Петр Катериничев - Банкир

Потом спустилась к ручью, осторожно, — змей боялась, я их с детства боюсь, а майские змеи, говорят, самые кусачие — они тогда свои свадьбы празднуют…

Но никаких змей не оказалось. Ручей был удивительно чистый, но очень холодный, ключевой. Я облилась вся, с головы до ног, потом закуталась в эту куртку… Куртка была совсем новая, от нее никем не пахло, и видно — Цапли, потому что длинная мне, хотя я и сама — не маленького совсем росточка.

Запахнулась я в нее, сориентировалась по ручью и пошла домой. Лесом. Уже когда подошла к Покровску, сидела в лесу дотемна: городок у нас небольшой, и ходить голой, в какой-то куртке чужой, босиком… Дождалась я вечера — стемнело в девять, в десятом, — замерзла — вечер оказался не такой уж теплый… И побрела домой. Потом одумалась: что с родителями будет, если заявлюсь вот так вот: руки — в синяках, просто пятерни отпечатались, сама — нагишом… Короче, позвонила я домой с автомата, сказала, что у подруги заночую, в Роще, — это вроде черта города, а километров десять, и автобусы после десяти никакие не ходили. Мама еще спросила: ничего со мной не случилось? — как чувствовала, а я ответила — ничего, все хорошо. Не знаю, поверила она мне или нет…

А сама действительно побрела в Рощу, деревня так называется, а рядом с ней — монастырьстаринный. Раньшев немкакой-тотехникум сельскохозяйственно-заочный помещался, потом церкви решили отдать, а в то время там как раз строители и реставраторы работали. Пришла я туда уже ночью.

И жутковато, звезды на небе, луна, и весь монастырь — он же массивный, как крепость! — в озерке отражается. И мне мучительно захотелось искупаться; забрела в воду, она показалась мне просто теплой — может, потому, что вода стоячая, прогрелась за день, может, просто я сильно очень замерзла… Зашла и поплыла в лунном луче — здорово, сказочно, что и не передать… Будто и не было ничего днем, будто… Только я, теплое озеро, небо и старинные башни… Потом выбралась на берег, отжала волосы, завернулась в ту же куртку, забрела в монастырь, влезла на какую-то башню и уснула на свежем деревянном настиле…

Весь день будто туманом каким заволокло, осталось только ощущение теплой чистой воды и свежий запах струганого дерева, живой…

Проснулась чуть свет, выбралась на шоссе, подъехала до Покровска на каком-то пустом еще рабочем автобусе… Знаешь, старый такой, с дверцей…

Пожилой водитель только кхекнул, рассмотрев мой наряд, но не сказал ничего, довез до площади… Еще и шести, наверное, не было, народу — почти никого, а я — как физкультурница — прямиком домой побежала. Отец в командировке был, мама, я знаю, к шести должна была уйти в больницу, на дежурство. Разыскала ключ под ковриком — он у нас один был на всю семью, остальные потерялись, а сделать — все никому недосуг было… Сразу забралась в ванну — до восьми утра у нас всегда горячая была, даже летом, и отмокала там, наверное, час или два…

И вроде тихо все, мирно, будто и вправду не было ничего… А через пару дней встречает меня во дворе Валька, злая такая:

— Ты знаешь, Одинцова, что ты девке башку проломила? В больнице она сейчас!

— А Цапле этому — разве нет? — отвечаю я ей так спокойно, даже сама удивилась. — Или у него там кость сплошная?

— Ты че, не соображаешь? С тобой пошутили, а ты… Короче, должок за тобой остается. Крупный. Уж чем отдавать будешь — не знаю. Родители девки этой в суд собираются подавать, ты понимаешь? Загремишь в колонию, на малолетку, а это хуже, чем во взрослую, там девки злее и конвоирши — сплошь лесбиянки.

Натерпишься.

— Да? — Я закатала рукав платьица. — А это — тоже от шуток? Или вы заткнетесь все, или я прямо сейчас пойду заявление писать! Кто тогда твоего Костика трахать будет? Какой-нибудь точно вроде этого Цапли.

— А Костик, если хочешь знать, тут вообще ни при чем.

— Да? И ты — тоже ни при чем?

— Да мы же шутили…

— Пошла ты со своими шуточками знаешь куда?!

— Ты вот что, слушай. — Валька понизила голос до шепота, вроде доверительно… — Ты Верке тоже всю морду расквасила… Она клялась, что подстережет тебя и кислотой обольет! Ты подумай… И денег надо немного… Это только справедливо. А Костик, он придумает, как…

Дальше я уже не слушала. Вдруг накатило что-то, что я пыталась с себя смыть там, в ночном озере, кулачок сжался сам собой, и острыми костяшками я взяла и ткнула Вальку в нос… А потом уже остановиться не могла… Схватила за волосы и стала тыкать в землю, раз, другой, третий… Пока лицо ее не стало бурым от крови и грязи… Что я кричала ей — не помню; набежали какие-то ребята, меня насилу оттащили… Я потом ждала — со мной придут разбираться, но так ничего и не произошло… Только в школе стали обзывать — Бешеная. А Валька с той поры, как видела меня, старалась на другую сторону переходить…

Видела я ее с год назад… Обрюзгшая ширококостная бабища, даже не верится, что в девках парни за нею табунами плясали, как жеребцы на первом выгоне… Вышла замуж за кого-то, живут — хлеб жуют…

А мне с того случая иногда снится, что меня заставляют раздеваться… Но сны почему-то вовсе не страшные… Скорее — чем-то даже волнующие… И всегда в них я ухожу куда-то в свет… В мягкий, нежный свет… И меня ласкают сильные руки…

Знаешь, налей мне тоже коньяку…

Пока Лена рассказывала, я прихлебывал по чуть-чуть. Получилось, выпил почти целый стакан. Взял изрядно полегчавшую бутылку, ее стаканчик.

— Э-э-э… — Девушка укоризненно посмотрела на плещущуюся на донышке янтарную жидкость. — Этак ты снова свернешь на скользкий путь пьянства и алкоголизма…

— Это я сопереживал. Уж очень ситуация была напряженной.

— Так оно и было. Потом пережилось как-то. Все проходит.

Девушка запила коньяк кока-колой, отпила глоток, закурила сигарету:

— Слушай, а зачем тебя хотели убить в Лазурном?

— Если бы хотели убить — убили бы. Меня хотели захватить. По-видимому, они запутались в полученной от меня информации и, узнав каким-то образом, что «клиент» остался жив, решили повторить эксперимент, наверстать упущенное.

— Интересно, а как они узнали, где ты?..

— Может быть, Кришна знал и раньше, только теперь момент подходящий подошел, он и «слил» информацию обо мне «игрокам»; ты посмотри, что на московском Олимпе творится: Юпитер, как у него принято, строит системы противовесов, и все тусовочные команды активно двигают своих. Все в конце концов замыкается на уполномоченные банки и степень их «уполномоченности».

— Уполномоченности — в чем?

— Крутить бюджетные деньги. А суммы, поверь, немаленькие!.. Вернее — это настолько большие суммы, что…

— Грустно это все. Если это и есть та «Большая Игра», то я не хотела бы быть в числе играющих.

— Боюсь, что нас уже можно отнести к разряду отыгранных фигур… Это если играть в шахматы. А если на той же доске, но в «Чапаева»?