Андрей Кивинов - Киллер навсегда

– Не обижайся, Сергеич. Настроение плохое, вот и сказал. Я-то вижу, что ты не на свой карман пашешь. Все равно день загублен – может, сядем где-нибудь, примем по чуть-чуть?

– Нет, Миша, в другой раз. Извини. Сам знаешь, мне лучше не развязываться. Не остановиться будет, а надо еще кое-что сделать.

– Смотри… А я сейчас, если честно, нырну под корягу. С людьми только встречусь, пошепчусь по поводу Борисова. Высади меня здесь, как раз удобно…

…Катя Багрова, рекомендованная Ларисой как лучшая подруга покойной сестры, вела себя скромно. Без пререканий пустила в квартиру, предложила кофе и коньяк, потом устроилась на диване, поджав под себя ноги, и настроилась больше слушать, чем говорить. Волгин сел в неудобное, футуристического дизайна, жесткое кресло и принялся задавать вопросы, одновременно рассматривая комнату. Жилье может сказать о человеке очень много, в особенности если это не временное пристанище, а своя крепость. По этой причине опер предпочитал опрашивать свидетелей по месту жительства и только потом, если возникала необходимость, вызывать в официальные стены. Впрочем, такой подход хорош при постоянном наличии автотранспорта и времени, чем опера «с земли», заваленные сообщениями о кражах, грабежах, телесных повреждениях и разбоях, как правило, похвастать не могут.

– Жаль Инку. Но ничего удивительного в этом нет. Я, наверное, так же закончу.

– Отчего такой пессимизм?

– От жизни, исключительно от жизни. Хотя мне сейчас, кажется, грех жаловаться. Через три дня умотаю в солнечную Италию и не буду видеть благословенную родину несколько лет. После смерти матери меня здесь уже ничего не держит. Или, по-вашему, я должна голодать, но плакать у родных осин?

– Каждый устраивается как может.

– Вот именно. Один убивает, другие ловят убийцу, а третьи устраиваются. Инна тоже была из тех, кто устраивается. Обычно у нее получалось. Не думаю, что она могла влезть во что-то серьезное. Понятно, что бандиты знакомые у нее были и наверняка при ней о чем-то трепались, но ее эти темы не волновали.

– Я слышал, она вела нечто вроде дневника, в который заносила компромат на своих любовников.

– Весь компромат касался их постельных способностей. Даже если бы они стали говорить о каких-то аферах, Инка ничего бы не поняла. Ее это просто не интересовало. Она искала в жизни удовольствия, а не проблемы.

– Тем не менее не исключено, что при ней могли сболтнуть что-то лишнее. О каком-нибудь банальном убийстве, которое замолотили ее знакомые братки.

– Вы сами в это верите? Ну, сболтнули, допустим. Мало они болтают? Она что, сразу закладывать их побежит?

– А не могла она, при таком раскладе, слегка заняться шантажом?

– Слегка заняться? Хм… Вы мои чувства щадите? Слегка заняться! Ее интересовали не многие вещи, но ими она занималась в полную силу. Никаких слегка.

– Она не собиралась развестись с мужем?

– Был разговор, перед самым моим отъездом. Где-то в первой половине августа. Эдуард нанял какого-то психа следить за ней. Она это заметила, не знаю каким образом, и попросила своих знакомых его проучить. Дяде намяли бока, он после этого пропал, но успел нащелкать какие-то фотографии, которыми Эдик потом ее упрекал. Узнал кого-то из знакомых, я так это поняла. Тогда они и поскандалили. Инка пригрозила, что разведется. Не знаю, насколько это было серьезно. Она и раньше об этом подумывала, но ленилась начинать. В принципе, Эдик ее устраивал. Когда спал зубами к стенке.

– Меня интересуют ее знакомые.

– Тут вам никто не поможет. Ну, ездила я с ней несколько раз в ночной клуб, в сауне бывали, на дискотеке. Я обычно со своими знакомыми приезжала. Видела ее парней, но что толку? Одни имена помню…

– Никогда в это не поверю. Катя. Что, ни с кем никогда?

– Ну, было с одним. Так он сейчас сидит. Летом еще подсел.

– Статья, наверное, веселая? Не пролетарская?

– Изнасилование, кажется. Не помню. Ему там много чего навешали.

– Скажи все-таки, как его звали. Будет возможность – навещу мальчика в тюрьме.

– Да ради Бога! Только от меня привет не передавайте.

– Он, часом, не из Эдиковой «крыши»?

– Кстати, по-моему, оттуда, – впервые за весь разговор Катя посмотрела на опера с интересом. – Кажется, у него какой-то «Филин» старший. Говорили про него… А как вы догадались?

– Случайно. А фотографа эти же ребята отрихтовали?

– Не знаю. Наверное. Но Женя к тому времени уже сидел. Не знаю, сказать или нет?

– Решай сама. Могу только пообещать, что информация, которая может тебе навредить, останется между нами. Если нельзя будет ее использовать, не подставив тебя, я ее в ход не пущу. Решай сама.

– Лариса говорила, что вам можно верить… Ладно, скажу! За месяц до того, как его посадили, Женя одному хачику морду набил. Сильно. Тот потом в реанимации отлеживался. Они на дискотеке что-то не поделили, в «Трюме». Число не помню, где-то десятого июня.

– Кроме тебя об этом кто-нибудь знает?

– Да все знают!

Волгин записал данные: «Зуйко Женя, кличка Валет, домашний телефон…»

– Больше никого не помнишь?

– Вроде нет.

– Позвони, если что-нибудь в голову придет.

У дверей Катя остановила Сергея:

– Вы знаете, что она свидетелем была? Давно, года три назад. Кто-то из ее знакомых, может, даже из Жениной команды, ее на «стрелку» притащил. Точнее, «стрелка» в кабаке была, а ее в машине на улице оставили. Думали, что на лохов наехали, за пять минут бабки снимут и разбегутся, а там менты всех повязали. Инку в ментовке всю ночь продержали, показания какие-то брали. С одним из ваших она потом встречалась.

– А ребятам ее за это что-нибудь было? Может, посадили кого?

– Нет, отмазались. Там недорого вышло, за пару штук, по-моему, договорились. Инка потом рассказывала.

– А в каком районе это было?

– Да рядом с ее домом. Сейчас там мебельный магазин, а раньше кабак был.

– Привет, коллега! Северный ОУР беспокоит, Волгин моя фамилия. «Трюм» на вашей «земле»?

– Куда ж он денется!

– В июне там драка была…

– Ха, вспомнил! Там каждый день кого-то дубасят.

– Черного бандосы отоварили. Он в реанимации валялся.

– Ха, и правда валялся, было дело. Что, выходы появились?

– Вроде того.

– Что, «на себя» кто-то берет?

– Пока не спрашивал.

– Бесполезно все это. Хачик даже показаний нормальных дать не смог. Сначала мямлил, что не помнит ничего, а как только оклемался, драпанул в свой Чуркестан. Вряд ли сюда появится.

– А свидетели?

– Смеешься, старик? Когда в «Трюме» водились свидетели? Там одни «терпилы» и обвиняемые тусуются. Так что «глухарек» у нас вечный, сто одиннадцатая первая [11]. Черному башню хорошо проломили. Вряд ли твой гнус колонется. Я гак понял, ребята там серьезные развлекались. Или ты хочешь информацию нам слить?