Владимир Вера - Леди GUN

Скоро Матушка обрела в лице Роланда Кутателадзе то, чего ей не хватало, – грозное оружие в борьбе за главенствующее влияние в Киеве. Новый козырь в ее колоде бил несокрушимых доселе тузов. И первым в числе сраженных был Денис Величко. Роланд прикончил его на ипподроме, на глазах молодой жены и очумевших зрителей.

Союзники Дениса не приняли вызова. Война не входила в их планы. Смерть Величко полностью развязала руки Матушке. Она целиком окунулась в водоворот суливших прибыль дел, попутно прибрав к рукам зону компетенции покойного Шмайсера.

Очевидцы быстро признали Матушку более расторопной и квалифицированной в большом рэкете, чем ее предшественники. Дело было поставлено масштабно, а главное, официально, под видом частной страховой компании «Забота». Матушка считалась мастерицей на подобные штучки. Роланд стал слепым исполнителем ее воли. Большего счастья ему не требовалось. Кстати, под началом Матушки он стал зарабатывать бешеные, по его меркам, деньги: три с половиной тысячи долларов в месяц. Вначале он противился. Откровенно полагал, что не заслужил такого пособия, но Матушка его убедила. Ей он доверял.

Не раз докажет он Елене Александровне свою преданность. Верность своей хозяйке стала для Роланда приоритетом. Родионова знала это и поэтому держалась с Роландом на расстоянии. Она осознавала, что как только перестанет быть богиней для него, то потеряет верного раба. Но самой себе Елена Родионова все же призналась, что боится этого фанатика не меньше других…

Карьера Матушки напоминала стремительное восхождение на поприще гангстеризма времен американского сухого закона. Структуры Родионовой представляли собой бесподобный симбиоз несовместимого – улица, церковь, политика. Присутствие Матушки ощущалось везде. Ее дух витал повсюду, мотивация ее действий исходила из Его Величества Чистогана. Она же стала Ее Величеством, королевой, ибо жила в собственной империи, построенной на фундаменте карманного государства.

Парад суверенитетов, начало которому положило Беловежское соглашение, сделал из Матушки циника.

– Вот видишь, не только я стремлюсь к независимости. Целые государства жаждут того же, – как-то заявила она Борису. – Вот и Украина стала самостийной.

Ее дела шли в гору. Государства на первом этапе своего существования всегда нуждаются в мафии. Деньги мафии делали из политиков президентов, из дилетантов профессоров, из бездарностей знаменитостей. И все для того, чтобы снова делать деньги.

Установился новый порядок. Его опорой стали авторитеты. При анархии иной альтернативы не существует. Власть коррумпирована наглухо. Милиция и спецслужбы либо слабы, либо некомпетентны, либо дискредитированы прессой. Массмедиа под контролем мафии. И только батьки-главари кажутся вменяемыми. И народ идет к ним как к третейским судьям. Когда менты, празднуя День милиции, насилуют в Мариинском парке подвернувшуюся молдаванку, нарушительницу паспортного режима, люди делают один-единственный вывод: «За справедливостью надо идти к Матушке».

В начале девяностых Родионова владела банками, страховыми компаниями, ресторанами и магазинами, купленными чиновниками, целыми департаментами исполнительной власти и фракциями Рады. Старые связи с номенклатурой приблизили ее к госэлите. Первый президент независимой Украины считал ее хорошей знакомой. С правительством она имела сугубо деловые отношения, а с членами кабинета контакты имели частный характер. Родионова вытворяла все, что хотела. Мечтательная девочка превратилась в международную авантюристку.

Она продавала за границу купленные для нужд государства нефть и газ по ценам ниже закупочных, а тот, кто обеспечивал эти заведомо разорительные для государства договора, сидел настолько высоко, что при необходимости мог объявить дефолт. Он же открывал для Родионовой беспошлинный ввоз и вывоз всего подряд. И добивался для нее уменьшения налогов запросто только потому, что нет ничего невозможного для премьера, который набивает собственную машну. Родионова платила ему несоизмеримо больше, чем пыхтящее на ладан государство.

Не забыла она и о своих «истоках», санкционировав провозглашение украинской церкви автокефальной. Безусловно, это была пока лишь декларация. Но она была воспринята националистами как объявление войны Московской патриархии. Во Львове бесчинствовали греко-католики. Батюшек избивали и изгоняли, приходы переходили из рук в руки. Но это не беспокоило ни манипулирующих верой, ни утративших ее.

«Независимость – прежде всего! – горлопанили на Майдане. – Долой оккупантив! Геть московского попа! Флот Украине! Крим наш!» Тысячи людей собирались во Львове в сквере у оперного театра, чтоб пройти маршем по «стометровке», выкрикивая «Гоньба!», десятки тысяч людей готовы были прийти по Подольскому спуску к Верховной раде Киева, чтобы прокричать «Геть, москали!». У них были лидеры, на вожаков работали провокаторы. Новые «попы Гапоны», примерившие на себя лавры мучеников корысти ради, разжигали национальную рознь, призывали к расколу страны, попирали единых святых и единого для русских и украинцев, как и для всех людей, Бога живаго.

Последний проект Родионовой был не для слабонервных. Борис находился в ее кабинете, когда референт зачитывал справку:

– В Крыму на данный момент девятьсот шестьдесят шесть учреждений отдыха, пять морских портов, два крупных действующих аэропорта, триста десять промышленных и триста двадцать пять сельхозпредприятий, шестнадцать строительных трестов, одна тысяча восемьсот двадцать пять тысяч гектаров сельхозугодий, сто девятнадцать источников целебных вод и тридцать источников целебных грязей. Действует сто тридцать восемь гостиниц, шесть тысяч триста предприятий розничной торговли, две тысячи точек общепита, три тысячи предприятий бытового обслуживания – всего, без стоимости земли и природных ресурсов, на сумму десять миллиардов долларов США…

– Как тебе островок? – подмигнула она Борису. Ее патологическое желание быть абсолютно свободной определило ее дальнейшие планы. Крымский полуостров она хотела сделать островом своей мечты, где она будет единственной хозяйкой, неподотчетной даже Богу.

– Ты сумасшедшая! – не выдержав, воскликнул Борис.

– Нет, я просто хочу быть свободной, а свободной я буду только в собственной стране.

– Прямо как в сказке о золотой рыбке, там столбовую дворянку не удовлетворил статус вольной царицы, и в конечном итоге она осталась у разбитого корыта.

– Ты пессимист. Я не верю в сказки… – ответила она и попросила оставить ее одну… Теперь Борису было страшно, но он все же продолжал оставаться ее советником.