Николай Стародымов - Вороной жеребец Кагыр-Кана

— Зачем?

— Это их дело, Алтаец, их это дело.

— Дело их, а голову подставлять мне!

— Они за это платят, — очень мягко напомнил Шеф. — Они за это очень хорошо платят.

Шеф очень не любил лишние вопросы. А разговоры об опасностях и трудностях вообще не признавал, называя их лирикой и вкладывая в подобное нейтральное слово изрядный заряд пренебрежения и презрения.

— Извините, — буркнул Арсений.

— Бывает-бывает, — кивнул Шеф. — Итак, перед тем, как ты узнаешь все остальное, мне необходимо узнать о твоем принципиальном согласии. Мои правила ты знаешь: до этого момента можешь отказаться от задания без каких-либо последствий для тебя.

Да, Арсений об этом был проинформирован еще когда вступал в организацию. В принципе, он, как и любой другой член команды Шефа, мог отказаться от очередного задания. Теоретически. Даже без объяснения причин. И санкций за это ни для кого никаких не предусматривалось. На первый раз. На второй тоже. Но третьего приглашения уже не поступало. Человека якобы отпускали… Во всяком случае, так внушал ему Шеф. Арсений этому не верил. Не такой Шеф человек, чтобы простить отколовшегося, оставить в живых и на свободе того, кто знает его как руководителя группы наемных убийц. Хотя проверить подобные заверения Алтаец не имел ни возможности, ни желания. Потому что он не был знаком ни с одним «отказником»… Впрочем, он в организации вообще никого, кроме Шефа не знал. Таковы установленные правила.

У Арсения отказов еще не было. Начинать отсчет он не собирался. Да и не возникало в том необходимости. Не было причин отказаться и в этот раз.

— Я жду задание, — повторил он.

Шеф перевернул и бросил на столик перед киллером фотографию. На Арсения взглянули глаза… Знакомые, такие знакомые глаза… Кто же это? Арсений явно знал этого человека…

— Виктор Сергеевич Волков, генеральный директор товарищества с ограниченной ответственностью «Солдатское братство» и директор-распорядитель благотворительного Общества содействия солдатам, пострадавшим в неправедных войнах.

И тут Арсений вспомнил эти глаза!

Арсений взял фотографию в руки. Да, сомнений не было. Это был Виктор Волков. Витька-Волк. Или Витька-Курд, как его обычно звали в роте.

Он и был матерым боевым волком, когда Арсений прибыл в подразделение с пополнением. Грязный и закопченный, в потрепанной форме, Виктор взглянул на новоприбывшего и громко засмеялся:

— Ну и репа у тебя, чукча! Как луна…

— Я не чукча, кацап неумытый, — вскипел Арсений. — Я — кумандинец! — и весь сжался в ожидании немедленной расправы со стороны старослужащего «кацапа».

Неподалеку от его родного алтайского села Курлек жили русские староверы, или кержаки, как их называли по-таежному. От них он усвоил, что слово «кацап» для русского — большое оскорбление. Тем более «неумытый»… Потому и ждал расплаты…

Но все случилось иначе.

— Кто-кто ты у нас? — удивленно и незло переспросил «дед». — Кумандинец, говоришь? А не врешь?

Арсений растерялся:

— А чего мне врать-то?

— Ну раз так, прощаю тебе «кацапа неумытого»! Во-первых, потому что я действительно кацап и меня этим не обидишь; во-вторых, потому что ты и сам будешь через день неумытым, сюда воду привозят только когда того захочет левое яйцо зампотыла; а в-третьих, потому что я тебе сейчас такое прозвище дам, что сразу за все отыграюсь!

Солдаты, что были поблизости, насторожились. Кличка в армии — клеймо, которое ничем не смоешь. Бывает, такое пристанет: до слез доводит, а не отлепишь. Окрестят какого-нибудь Барсукова «барсукиным сыном» или Зайцева «заяйцевым» — помаешься. А то, бывает, и похлеще что придумают. Солдаты — народ острый. И безжалостный в этом деле. Куда бы потом тебя не перевели — прозвище обязательно потянется в новую часть.

