Клайв Касслер - Сахара

– Не имеет значения, куда он в конце концов денется, – сказал Питт, зевая.

– Надо было убить его! – резко и негодующе воскликнул Брюнон.

– Нет нужды возиться. Он не проживет и недели.

– Откуда вы это знаете? – спросил в изумлении Брюнон. – Вы же отпустили его. Почему? У этого человека кошачья живучесть. Уж от солнечных ожогов он точно не умрет.

– От этого – нет. Но умрет он обязательно. – Питт повернулся к Джордино. – Подмена произведена нормально?

Итальянец самодовольно усмехнулся в ответ:

– Как с поддельным вином.

Брюнон выглядел озадаченно.

– О чем вы толкуете?

– Привязав Массарда на солнце, – объяснил Питт, – я добивался только того, чтобы его измучила жажда.

– Жажда? Я не понимаю.

– А Ал в это время опустошил бутылки с минералкой и наполнил их водой, загрязненной химическими веществами, которые просачиваются из подземного хранилища.

– В поэзии это называется справедливым возмездием. – Джордино поднял пустые бутылки. – Он выпил почти три литра этой дряни.

– Когда его внутренности необратимо видоизменятся, токсины проникнут в мозг, и он сойдет с ума, превратившись в одержимого маниакальной жаждой убийства каннибала, – сообщил Питт с непроницаемо-каменным выражением лица.

– И у него уже нет никакой надежды? – спросил потрясенный Брюнон.

Питт покачал головой:

– Ив Массард умрет, привязанный к кровати, умоляя, чтобы его избавили от страданий. Жаль только, что его жертвы не увидят этого.

10 июня 1996 года

Вашингтон, округ Колумбия

Две недели спустя после осады Форт-Форо адмирал Сэндекер сидел во главе длинного стола в конференц-зале штаб-квартиры НУМА в Вашингтоне. Рядом сидели доктор Чэпмен, Хайрем Йегер и Руди Ганн, глядя на экран размещенного на стене монитора.

Адмирал нетерпеливо показал на пустой экран:

– И когда они собираются показаться?

Йегер, не спуская глаз с монитора, прижимал к уху телефонную трубку.

– Спутник вот-вот начнет транслировать из Мали их сигнал.

Не успел он договорить, как на экране вспыхнула и установилась картинка. Питт и Джордино, глядя в камеру, сидели за письменным столом, заваленным раскрытыми папками с документами.

– Вы там у себя хорошо нас видите? – спросил Йегер.

– Привет, Хайрем, – ответил Питт. – Рады видеть твою жизнерадостную физиономию и слышать твой голос.

– Вы здесь тоже неплохо смотритесь. Всем не терпится поговорить с вами.

– Доброе утро, Дирк, доброе утро, Ал, – поздоровался Сэндекер. – Как твои ранения?

– Здесь полдень, адмирал. А чувствую я себя прекрасно, спасибо.

После того как Питт обменялся приветствиями с Руди Ганном и доктором Чэпменом, адмирал открыл дискуссию.

– У нас хорошие новости, – с энтузиазмом начал он. – Компьютерный анализ спутникового наблюдения за Южной Атлантикой показал, что уровень роста красной волны уменьшается. Хайрем утверждает, что, судя по всем параметрам, распространение замедлилось чуть ли не до полной остановки.

– Но и того, что осталось, более чем достаточно, – вставил Ганн, очевидно не разделяющий оптимистического настроения начальства. – Мы уже отметили пятипроцентное падение общего содержания кислорода. Вскоре начнут проявляться последствия.

– Во всех сотрудничающих с нами государствах мира был наложен суточный запрет на появление на улицах автомобилей, – сообщил Йегер. – Все самолеты остались на аэродромах, промышленные предприятия не работали. Мир был на волосок от гибели.

– И спасен он, без сомнения, благодаря усилиям вас обоих, – заявил Чэпмен. – Ты и Ал отыскали источник синтетической аминокислоты, стимулировавшей рост динофлагеллатов, и прикрыли его, а наши ученые из НУМА обнаружили, что небольшие добавки меди в концентрации 10-6 губительно воздействуют на их воспроизводство, так что мы рассчитываем в скором времени сначала приостановить этот процесс, а затем обратить его вспять.

– Значительно ли сократилось загрязнение реки Нигер после прикрытия утечки? – спросил Питт.

Ганн кивнул:

– Почти на тридцать процентов. Я недооценил степень миграции подземных вод от предприятия вредных отходов на юг к реке. Они просачивались через песок и гравий Сахары гораздо быстрее, чем я изначально представлял.

– Как скоро уровень загрязнения упадет до безопасного?

– Доктор Чэпмен и я полагаем, что пройдет добрых шесть месяцев, пока большая часть остатков вытечет в океан.

– Прикрыть источник загрязнения было жизненно важным первым шагом, – произнес Чэпмен. – Это дало нам дополнительное время для распыления с воздуха микрочастиц меди над основной площадью волны. Я думаю, уже можно сказать, что мы вырвались из тупика, где нас ждала экологическая катастрофа с самыми страшными последствиями.

– Но сражение еще далеко не закончено, – напомнил ему Сэндекер. – Только промышленность Соединенных Штатов потребляет пятьдесят восемь процентов мирового кислорода, в основном вырабатываемого планктоном Тихого океана. Через двадцать лет, с учетом прогнозируемого увеличения транспортных потоков и продолжающегося уничтожения лесов и болот, мы будем быстрее расходовать кислород, чем природа воспроизводить его.

– И мы по-прежнему не избавились от проблемы загрязнения океана химическими веществами, – вторил адмиралу Чэпмен. – Не надо паниковать, но чуть не свершившаяся трагедия с красными волнами продемонстрировала, насколько близко подошли человечество и природа к последнему глотку кислорода.

– Может быть, теперь, – сказал Питт, – мы перестанем относиться к воздушной атмосфере как к чему-то неизменному, дарованному нам свыше раз и навсегда.

– Прошло две недели, как вы приняли на себя руководство Форт-Форо, – перевел разговор Сэндекер. – Какова ситуация?

– В общем неплохая, – ответил Джордино. – После прекращения поставок отходов мы день и ночь эксплуатируем солнечный реактор. Через тридцать шесть часов все спрятанные Массардом в подземных хранилищах промышленные отходы должны быть уничтожены.

– А что вы сделали с хранилищем ядерных отходов? – спросил Чэпмен.

– Я попросил тех французских инженеров, которые стояли у истоков монтажа предприятия, – рассказал Питт, – после краткого отдыха от испытаний в Тебецце вернуться на работу. Они согласились и набрали рабочие бригады малийцев, чтобы продолжить раскопки и углубить камеру хранилища на полтора километра.

– А хватит этой глубины, чтобы уберечь земные организмы от воздействия этих высокоактивных отходов? Плутоний-239, например, имеет период полураспада двадцать четыре тысячи лет.

Питт улыбнулся:

– Сам того не подозревая, Массард выбрал самое лучшее место для захоронения подобного мусора. В этой части Сахары геологические структуры очень стабильны. Эта скальная камера продержится без изменений сотни тысяч лет. У нее нет в соседстве кристаллических пород, и она гораздо ниже пласта грунтовых вод. Можно не беспокоиться, что эти отходы вновь воздействуют на чью-либо жизнь.