Роман Кожухаров - Пуля для штрафника

— Ой, больно, пусти, больно… — заверещал тот.

— Поговори мне еще… — прошипел Хаген. Словно опомнившись, он вдруг отпустил штрафника. Тот сразу отполз на несколько шагов и схватился за винтовку и передернул затвор.

— Ну, что… что ты сделаешь? — внутренне, словно для броска, подобравшись, спросил Хаген. В его голосе звучала такая злоба, что Вольф, замер и не шевелился. Как загипнотизированный удавом кролик.

Наконец он шевельнулся, демонстративно отодвигая винтовку в сторону.

— Ладно, остынь, — примирительно произнес Вольф. — Дался тебе этот русский… Он же приплыл сюда нас убивать.

— Мне нет дела до этого русского… — глухо отозвался Отто. — Он уже мертв. Меня беспокоят другие русские. Те, которые живы. Мы должны найти их и уничтожить. Это приказ обер-лейтенанта Лотара.

Хаген произнес это уже на ходу, осторожно отходя опять к тополиной опушке.

— Выполнять приказы герр обер-лейтенанта — себе дороже… — проговорил Вольф, стараясь поспеть следом. В голосе его уже не осталось и тени обиды. — Мне не хочется получить пулю в лоб из-за того, что наш доблестный писклявый герр обер-лейтенант мечтает получить гауптмана.

— Мы просто проверим, переправился или нет противник на наш берег, — упрямо твердил Отто.

— Какой смысл искать горстку этих русских, если их уже и в помине нет? — все больше оживал Вольф. — Этот волчонок Рудольф давным-давно отправил их рыбам на корм. Ты еще не понял? Хочешь, вернемся и спросим у него? А, давай, Отто, это все-таки лучше, чем таскаться по этим прибрежным зарослям. Еще, чего доброго, нарвемся на русскую разведку. Утащат нас к себе через реку.

— Ты хочешь что-то разузнать у волчонка? — с усмешкой переспросил Отто. — Не-ет, я лучше найду и обезврежу группу русских головорезов. Наши молокососы и говорить-то по-человечески не умеют. Только рычат и кусаются. Ты забыл, где их натаскивали?…

Мысли о том русском понемногу оставили Хагена.

— Да, — обрадованно согласился Вольф. — Гитлерюгенд — это настоящая волчарня. Лучше нашего снайпера не беспокоить, а то еще, не приведи Господь, всадит пулю без всяких разговоров. И будешь болтаться на бережку бок о бок с тем русским.

Про снайперов Отто с вечера наслушался. Вольф видел группу вновь прибывших возле штаба батальона. Потом как раз в карауле вместе стояли, он все про стрелков и рассказывал.

— Ты бы видел, Отто… Неужели в вермахт уже детей начали призывать?… Сосунки!… Одно слово… — живописал Вольф. — Ну, только-только от юбки мамкиной оторвали. И как им только оружие доверили? Эти винтовки больше их самих весят…

— Сколько их? — жмурясь от едкого табачного дыма, переспрашивал Хаген. Он не разделял откровенно насмешливого настроя Вольфа.

— Человек восемь… — хихикая, ответил тот. — Чисто детишки из песочницы…

— Да… наверняка распределят в каждый взвод… — вслух размышлял Хаген, кутаясь в шинель. Весенний ветер дул прямо с реки, до костей пробирая сырым холодом. Одно спасение — табак. Сегодня днем ему удалось выбраться в прибрежное село и выменять у пожилого крестьянина целую стопку засушенных табачных листьев. Хозяин табака, одноглазый старик, все время вытирал коричневыми, как сушеные листы, ладонями влагу, сочившуюся из пустой глазницы. Отто оставил ему полбуханки хлеба. Старик добавил еще несколько листьев и выговорил: «Румынь…» При этом слове он поморщился, показывая скрюченным пальцем на зияющую глазницу. Потом ткнул тем же пальцем в табачные листья, еще раз произнес «румынь» и продемонстрировал характерный жест, как бы говорящий, что румынам его табак не достанется. Отто закивал ему головой и понимающе улыбнулся.

Румынская часть стояла с другой стороны села, в глубине позиций артиллерийского дивизиона. Сами союзники старались не попадаться на пути «пятисотых» и артиллеристов. Несколько раз штрафники, натолкнувшись на румынских солдат, нещадно их избивали. После Сталинграда, когда исход многомесячного противостояния решило наступление русских на румынском направлении, в частях вермахта укоренилось стойкое мнение, что в проигрыше на Волге и коренном переломе всей войны виновны их трусливые союзнички.

— …Черт, лучше бы минометов прислали… — задумчиво произнес Хаген.

— А детишки тебе чем не угодили? — все хихикал Вольф. — Они же безобидные. Будут портянки нам стирать… Ха-ха!

— Увидишь, еще намаемся мы с ними, — ответил Отто. — Гитлерюгенд этот начнет работать по русским позициям. У Иванов начнутся потери. Они совсем злые станут. А злому Ивану эту реку переплыть намного проще. Уж такие они солдаты, что лучше их не злить… Дошло до тебя?

По умолкшему Вольфу Отто понял, что дошло.

— Ну, вряд ли эти молокососы и стрелять-то умеют, — проговорил Вольф. Но теперь в его голосе уже не было ни насмешки, ни издевки.

Дело свое молокососы знали назубок. Батальон убедился в этом уже на следующий день. Поначалу, пока их не распределили по подразделениям, держались вместе, как волчата в стае. Неразговорчивые, нелюдимые, на вопросы отвечают односложно. Любые попытки шуточек и подковыки в свой адрес встречали такими озлобленными взглядами, что желание шутить само собой пропадало. Так шутники, как-то сами по себе, быстро от юных снайперов отстали.

Прибывших снайперов распределили по двое по ротам батальона, а двоих прикомандировали к артиллерийскому дивизиону.

Те, что попали в третью роту, где служил Отто, точно оказались волчатами — одного звали Рудольф, а второго — Вольфганг [3] Рудольф (нем.) — славный волк. Вольфганг (нем.) — путь волка. .

Эти двое везде ходили со своими карабинами в руках — на построении, возле походной кухни, на ночь возле себя на нары укладывали. Ни на минуту с оружием не расставались. И постоянно возились со своими карабинами, как с самой любимой игрушкой. А игрушки у ребят были действительно стоящие. 98-е «маузеры» — сверкающие, будто только с заводского конвейера, тщательно смазаны, ухожены. К каждому в придачу — прицел. Какая-то новая разработка, Отто таких на фронте даже не видел. Над прицелами их хозяева вообще тряслись, пылинки сдували. С Рудольфом Отто быстрее нашел общий язык. Оказалось, что они действительно проходили обучение в Гитлерюгенде. Три месяца занимались с мелкокалиберными винтовками, стреляли с утра до ночи. А эти карабины только перед отправкой на фронт получили. И прицелы. Они четырехкратные, с двумя уровнями плоскости. Два утра подряд Рудольф и Вольфганг выползали на обрывистый берег реки. Земля холодная, погода промозглая, а им хоть бы что. Сучьев наломают, маскировку сделают. Часами занимались. К рельефу местности привыкали. Излазили все обрывы вдоль правого берега Днестра, каждый спуск и подход к воде опробовали. И все со своими винтовками. Прицел прикрепят и высматривают. Упражнялись, но пока без стрельбы.