Сергей Зверев - Героям не место в застенках

– К завтрашнему утру все эти люди должны сидеть в нашем ИВС. Все понятно?

– Что-то готовится? – деловито спросил командир.

– У нас всегда что-то готовится, – уклончиво ответил Дзиманкавичус и добавил: – Действовать не слишком жестко, излишне не лютовать. Это распоряжение Чижаса…

Оставшись один, он некоторое время бесцельно ходил по кабинету, что-то обдумывая.

В общем и целом ему все было понятно. Некто похитил осужденного Бузько. Но вот каким боком к этому делу прилип уголовник Гирдзявичус? Случайно? Или это часть хитроумного плана злоумышленников?

Подойдя к рабочему столу, Дзиманкавичус снял трубку с одного из телефонов и в раздумье смотрел несколько секунд на аппарат. Потом быстро набрал номер.

– Риманис? – проговорил он, когда ему ответили. – Кто у нас занимался делом Гирдзявичуса? Да, тот самый, который накостылял Перкисавичусу из городской администрации. Каститис? Пусть он зайдет ко мне со всеми материалами по этому делу, которые у него есть. Послушай. Я не спрашиваю тебя, где он сейчас и чем занимается. Я прошу, чтобы он зашел ко мне и только… Все!

Положив трубку, Касперас некоторое время покачивался с пяток на носки, обдумывая, что еще надо сделать. Побег Бузько, Дзиманкавичус это прекрасно понимал, вызовет массу всевозможных слухов и домыслов. Так называемая литовская демократическая пресса будет с удовольствием обсасывать эту тему. Радикально настроенные националисты начнут требовать принятия самых решительных мер. Непременно примутся на всех углах кричать о беспомощности полиции, которой ничего нельзя доверить. Обязательно упомянут о происках КГБ, которое чувствует себя в Литве, как у себя дома в России. И всем этим писакам глубоко наплевать на то, что этой организации в России давным-давно уже нет. Но народ хочет верить, что она есть. Значит, надо об этом писать, пугая ею людей. Но самое главное, что понимал Дзиманкавичус, так это то, что времени для поиска у них, полицейских, катастрофически мало. Вот только где искать беглецов?

Литва – государство маленькое, всего каких-то шестьдесят с небольшим тысяч квадратных километров. Куда диверсанты поведут Бузько? Сразу в Россию, в Калининградскую область? Или через Белоруссию, которая не будет препятствовать переходу через границу «группы неустановленных лиц»? Кстати, польский вариант тоже не исключается, оттуда легко можно уйти на Запад. Или, может быть, Латвия, которая на словах готова во всем помогать своим прибалтийским соседям, а на деле палец о палец для этого не ударяет. Беглецам вполне достаточно двух суток, чтобы затеряться в одной из этих стран. Перекрывать границы было не в компетенции полиции. Да и вряд ли у пограничников хватит на это сил и людей. Под каждой елкой наряд не поставишь. Ведь ясно же, что Бузько и иже с ним не будут выбираться из Литвы ни на поезде, ни на самолете, ни на автобусе. Разумеется, они пойдут через границу нелегально, что в их положении вполне естественно.

По большому счету, заместителю директора уголовной полиции Шяуляя было глубоко наплевать на тех троих парней, которые помогли Бузько и Гирдзявичусу сбежать. Хотя если бы удалось их поймать, то это был бы очень крупный успех. А значит, и возможность шагнуть на очередную ступеньку вверх по служебной лестнице. И заодно кое-кому утереть нос.

Достав пачку сигарет, Дзиманкавичус задумчиво вытащил из нее сигарету и закурил.

«Если они не дураки, – подумал он, – а дураки такими делами не стали бы заниматься, то, скорее всего, попытаются проскочить на территорию Калининградской области. Там у них, что называется, дом родной. Или, напротив, уйдут в Белоруссию, чтобы запутать следы. В Латвию они вряд ли сунутся. Там у них нет никаких шансов затеряться. Что ж, будем ловить на этих участках».

Взглянув на настенные часы, Касперас с сожалением отметил, что времени для размышлений у него почти не осталось.

«Сейчас, – с неприязнью подумал Дзиманкавичус, – наш дорогой Чижас будет требовать рабочие версии и планы их отработки. В случае удачи он скажет, что это его непосредственная заслуга. Ну, а в случае провала спишет все на того, кто это предложил. И как всегда будет чист. Все-таки хорошо иметь тестя в министерстве…»

Затушив в пепельнице окурок, Касперас нехотя сложил в папку листки с набросками будущих мероприятий по розыску беглецов и поднялся из-за стола. Уже подходя к кабинету начальника, он твердо решил, что идею о причастности Гирдзявичуса к побегу Бузько он придержит. Кто его знает, вдруг именно она-то и «выстрелит»?

Пробуждение было для Макара Капитоновича тяжелым. Болела голова, ныла спина, онемели ноги. В довершение к этому его еще и подташнивало. С трудом разлепив веки, он с удивлением огляделся вокруг. Бревенчатые стены вместо ставшей за эти восемь месяцев привычной серой бетонной «шубы», мягкая домашняя кровать вместо жесткой шконки. И даже нормальное постельное белье с вполне приличным одеялом и перьевой подушкой, от которой приятно пахло.

– Это как это? – сам у себя спросил Бузько, боясь пошевельнуться. – Где это я?

Память медленно, но верно восстанавливала события прошедших суток. Общий подъем в СИЗО, проверка, завтрак, потом ему сообщили, что сегодня он отправляется на этап, поскольку держать в СИЗО его больше не имеет смысла. Дескать, адвокат может сколь угодно долго подавать жалобы и протесты, затягивая таким образом отправку к месту отбытия наказания, а ты давай, отправляйся на зону.

Макар Капитонович ничего тогда не сказал помощнику прокурора. Молча выслушав его тираду, он развернулся и, доковыляв до шконки, повалился на нее, невежливо повернувшись к чиновнику спиной. От завтрака он отказался. На него опять навалились старые воспоминания…

…Была у Макара Капитоновича Бузько одна давняя привычка, которой он не изменял на протяжении тридцати с лишним лет. Появилась она не сразу и не вдруг. Как-то однажды, когда еще были силы и здоровье, Макар Капитонович проходил мимо училища МВД как раз в тот момент, когда там проходил выпуск молодых лейтенантов. Бузько невольно остановился. Он услышал начальные аккорды знаменитого марша «Прощание славянки». Бузько, тогда еще не старый, полный сил и здоровья мужчина, уцепился обеими руками за прутья училищной ограды так, что от напряжения побелели пальцы, прижался к ним лицом и, сам того не замечая, тихо запел:

Он и сам не помнил, когда и почему застряли в памяти слова этой песни. Наверное, где-то слышал их однажды, и вот теперь в такие торжественные минуты они нет-нет да и возникали в голове. На глазах навернулись слезы, но Бузько их не вытирал. Он ничего не видел, кроме развевающегося боевого знамени училища и ровного, монолитного строя выпускников, который чеканил шаг по плацу. Эта картина возвращала Бузько в его военное прошлое, которое началось за этой самой оградой в начале сороковых годов. Тогда в этом здании располагалась 5-я Особая школа НКВД специального назначения. В ней Макар Капитонович проучился с августа сорокового до начала Великой Отечественной войны.