Лев Константинов - Схватка с ненавистью (с иллюстрациями)

— Передай по цепи, Щупак, — решился наконец Буй-Тур. — Будем пробиваться через болото.

— Згода, друже сотник.

Щупак, пригнувшись, подошел к одному из боевиков, передал ему приказ, тот повторил соседу. Боевики ожили, задвигались, стали подгонять амуницию, собирать положенные под руку для последнего боя гранаты.

«Лучше уж такое решение, чем никакого, — подумал Буй-Тур. — Из ста шансов нет и одного, что на том конце болота не сидит засада».

— Гей, Буй-Туре! — крикнули сверху, с обрыва.

Это было так неожиданно, что Буй-Тур вдруг откликнулся:

— Слухаю!

— Это я, Малеванный! Прикажи своим хлопцам не стрелять, хочу у тебя кое-что спросить.

— В переговоры з ворогами Украины не вступаю! — ответил Буй-Тур.

— Я тоже, — слышно было по голосу, что Малеванный смеется. — Да и на кой бес мне переговоры с тобой? Ты ж не новичок, знаешь, что отсюда, где я, «дегтярями» твое воинство можно в три минуты успокоить.

— Так чего же тянешь?

— Жалко кровь проливать. — Голос у лейтенанта стал строгим. — И так уж земля наша полита кровью, засеяна горем. Ну да ладно, об этом как-нибудь в другой раз, при лучших обстоятельствах. А сейчас… Вижу, ты через болото решил прорываться…

Буй-Тур ошеломленно молчал. Он теперь убедился окончательно, что оттуда, сверху, Малеванному видно каждое движение его недобитой сотни. Лежат они, как дохлые мухи на стекле, осталось лейтенанту только метелочкой пройтись.

— Хочу посоветовать. — Малеванный вышел из-за дерева и стал над обрывом — весь на виду, полоснуть бы очередью до последнего патрона в диске, а потом будь что будет… — Как старому приятелю хочу дать совет…

Буй-Тур скрипнул зубами. Помнит лейтенант и не простит ему той осенней ночи, когда впервые они встретились.

— А что, зажила рана? — зло спросил сотник.

— Ага! — охотно подтвердил Малеванный. — Ты меня тогда только оглушил: мое счастье, что не было у тебя под рукой ножа…

Лейтенант только начинал в те дни службу в этих краях. Пришел с фронта, после госпиталей, и казалось ему, попал в тишину. И когда пришлось доставить в райцентр схваченного в облаве бандеровца, он совсем мирно сказал: «Поехали, хлопче», — посадил его рядом с собой на бричке. Позади них устроился солдат с трехлинейкой.

Быстро темнело. Они въехали в лесок, когда выглянул из-за тучи молодой рогатый месяц.

Буй-Тур решил бежать. Он видел, что не в пример лейтенанту солдат настороже, не дремлет, но у него трехлинейка: если повезет, с первого раза промажет, а там кустарник, темень…

— Лейтенанте, зупынысь на хвылынку, — попросил Буй-Тур.

— Тпру-у, — тронул вожжи Малеванный. И тоже слез с брички, чтобы размять затекшие от долгого сидения ноги.

Тогда и ударил его Буй-Тур. Двинул зажатым в кулак камнем по затылку, и лейтенант, не вскрикнув, начал оседать на землю. Буй-Тур прыгнул в придорожную канаву и понесся вперед огромными прыжками, рассчитав, что солдат тоже должен спрыгнуть с брички, так как стрелять по нему мешают лошади. Он точно уловил момент выстрела и упал плашмя на землю, пуля только обожгла плечо. А потом — в кусты, через низкорослый подлесок, кто найдет его в лесу ночью? Солдат расстрелял обойму и, чертыхаясь, оглядываясь с опаской на мрачный в ночной темени лес, погрузил лейтенанта на бричку, погнал во всю мочь лошадей.

О чем они говорили тогда, по дороге? Кажется, лейтенант рассказывал, как нравятся ему эти края и что хочет он остаться здесь навсегда.

Об этой «встрече» и напомнил сейчас Малеванный. Он только крикнул Буй-Туру, что с тех пор поумнел, так что пусть не рассчитывает сбежать еще раз.

Люди Буй-Тура прислушивались к их разговору и время от времени вопросительно поглядывали на своего сотника: что решит. Молодые в большинстве своем хлопцы, они не хотели умирать в разгар солнечного, тихого и ласкового дня. И Буй-Тур уловил эти их мысли, зло, с надрывом выкрикнул Малеванному:

— Где расстреливать будете? — Он потянулся к автомату, чтобы разом закончить этот странный разговор.

— Не делай глупостей, — предостерег лейтенант; ему сверху было хорошо видно, как поднимает Буй-Тур автомат, прислоненный к стволу сосны.

— Не стреляй, друже проводник, — неожиданно сказал и Щупак, — мы не хотим умирать.

— Ты… молчи! Или надеешься, что Советы помилуют? — Буй-Тур хотел было еще что-то добавить злое, но вдруг почувствовал, как уткнулся в спину ствол пистолета.

Щупак решил «ускорить» переговоры.

— Зрада! Хлопцы, быйте по зрадныку! — заорал Буй-Тур.

А те поднялись, швыряя подальше от себя автоматы. По склону шли солдаты Малеванного, шли не торопясь: было ясно, что с бандой покончено.

— Не ожидал от тебя, Степан, — устало сказал Буй-Тур.

— А что делать? — незлобно ответил Щупак. — Жить хочется, друже сотник…

Малеванный подошел к Буй-Туру. Он сильно изменился с той осени, когда видел его бандеровец. Похудел и почернел от жгучего солнца, лесных колючих ветров. Резко выдавались острые скулы на лице, запали глаза. И были они все такими же голубыми и добрыми. Месяцы непрерывного напряжения приучили его к осторожности, к молниеносной реакции на каждое движение врага. Он подошел к Буй-Туру неторопливо и вроде бы без опаски, но проводник видел, каким цепким стал его взгляд, как вздыбились под гимнастеркой мускулы. «От такого уже не сбежать», — подумал проводник.

— Слава героям [10] Лейтенант иронически здоровается с проводником националистическим приветствием. … — насмешливо сказал Малеванный.

— Здравия желаю, лейтенант! — в тон ему откликнулся Буй-Тур.

— И псам, и гончим, и псарям — слава! — добавил Малеванный, и у Буй-Тура на лицо легла злобная гримаса.

Этот лейтенант причислял его, идейного борца за самостийну, к своре псов и палачей, душителей народной воли, которых «восславил» еще великий Тарас.

— Не издевайся, лейтенант. — Сотник безнадежным жестом расстегнул свой широкий кожаный ремень с гранатами, взвесил на руке и собрался швырнуть в кучу амуниции.

— Отставить! — прикрикнул лейтенант. И одному из своих солдат: — Кравчук, возьмите у него гранаты.

Кравчук ловко вывернул из гранат взрыватели. «Да, такого не проведешь», — опять подумал Буй-Тур, секунду назад решивший было умереть геройской и скорой смертью.

Солдаты обыскивали бандитов, и те охотно и облегченно — наконец-то кончился этот изнурительный бег от смерти — подставляли под солдатские ладони карманы, освобождались от ножей и пистолетов. Потом их построили в реденькую колонну и повели по склону к выходу из оврага.

— Пошли и мы, — махнул рукой Буй-Туру лейтенант.

Щупак, как и положено, шел на шаг позади своего сотника — привычка, выработанная двумя годами совместного хождения в лесах.