Михаил Соколов - Гладиатор

Здесь была зеленая ковровая дорожка, а стены оказались выложены полированными малахитовыми плитами, что, конечно (учитывая современное истощение уральских залежей), не совсем соответствовало действительности: наверное, пластик.

Они шли рядом. Нина держала его под руку. Она едва доставала Николаю до плеча. Девушка была ослепительно красива. И это очень злило почему-то. Возле очередной двери, как и все здесь пронумерованной (цифра "семь"), она остановилась, вынула из невидимого кармана ключ и сунула в замочную скважину.

Дверь тут же открылась, и Нина, еще не входя, уже протягивала Николаю ключ.

– Возьми, это твой номер.

Он думал, она не зайдет, но Нина вошла первой.

Планировка была такой же, как и в номере ее отца.

Большой холл, ярко освещенный солнцем, балкон, двери в соседние комнаты. Пол покрыт бледно-голубым паласом. Очень пушистым.

– Идем, я все тебе покажу, – сказала она, вновь потянув Николая за собой.

Они вышли в соседнюю комнату, оказавшуюся спальней. Широкая двуспальная кровать (весьма предусмотрительно!), журнальный столик, два кресла, шкаф. Еще одна дверь, в ванную комнату. Большая, овальная, почти круглая ванна, шкаф с банно-прачечными принадлежностями: несколько разномерных махровых халатов, пузырьки с шампунем и еще с чем-то…

– Идем дальше, – сказала Нина.

Они вернулись в холл. Нина махнула в сторону неприметной, окрашенной под цвет стены, двери:

– Туалет. Через него тоже можно в ванную пройти.

Подошла к большому холодильнику, открыла.

– Это чтобы не умереть от жажды.

Холодильник был битком набит банками, бутылками, бутылочками. Отдельно пиво, вода, отдельно крепкие напитки. Нина взяла банку с пепси.

– Будешь?

– Я лучше пива, – сказал Николай.

– Бутылочку или баночку? А впрочем, сам смотри.

Теперь это твое.

Николай взял бутылку пива, Нина указала на столик рядом. Там лежала открывалка. Николай ухмыльнулся и большим пальцем сковырнул пробку. Очень эффектно. Нина подняла брови.

– Ого! – сказала она. – Ты действительно сильный.

Они сели в кресла у столика. Голубая искусственная кожа. Очень удобно, мягко. Пили каждый свое и поглядывали друг на друга.

– Дай сигарету, – неожиданно попросила она.

Николай вытащил пачку.

– У меня только "Кэмел".

– Ничего, сойдет.

Он дал ей прикурить и закурил сам. Вновь молчали, курили. Она несколько раз поднимала на него глаза.

Не произносила ни слова. Николай тоже. У нее задралась юбочка, когда она положила ногу на ногу. Маленькая ступня с красными ногтями пальцев выглянула между красными ремнями лакированных сандалий.

В мочках маленьких ушей – золотые капельки сережек.

– Надо показать тебе, где ресторан, – неожиданно сказала она. – Завтрак в девять часов, обед в два, ужин в семь тридцать. Но если проголодаешься, можно зайти в любое время. Или позвони по телефону – принесут.

– Сколько за это сдерут?

– Ты почти гость, все бесплатно. Все, кто у нас поселяется, обслуживаются бесплатно.

– У вас сервис, – сказал Николай.

– Для гостей – да.

– А я гость?

– Ты? – она окинула его взглядом с ног до головы. – А ты сомневаешься?

– Нет, но…

Она перебила, словно рассуждая:

– Надо бы показать, где бассейн, сауна, гимнастический зал… Но, я думаю, надо же чем-то и завтра заняться? Как ты?

Он был не против. – – Ну что, пошли? – спросила она.

Нина поднялась и направилась к двери. Николай догнал ее и, взяв за руку, повернул к себе; ее лицо запрокинулось, она посмотрела ему в глаза. Не вырывалась. Он поцеловал ее страстно, чуть ли не с ненавистью. Она дрожала всем телом.

Наконец они оторвались друг от друга.

– Ты будто наказывал, – неожиданно сказала она, пытаясь высвободиться. Он отпустил ее, но она, вдруг закинув руку ему за шею и с каким-то вздохом облегчения, сама прильнула к его губам. Целовались долго, пока неожиданная мысль не пришла ему в голову: слишком все совершилось быстро и хорошо. Может быть?..

– Что с тобой? – тихо спросила она.

– Ничего, прошло.

Она взяла его под руку.

– Пойдем.

Они вышли. Дверь сама захлопнулась, но ключ (или то, что здесь называлось ключом) был у него в кармане. На этот раз пошли не к лифтам, а в другую сторону. Здесь, в коридоре, его порыв стал казаться глупым: этакая расплата за собственное томление. Однако сейчас он шел свободнее; поразительная красота спутницы действовала уже не так убийственно.

Ему показалось – так было и на самом деле – светильники над головами вспыхивали ярче, заметно снижая накал после того, как проходили люди. Эффекты.

А скорее всего, просто экономия электричества. Подошли к большой двери, которая тяжело распахнулась передними. Огромный холл, сверху опоясанный галереей, где они и оказались, бледно-розовые диски ламп на потолке; в полупрозрачных сегментах стен – слегка искаженная панорама окрестностей: море, паруса, поросшие лесом прибрежные скалы, – и все чередуется витражными картинами, где центральное место занимает гигантское лицо Качаури, напротив – Нина, а вокруг множество мелких хищных зверей, носороги, римские воины в блестящих юбочках. – Они ступили на оранжевую дорожку, которая немедленно, но очень плавно дернулась под ногами; их понесло вперед. Надо же! Словно лента эскалатора в московском метро, но горизонтально направленная.

Впереди, метрах в десяти, раскрылись лепестки люка, куда лента, трансформировавшись в пологий эскалатор, не стала их опускать.

Серебристая лестница. Голубая анфилада. Какие-то коридоры. Николаю показалось, что они спустились уже не на один этаж, он посмотрел на Нину; она, задумавшись, не ответила на его взгляд. Вдруг лента горизонтально выпрямилась и плавно остановилась перед новой большой дверью. Они прошли через медленно открывшийся дверной проем и попали в еще один большой зал с беспорядочно расставленными столами, напоминавший ресторан.

– Наш главный ресторан, – сказала Нина. – Мы здесь едим, когда приезжают гости. – Она заглянула ему в глаза, отвернулась. – Завтра прибывают наши основные клиенты. Послезавтра начинается программа развлечений. Еще через день все разъедутся.

– Так быстро! – удивился Николай. – Каким же образом все это ваше великолепие окупается?

– О-о-о! – равнодушно и насмешливо воскликнула она. – Еще как окупается. Но об этом после, я думаю, тебе не мешает поесть. Как ты?

Он почувствовал голод. Ухмыльнулся.

– Мой принцип – никогда не отказываться от кормежки. Тем более твой папа обещался мне прилично заплатить.

– Еда бесплатно, – сказала Нина.

– Для всех?

– Да, для всех.

– Ничего не понимаю! Как же тогда все окупается?

Чем?

Нина не ответила. К ним шустро катился по сверкающему паркету толстый, веселый, похожий на конферансье мужик. Во фраке и с белой бабочкой.