Максим Окулов - БОМЖ Вера

— Я к Вовану пойду. Если он меня поддержит, то ты, либо подчинишься, либо… — На меня смотрели холодные серые глаза. Никогда давний друг не позволял себе разговаривать со мной в таком тоне. Малыш вышел, громко хлопнув дверью. Дела… Через час позвонил Володька.

— Толян, нам бы посовещаться?

— О пионерлагере?

— Ага.

— Зачем? Ты поддерживаешь Малыша?

— Да, обеими руками.

— Понял. И совещаться нечего. Я приму решение, как мне быть, и вам сообщу.

— Толян, давай не по телефону, а? Сядем, водочки накатим…

— Я за рулем! — Трубка с треском упала на телефонный аппарат. — Вот тебе и поворот…

Через пару секунд, словно ругаясь за такое обращение, телефон зазвонил требовательно и резко.

— Да! — Почти крикнул я в трубку.

— Ой, Анатолий Евгеньевич, я, наверное, не вовремя, — звонила главный бухгалтер Тынянская.

— Нет, все в порядке, — я постарался обуздать навалившееся раздражение. — Что у вас?

— Тут договорчик прислали по поводу Котовой.

— Какой Котовой?

— Ну из больницы, сказали вы в курсе. Оплата операции.

— А-а-а-а… Да-да… И что?

— Можно принести вам на подпись?

— А какая там сумма?

— 485 тысяч рублей.

Я лишь присвистнул в ответ. Ни фига себе попал! Робин Гуд, блин! Да пошли они все!

— Положи пока под сукно, я подумаю.

— Хорошо, только муж ее покоя не дает, звонит, спрашивает, очень переживает.

— Так пошли его! — Я в очередной раз испытал прочность заморского аппарата.

Нет, вот люди! У меня что, других дел нет?! Хотя… Я же сам ему обещал. Обещал! Б отан, он и есть б отан.

Задрожал в кармане мобильник, включенный на вибровызов. Так и есть! Теперь он мне звонит! Достал! Я сбросил вызов, приготовившись ответить на повторный звонок отборной матерщиной. Но телефон вздрогнул два раза, сообщив о приеме sms-сообщения.

«Анатолий, что с нашим договором? Поймите меня правильно, я очень переживаю, я могу на вас надеяться?»

— Переживает он! — Я разговаривал вслух сам с собой. — Надежда юношей питает! — Я рассмеялся. Но веселье длилось не долго. Усталость… Какая-то внутренняя истощенность навалилась чугунной плитой. Что я делаю, для чего живу, что у меня в семье? Витя… За что я зол на него? Он ведь несчастный человек. Несчастный? Нет! Он-то как рас счастливый, только горе у него. А я могу помочь. И что для меня эти полмиллиона рублей? Раньше такую сумму я мог проиграть в казино за один вечер. Через пару часов ко мне приедут люди для подписания контракта. Только по одной этой сделке месяца через три я получу раз в десять больше, чем надо Виктору.

Я снял трубку телефона и набрал номер Тынянской.

— Света, оформи платежку по договору на оплату операции Котовой. И принеси мне завтра на подпись вместе с договором.

— Сделаю, Анатолий Евгеньевич.

— Да, и еще, набери его номер.

— Кого?

— Ну Вити! Виктора Котова, и скажи, что все в порядке. Да, и скажи еще, что я сегодня очень занят, а то он мне на мобильный звонит.

— Сделаю, Анатолий Евгеньевич.

Стало немного легче. Но в груди все равно зудело. Этот пионерлагерь, будь он неладен! Мне в этой сделке даже не столько важны деньги, сколько уважение давних друзей-партнеров. Подобные разногласия случались у нас нечасто. А может ну его? Пусть Малыш проворачивает эту сделку, что здесь уж такого криминального?

Странно, но при одной мысли о том, чтобы согласиться на эту сделку, я сразу вспоминал глаза Веры. Бомжиха, кто ты? Что такого особенного было в ее взгляде? Какой-то холодок пробирал до костей. Взгляд. Где-то я уже встречал такой. Точно! Тот поп, хлебный заводик которого я крышевал бесплатно. Как же его звали? Отец Василий.

Поп Василий был очень необычным человеком. Это первый священник, который встретился на моем жизненном пути. Я зашел в храм поставить свечку накануне одной очень важной разборки. Стрелку забили в глухом месте, я все продумал: мы должны были начать стрельбу первыми, так наши шансы многократно повышались. Эта бригада давно стояла у нас на пути, пора было решить вопрос раз и навсегда. Войдя в храм, я ощутил нечто похожее на неуверенность — чувство, почти забытое уверенным в себе «братком» — хозяином человеческих судеб.

— Какая тут свечка самая большая? — Нагло спросил я у бабульки за «ящиком». Служба, видимо, закончилась, мы были в храме вдвоем.

— Вот энта, милок. — Старушка протянула длинную восковую свечу.

— На, держи, сдачи не надо, оставь на храм, — я гордо протянул пятидесятидолларовую купюру.

— Спаси тебя, Господь, Милок, ой спаси Господь!

— Куда поставить-то лучше?

— А чего беспокоит, милок?

— Живым бы остаться сегодня, вот что беспокоит.

— Ой, Господи помилуй, Господи помилуй, — старческие глаза искренне округлились от ужаса. — Иди вон туды, святителю, значить, Николе ставь. — Скрюченный палец указывал на большую икону, висевшую на стене слева от иконостаса.

Я подошел к иконе и вгляделся в лик человека, изображенного на ней. Мурашки побежали по моей спине. Такого проникновенного и одновременно грозного взгляда я еще не встречал. Я инстинктивно опустил глаза, что не случалось со мной даже на допросах у зверских следаков.

— Ну, а чего уж сделаешь? Ладно, ты не серчай, — бубнил я шепотом. Рука, державшая свечу, подрагивала, огонек долго не хотел загораться.

— Бывает, что и не работает, имей в виду, — неожиданно раздалось за спиной. Я вздрогнул и обернулся.

Священник был неказист: ниже среднего роста, тощий, с узким лицом и жиденькой рыжей бороденкой. Во всем его облике большими были только глаза — круглые, карие. Эти глаза смотрели на меня тогда почти также, как смотрела бомжиха.

— Чё? — Опешил я.

— Не работает, говорю, бывает. Поставит «браток» свечку, а потом хоронить привозят.

— А чё работает?

— А ни чё! — В тон мне ответил батюшка. — Человеком надо быть, тогда и жить будешь.

— Ага, — я вздрогнул — горячая восковая капля упала на руку. — Так, эта… Не надо чтоль ставить… Ну, свечку-то?

— Ну почему не надо. Ставь, конечно, и святому молись, проси его, только и сам не плошай. И сколько кинул с барского плеча?

— Чего?

— Денег сколько дал за свечку?

— Полтинник грина.

— О! Щедро. И, думаешь, Богу твой полтинник так нужен? — В глазах священника заплясали озорные искорки. Я вспомнил взгляд любимой учительницы — Розы Семеновны. Она преподавала русский язык и литературу.

— А чё, вам он не нужен, — так и повелось потом у нас с отцом Василием: он обращался ко мне на ты, а я же не мог ему тыкать. В то время, наверное, этот священник был единственным человеком, к которому я обращался на вы.

— Мне-то нужен, понятно. Вон в храме полно работы.

— Ну вот, а чё тогда…

— Чё, чё… За полтинник спасибо, но для Бога не это самое важное, не это Ему нужно от тебя.