Петр Катериничев - Банкир

— Как это?

— Ставится пробочка — и щелчком вышибается та фигура, которая тебе не нравится!

— Тогда у нас в «Чапаева» играют все! Фигуры вышибаются влет, и уже не первый год, вот только… Вот только претендентов на их кресла и сопутствующий риск — все одно куда больше, чем самих мест. Видно, медом там еще тем намазано…

— Как сказал Михеич — и вязнут в том меду, будто мухи. Насмерть.

— Дорохов… А ты тоже в этой сладкой банке плаваешь?

— Вряд ли. Я же тебе рассказал. Я — «selfmademan» и плохо вписываюсь в выстроенные схемы олигархии… То, чем я занимаюсь, — высокопрофессиональный, но мелкий бизнес.

— Но у Кришны-то крупный?

— Видимо, очень.

— Слушай… А ведь в Лазурном был не один… отряд. Настоящая война, даже гранатомет ухал… Кто с кем воевал-то?

— А вот этого не знаю… Мутно все в голове… И все же, думаю, предположение о том, что Кришна подставил меня живцом, вполне верное…

— Значит, он скверный человек.

— Да нет. Как бы тебе это объяснить… Он скорее военачальник, который жертвует одним батальоном, который имитирует захват плацдарма вроде для масштабного наступления. Причем в батальоне не знают об имитации, дерутся насмерть, противник бросает против все наличные силы и вязнет в бою. В то время как настоящее наступление происходит совсем в другом месте, там, где «супостат» не ждал… Знаешь, Кришна всегда увлекался военной теорией, в том числе теорией битв. И любил повторять, что деньги — всего лишь когорты и легионы невидимой империи и война между ними идет всегда… Глупо осуждать полководца за проведенную войсковую операцию. Они мыслят другими категориями…

— Как-то ты это невесело произнес… Наверное, финансовый полководец из тебя не выйдет…

— Почему это?

— А для тебя люди — важнее денег.

— Да. И это нормально.

— Знаешь… Человек, который мыслит о деньгах, как о легионерах, постепенно сам станет легионером денег… И найдет среди них своего цезаря.

Своего золотого божка.

— Молоха?..

— Да. И будет служить ему — и больше никому.

— Ленка, не усложняй…

— Ладно, не буду. Может, твои предположения и верны… — произносит девушка, но совсем неуверенно…

…А я гляжу на несущиеся за окном снежинки. И — вспоминаю свой недавний сон. И — давний… Белый, с алым паукообразным крестом, плащ Великого Мастера несется под сводами Замка, будто снежный смерч, заставляя рыцарей и командоров замирать ледяными статуями… Перстень падает в мутные мартовские воды реки, по которой плывет пепел могущественнейших людей столетия… Темные пролеты лестниц, ведущих в никуда… Громада Банка, его зеркально-тонированная поверхность отражает свет, как отражают его стекла «шопов», «маркетов», ночных клубов, как отражает его сталь клинков, глаза манекенов, марионеток, кукол…

И девушка смотрит на меня глазами маленького ребенка, которого так хочется защищать от всех мыслимых бед, и сегодня, и всегда… И для меня потерять ее сейчас — уже страшнее, чем потерять все остальное… А как выбраться из всей этой бодяги?

Придумаю. Будет день, будет и песня. Тем более утро вечера мудренее!

— Дорохов, — тихо произносит девушка, — а что же тогда все-таки Грааль?..

Снежинки за окном на миг блистают в случайном свете и пропадают. Впереди ночь, и ее еще предстоит прожить.

Снежные заряды неслись в ночь, вихрились и пропадали там, где темной смутной стеной стоял бор.

Переменчивый месяц… Будто взгляд Азазелло — один глаз карий, южный, ласковый, как оттепель, другой… Другой — косит куда-то, а то и вовсе смотрит пустым бельмом, нежитью…

Магистр отошел от окна. Хотя стекла и были бронированными, двойными, он не забыл ошибку Кришны. И еще его пугал этот дальний лес… Просто пугал — и все.

Магистр подошел к бару, налил себе в хрустальный стакан водки, выпил, запил виноградным соком. По телу побежало тепло, а во рту остался сладкий привкус мускатного винограда.

Он думал о проведенной операции. Как ни странно, пока все складывалось — тьфу, тьфу… Деньги Кришны так нигде и не проявились, значит… Значит, только он один и знал доступ к этому Эльдорадо, к этим столбикам цифр, которым вполне по силам отобрать власть у Замка…

Бран, наивысший приоритет Замка, Магистра не беспокоил. По-видимому, ему хватало хлопот по политике: перестановки в правительстве занимали все его время, и упускать нужные рычаги было бы совсем глупо…

Магистр уже получил информацию о событиях в Лазурном, но, как ни странно, это его не сильно взволновало. Скорее всего подключились люди Гончего; сам Дорохов исчез, бегать по стране в ее нынешнем состоянии можно вечно, да Магистру и не хотелось думать об этом «призраке». Если бы финансист хоть что-то знал, он бы уже действовал. Тем не менее он, Магистр, подумает о его окончательной переправке за Лету. Как и о другом — Альбере. Магистр уже связался с криминалами — и со славянами, и с «пиковыми», и с «чехами»…

Назначенный приз Должен их вдохновить. А «оперативные возможности» криминалов нередко превосходят подобные в МВД. Деньги и страх — более действенные стимулы, чем «чувство долга». Куда более действенные. Как только Дорохов и Альбер исчезнут навсегда, станет спокойнее. Призракам не место среди живых.

И еще одно — устранение Гончего. Чтобы он и его люди не могли помешать Замку уже нигде и никогда. Разработал эту операцию сам Магистр и относился к делу спокойно: ничто не предвещало неожиданностей, Гончарова должны убрать уже сегодня ночью. Секунду подумав, не упустил ли чего, Магистр поднял трубку аппарата связи:

— Приоритет Магистр.

— Вас слушают.

— Затравите Гончего.

— Есть.

Все должно пройти чисто.

Правда, что-то подспудно тревожило, он никак не мог ухватить нечто важное из своих ощущений… Никак. Возможно, он просто устал. Даже скорее всего.

Последнее время он работал с перегрузкой. С огромной перегрузкой. И мысли его текли вяло, неспешно, без прежнего азарта, и во всем теле чувствовал он ту ленцу, какая бывает при затяжной, пере-падной весне… Нужно просто поспать. И — расслабиться. Он поднял трубку:

— Пришлите кого-нибудь…

— Да?

Магистр подумал минутку…

— Трех.

— Да. Как скоро?

— Немедленно.

Подошел к бару, снова налил водки, выпил… Почувствовал пришедшее расслабление, но не совсем… Вышел в соседнюю комнату.

Девушки уже ждали. Это были подростки, едва ли старше четырнадцати… Все трое были одеты в школьные платьица, сшитые специально для них по заказу.

Увидев вошедшего, они встали, как по команде. Запустили руки под юбочки и сняли трусы. Магистр по-хозяйски уселся в кресло, закурил сигарету, включил музыку.

Две девочки, пунцовые от смущения, начали раздевать друг дружку. Третья — сама сбросила фартук, платьице и майку; оставшись нагишом, подошла к креслу, опустилась на колени и стала расстегивать мужчине брюки.