучшими девочками на всем побережье.

Я заметил Бёрка сразу, как только он вошел в зал, хотя своим могучим телосложением он выделялся бы везде. Думаю, именно сила поражала в нем больше всего. Физическая мощь и спокойная уверенность заставляли людей уступать ему дорогу даже в толчее ресторана. Одевался он по-походному – фетровая шляпа, охотничья куртка, брюки цвета хаки и высокие армейские ботинки. Одна из наших девушек, мулатка с кожей медового цвета, сложенная так, что не устоял бы и епископ, подошла к нему. Бёрк посмотрел на нее так, будто ее и не было вовсе, и заказал выпивку.

Девушку звали Лола, и, поскольку я знал ее ближе, чем коллегу по работе, мне захотелось сообщить ему, что он упускает чертовский шанс, хотя, вероятно, на мне просто сказывалось действие виски. В те времена я еще не привык к крепким напиткам, кроме того, они там стоили опасно дешево. Когда я поднял голову, он стоял с кружкой пива в руке, глядя на меня сверху вниз.

– Тебе надо выбираться отсюда, – заметил он, когда я налил себе виски. – Такому, как ты, здесь ничего не светит, да и климат тут поганый.

– Точно – смерть.

Я считал, что дал ему достойный ответ для того несгибаемого вечного странника, каким воображал себя, и поднял стакан в знак приветствия. Он спокойно посмотрел на меня, безо всякого выражения на лице, но когда я поднес стакан к губам, то почувствовал, что выпить не могу. Вкус виски вдруг показался мне отвратительным. Поперхнувшись, я быстро поставил стакан на стол и зажал рот рукой.

Лицо его осталось безучастным.

– Бармен сказал, что ты англичанин.

Тогда я считал, что англичанин он, поскольку его ирландское происхождение распознавалось только по специфическим оборотам речи, а не по акценту.

Я покачал годовой:

– Американец.

– По выговору не скажешь.

– Я провел, что называется, юные годы в Европе.

Он кивнул.

– Как думаешь, тут кто-нибудь может сыграть «Жаворонка в чистом небе»?

– Как всегда, ваш покорный слуга, – ответил я и стал довольно точно воспроизводить эту красивую ирландскую народную песню.

В игре не хватало почерка Джона Мак-Кормака, хотя получилось совсем неплохо, так я решил про себя. Он ободряюще кивнул, когда я опустил руки.

– Неплохо. Даже слишком здорово для такой дыры.

– Спасибо, – ответил я. – Ничего, если закурю?

– Закажу бармену пива для тебя, – ответил он важно.

Бёрк пошел к бару, и через мгновение я увидел, как один из подручных Коймбры дружески его приветствует. Между ними состоялся короткий разговор, и они вместе поднялись на второй этаж.

Лола проплывала мимо, зевая от скуки.

– Где твои чары? – спросил я тихонько.

– Ты об англичанине? – Она передернула плечами. – Я уже встречала таких. Он неполноценный. Гигант во всем, кроме самого главного.

Она продефилировала дальше, а я остался сидеть, обдумывая ее слова и наигрывая медленный блюз. Тогда решил, что в ней говорит задетое самолюбие. Мужчина не может реагировать иначе, пока он не увлечен по-настоящему, хотя процесс увлечения женщины тоже приносит удовольствие, пожалуй самое большое в жизни человека, и упустить такую возможность считал грехом. Сицилийская часть моего происхождения пробудила во мне ранний интерес к женщинам.

Я доиграл композицию до конца и закурил сигарету. Меня неожиданно охватило оцепенение, которое может случится с каждым посреди шумной толпы. Казалось, что все звуки разом умолкли, действительность стала какой-то призрачной, а я снаружи смотрю в окна комнаты, где происходит беззвучное замедленное движение.

Что меня держит тут, на краю погруженного во тьму Африканского континента? Сквозь облака дыма проступают чужие лица – черные, белые, коричневые и всевозможных переходных оттенков; подонки общества, не объединенные никакими чувствами, бегущие каждый от своего.

Неожиданно до меня дошло: пора кончать. Я взглянул на себя как бы со стороны и увидел того, кем могу стать, если не остановиться. Пот заливал мне глаза, липкие струи текли по спине, под мышками, на рубашке расплылись огромные пятна, и я решил сходить сменить ее. Как теперь понимаю, просто нашел подходящий предлог, чтобы подняться наверх.

Моя комната находилась на третьем этаже, апартаменты Коймбры – на втором, девушки жили внизу. Обычно на втором этаже царила тишина, потому что так любил управляющий, и теперь, поднявшись туда, я застыл в конце коридора, вновь почувствовав вдруг нахлынувшее оцепенение, подобное тому, что ощутил несколько минут назад.