Роман Кожухаров - Пуля для штрафника

Нелядов жал на гашетку, пытаясь обрести равновесие, а на деле попросту цеплялся за пулемет, чтобы не кувырнуться в реку. Ноздреватый ствол МГ прыгал вверх-вниз, выписывая очередями замысловатые кренделя. Пули летели и в небесное молоко, и во все стороны вдоль правого берега.

Тут Трошка, видимо, понял, что главное — успокоиться самому и утихомирить устроенную рекой и плотом свистопляску. Он попросту замер, что-то прокричав Кренделю. Скорее всего, что-то насчет того, чтобы тот тоже не шевелился. Все это длилось какие-то доли секунды. Вот наконец он обрел точку опоры. Согнувшись над пулеметом, прижавшись головой и лицом к линии прицела, он начал стрелять. Пошла уже совсем другая стрельба. Крендель тем временем опустил в воду перо весла. Он не греб, а попросту правил, не давая плоту крутиться на месте и сохраняя на плаву его устойчивость. Расчет оказался верным. Инерция движения к противоположному берегу у плота сохранялась, а стремительное течение реки несло его мимо немецких позиций, в сторону крутого речного поворота. Плот уже почти преодолел середину реки, и теперь поток сам по себе должен был вынести его к противоположному берегу. Главное — продержаться этот отрезок переправы, где штрафники оказывались наиболее уязвимы.

Нелядов утюжил очередями всю кромку обрыва правого берега. Немцы поначалу даже растерялись, боясь головы высунуть. Видать, хорошенько шарахнул по их психике сам вид Трошки с МГ, водруженным на станок. Еще бы развернуть на чахлом квадратике полтора на два метра целое пулеметное гнездо и без всякой оглядки сеять теперь смерть и панику в фашистских неприступных рядах.

— Огонь! — снова скомандовал Аникин. Трескотня стрельбы всколыхнулась на левом берегу с новой силой, аукнувшись на отделенных рекой высотах новыми порциями смертоносного свинцового града.

Винтовочная и автоматная стрельба тут мало помогала. Намного эффективнее действовал пулемет Бондаря. Богдан Николаич уже третий раз переползал на новую позицию, одновременно меняя и стрелянные диски. Всякий раз по нему принимался работать снайпер. Вот он добрался до Аникина и, переводя дыхание, выпалил:

— Засек його, гадину!

— Кого? — переспросил, крича Бондарю чуть не в самое ухо, Аникин.

Все равно его голос заглушался минометным ревом.

— Гада этого, який пчелок к нам запускает. За деревом сховався, в самых корнях… По центру от нас, где корни свисают с обрыва. Бачишь? От цього ствола три пальца влево. Ствол поваленный.

Андрей выглянул на миг. Тут досталось и ему. Возле самого уха, свистнув, шибануло по шапке-ушанке. Вначале Андрей подумал, что залетела шальная. А потом, нагнувшись за сбитой шапкой, увидел, как пущенная следующим выстрелом пуля вошла в заднюю стенку, сковырнув глиняный край окопа. Как раз там прошла, где только что торчала его голова, командира отделения, старшины Андрея Аникина.

— Ну, шо я казав? Пулеметом його не сковырнуть. Тильки щепки летять…

Все, теперь уже ясно как божий день, что гад этот фашистский с оптическим прицелом держит всю их линию на прицеле. А ведь командиров они снимают в первую очередь, заодно с пулеметчиками. Так-то вот, едрена кочерыжка, попал ты теперь, товарищ командир, в снайперский прицел. А выбраться из него ох как непросто.

— Слушай сюда! — крикнул Аникин. — Головы зря не высовывать. Менять позиции!

Андрей приказал своим быть осторожнее, стрелять, стараясь схорониться за мало-мальски пригодными для этого укрытиями. Тут его и осенило. А ведь про кочерыжку его не зря надоумило вспомнить. Так в войсках называли ПТР, оно же — противотанковое ружье. В отделении «кочерыжек» не было. Пэтээровцев держали в первом взводе. Одна она была на всю роту. А тут она здорово могла бы помочь. Дальнобойная и бьет наверняка. Если такой засадить по гнезду пулеметному, только пух и перья полетели бы от курятника фашистского.

Аникин по траншее пробрался на правый фланг. По пути дернул Зайченко. Тот обернул на командира очумелое, ничего не понимающее лицо.

— Небось, все патроны уже израсходовал! — крикнул Аникин.

— Что? — непонимающе переспросил солдат, а потом, разобрав, о чем речь, кивнул: — Ага, товарищ командир, мне Попов дал обойму. Я их берегу. По разу в минуту пуляю.

— Пуляю… Короче, берешь ноги в руки и пулей летишь к Кондрату. Пусть организует нам ПТР.

— Так оно же у Кондрата, в первом взводе! — утирая пот с грязного лица, крикнул Зайченко.

— Да я знаю, что в первом! — нетерпеливо кричал в ответ Аникин.

— Так, товарищ командир, надо бы сначала к Демьяненко. Вы ж знаете, товарищ старшина, как наш взводный…

— Отставить! — крикнул Аникин. — Здесь я приказываю. Знаешь, где Кондрата люди?

— Да, товарищ…

— Бегом туда… Проси, чтоб выдал расчет с «кочерыжкой». Тьфу, черт, ну, противотанковое ружье чтоб нам выделил. Скажи — для прикрытия переправы. Скажи, гады снайперские дыхнуть не дают. Скажи, подавить их надо. Понял?

— Так точно, товарищ ко…

— Ну, так бегом, раз понял! — выдохнул Аникин, придав Зайченко в спину ускорительное движение.

Сам старшина тут же занял позицию Зайченко, у самого основания толстенного тополя, там, где одно из корневищ, причудливо изгибаясь, входило в землю, создавая что-то вроде амбразуры. А ведь позицию Зайченко выбрал неплохую, так его растак. Самого стрелявшего дерево закрывало почти полностью, а щель между землей и веткой давала достаточно места для осмотра и стрельбы.

В этот момент характерные громобойные раскаты дрогнули на правом берегу, и тут же один за другим несколько взрывов громыхнули позади села. Похоже, немцы очухались и подключили свою артиллерию. Теперь они старались накрыть наши минометные батареи, выдвинутые в помощь переправлявшимся.

Тем, кто форсировал Днестр, приходилось совсем туго. Один за другим на реку посыпались мины и снаряды легких пушек. Фашисты словно задумали изуверскую хитрость, задумав сварить русских солдат в кипятке. Вода вокруг плотов, на которых продолжали держаться штрафники Нелядова, действительно буквально закипала от осколков и пуль.

Сам Трофим безостановочно бил из своего пулемета по правому берегу. Левая рука его беспомощно болталась, и кровь лилась на мокрый, багровый плот. Крендель, тоже раненный в ногу, одной, левой, рукой изо всех сил пытался править плотом, а правой стрелял из своего ППШ, поднимая его на весу. Он с трудом, с гримасой боли и усилия на лице, опять и опять поднимал свой автомат и, сделав короткую очередь, ронял дымящийся ствол на пробитую ногу. Выстрел опрокинул навзничь его голову с аккуратной дыркой во лбу. Лицо его окунулось в воду, а затем туловище и весь он погрузился во мглу реки.