Дик Фрэнсис - Перекрестный галоп

— Афганистан? — спросил капрал.

Я кивнул:

— Да. Мина. В Гильменде. Четыре месяца назад.

— Тогда без проблем, сэр, — сразу засуетился он. — Пусть леди проезжает, а на выезде покажет вот это. — И он протянул мне временный пропуск на автомобиль. — Только никому ни слова.

— Спасибо, — сказал я. — Буду нем как рыба.

Получалось, что отсутствие ноги все же давало кое-какие преимущества.

Смешно, что правила и порядки можно с такой легкостью проигнорировать, если приложить хоть толику здравого смысла. А безопасность? Да какая там безопасность!..

Я сделал приятное открытие — вести машину с протезом вместо одной ноги было на удивление легко. Немного потренировался на парковке, сделал несколько кругов и почувствовал: теперь можно выезжать и на трассу. И еще я был совершенно уверен, что скорее благополучно доеду до места назначения всего с одной здоровой ногой, нежели рядом с Изабеллой в ее маленьком «Фольксвагене», которым она управляла с помощью обеих ног.

Она решила проехать за мной девять миль от Пирбрайта до Элдершота. Настояла на этом.

— Хочу помочь перенести вещи, — сказала она. — И потом, много в твою машинку все равно не влезет.

Что правда, то правда, мой «ХК Ягуар»-купе не отличался вместительностью, но Изабелла не знала, сколь небольшим имуществом я успел обзавестись за пятнадцать лет службы в армии. Если бы этого барахла было в два раза больше, и то вполне влезло бы в «Ягуар». Но кто я такой, чтоб отвергать помощь хорошенькой женщины, пусть даже она и замужем?

Мы без всяких осложнений пересекли загруженные дороги Суррея и Гэмпшира, и Изабелла вела себя очень деликатно, стараясь не обгонять мой «Ягуар» на своем темно-синем «Гольфе», хотя в двух случаях я все же заметил, с каким трудом она сдерживается. И вот мы прибыли на склады.

— И это все ? — изумилась Изабелла. — Да я больше беру на недельную поездку в Париж!

Рядом со мной стояли два темно-синих портпледа, а между ними — черный футляр из плотного картона семи футов в длину и четырех дюймов в окружности. Там и содержалось все мое скудное имущество.

— Много переезжал с места на места, — пояснил я.

— Ну, по крайней мере не придется нанимать грузовик для перевозки всего этого добра, — усмехнулась она. — А что у тебя здесь, в футляре?

— Сабля.

— Настоящая сабля? — Она была явно удивлена.

— Да, самая настоящая, — сказал я. — У каждого офицера должна быть сабля. Но в наши дни их используют лишь для церемониалов.

— А мебели у тебя, выходит, нет?

— Нет.

— Вообще никакой?

— Вообще. Всегда пользовался армейской. Прожил в казармах всю свою сознательную жизнь. А такой роскошью, как ванны в полный рост, пользовался только в отпусках.

— Просто не верится, — пробормотала она. — Какой на дворе век?

— В армии? Двадцать первый, это в том, что касается вооружения, и девятнадцатый, если оценивать жилищный комфорт и всякие там удобства. Ты пойми, вооружение куда важнее удобств. Ни один солдат не согласится получить дешевенький автомат, из которого невозможно толком вести стрельбу, или бронежилет, неспособный остановить пулю, по причине того, что какому-то чинуше пришло в голову потратить все деньги на туалет со смывом.

— Вы мужчины… — протянула Изабелла. — Девушки с таким положением вещей не смирились бы.

— Девушки не воюют, — парировал я. — По крайней мере, в гвардейской пехоте. Пока что еще нет.

— А что, когда-нибудь будут? — спросила она.

— Думаю, да.

— Ты против?

— Не против, если они станут сражаться наравне с мужчинами. Но нести на себе всю амуницию и обмундирование очень тяжело, нужно много сил. В израильской армии расформировали смешанные батальоны, когда узнали, что парни таскают за девушек их амуницию в обмен на секс. Ну и еще одна причина: боялись, что мужчины станут останавливаться и помогать раненым однополчанкам, вместо того чтоб продолжать бой.

— Да, так уж устроены люди, природу не переспоришь, — заметила Изабелла.

— Это точно, — сказал я. — Ну, шанс на бонус у меня имеется?

Я вернулся домой и сразу ощутил напряжение, возникшее между отчимом и матерью. Видимо, прервал какой-то очередной их спор, когда в три часа дня в понедельник вошел с поклажей через заднюю дверь в кухню.

— Откуда взялось все это барахло? — неодобрительно осведомилась мать.

— Забрал свои вещи из армейской камеры хранения, — ответил я. — Лежали там, пока я воевал.

— Не понимаю, зачем понадобилось тащить все это сюда, — недовольно заметила она.

— А куда еще?

— Ну, я не знаю! — едва ли не зарыдав, ответила она. — Я вообще ничего не знаю! — И с этим возгласом она закрыла лицо руками и выбежала из комнаты. «Наверное, все же расплакалась», — подумал я.

— Что тут у вас происходит? — спросил я отчима, который сидел молча во время этого обмена любезностями.

— Да ничего, — беспомощно ответил он.

— Но что-то должно было произойти, раз она так…

— Ничего такого, что бы имело к тебе отношение, — сказал он.

— Это уж мне позволь судить, — заметил я. — Дело в деньгах, верно?

Он поднял на меня глаза.

— Я же сказал, ровным счетом ничего.

— Тогда почему вы не можете позволить себе купить новую машину?

Тут он разозлился. Просто жуть до чего разозлился. И вскочил из-за стола.

— Кто это тебе сказал? — Он почти орал на меня.

— Ты сам, кто ж еще.

— Нет, ничего подобного я не говорил, черт бы вас всех побрал! — И он стал грозно надвигаться на меня, сжимая кулаки.

— Да ты, ты. Я слышал твой разговор с матерью.

На секунду показалось — сейчас он меня ударит.

— Как ты посмел подслушивать чужие разговоры, а?

Я хотел было сказать, что ничего не подслушивал. Просто услышал — уж больно громко они говорили. Но тогда пришлось бы сознаться, что я тихонько прокрался в кухню, стоял и слушал.

— Так почему вы не можете купить новую машину? — упрямо повторил я.

— Не твое дело, — злобно огрызнулся он.

— Думаю, скоро узнаешь, что мое, — сказал я. — Все, что имеет отношение к матери, — это мое дело.

— Нет и нет, черт побери! — И он тоже вылетел из кухни, оставив меня одного.

Я подумал, что в этот момент ненавижу его всеми фибрами души. Наверное, он это почувствовал.

Я слышал, как мать с отчимом о чем-то снова спорят наверху, и прошел из холла в их кабинет.

Еще раньше отчим говорил, что они могли бы купить новую машину, если бы не «бесконечные отступления от маленького, но разрушительного плана» моей матери. Что за план, интересно? И почему происходят «бесконечные отступления»?

Я оглядел письменный стол. Две стопки бумаг по обе стороны от стандартной клавиатуры, над ними темный экран монитора с постоянно перемещающимся названием «КОНЮШНИ КАУРИ»; два этих слова возникали снова и снова в разных местах.