Между тем Виктор, почувствовав всеобщее внимание, возвысил голос:

— Мужики! Граждане, товарищи, господа и примкнувшие к ним джентльмены! Для посвященных напоминаю, а для остальных сообщаю, что жители Алтая обобщенно называются, или назывались, урянхайцами. Так вот, кто знает самого знаменитого урянхайца всех времен и народов?

Не знал никто. Поглядывали на плоское лицо Арсения, прикидывая, на кого из знаменитостей он походит. На певца Кола Бельды, как будто бы, но тот ведь не с Алтая… Аналогий не находили.

Арсений сразу понял, куда клонит Виктор. Но ничего поделать не мог.

Лишь попросил жалобно:

— Ну не надо… Пожалуйста…

Но этим лишь подлил масла в огонь, вызвав к своей национальности дополнительный интерес.

— Да говори же, не тяни кота за яйца! — требовали сослуживцы.

— На земле за всю эпоху исторического прогресса нашлась всего пара-тройка полководцев, которые за свою военную биографию не потерпели ни одного поражения, — продолжал нагнетать Виктор. — И один из них…

— Суворов, что ли?

Смеялись дружно, сравнивая седой хохолок над худым лицом генералиссимуса с короткими черными жесткими прядями, обрамляющими широкую физиономию Арсения.

— Человек, который прошел со своим войском от Дальнего Востока до Италии, покорил при этом десятки государств, в том числе и Русь…

— А, Чингисхан! — понял, наконец кто-то.

— Теплее. Но все равно мимо, — прокомментировал Виктор. — Чингисхан был императором, предводителем, политическим деятелем, но никак не полководцем. К тому же по национальности он был монголом. А я говорю как раз о его лучшем полководце, о его правой руке, о самом его верном псе. Это…

Характерный свист летящей мины прервал исторический экскурс. Некоторые из ребят, слушавших разговор, так никогда и не узнали о знаменитом соотечественнике Арсения.

Волков и несколько таких же закопченных «стариков» среагировали на долю секунды раньше других. Они уже лежали, распластавшись, на камнях, когда один за другим разрывающиеся снаряды аккуратным веером яростно расшвыривали во все стороны раскаленные осколки. Лишь после этого попадали на землю и остальные: одни от испуга, чтобы вскоре подняться, другие, крича от боли, чтобы, не познав войны, попасть в госпиталь, ну а кто-то молча, чтобы остаться лежать навечно.

Арсению в тот раз повезло. Не понимая что произошло, оглушенный не столько взрывами, сколько грохотом и испугом, слепив щелочки глаз, он рухнул наземь и закрыл голову руками. И лежал так долго, ничего не видя и не слыша, до тех пор, пока кто-то не похлопал его по плечу:

— Ну что, Субудай, жив?

Новобранец пошевелился. Нигде ничего не болело, лишь слегка саднило ушибленную коленку. Начал медленно подниматься.

— С крещеньицем тебя, юный сын древнего народа!

…Совсем скоро внешне Арсений ничем особенно от «дедов» не отличался. Был таким же чумазым и потрепанным. Навыки какие никакие боевые начали появляться… И все же он безотчетно старался держаться поближе к опытному Виктору. Тот был матершинником, ругателем, он мог иной раз высмеять едко и бесцеремонно. И тем не менее на Виктора всегда можно было положиться, он был не из тех, кто струсит и бросит товарища в бою. Впрочем, и сам «дед» охотно взял «салагу» под свое покровительство. Такое на войне часто бывает. Это только в неумных фильмах «дедовщина» на войне процветает. На самом деле там «дедовщина» другая — когда старослужащий опекает молодого, учит его выжить в бою. Потому что издеваться над человеком, с которым — вооруженным! — завтра идти в паре на задание… Нет, его учить надо, чтобы не подвел по неопытности!