Андрей Воронин - Инкассатор: Золотая лихорадка

– Валерий Филиппович, могу поинтересоваться, что это?

– Что? – резко повернулся тот. – А, это... Мой фирменный коктейль. Экспериментирую потихоньку. Тут немного хереса, бальзамы – рижский и белорусский, кофейный ликер и семьдесят процентов чистейшего спирта. Редко кому предлагаю – валит с третьей-четвертой рюмки... Хотя один пидор у меня все же попробует! С добавкой цианида калия...

– Да не расстраивайтесь, Валерий Филиппович, – продолжал утешать Филатов.

– Ладно... Играешь ты хреново... а как стреляешь? – внезапно сверкнул на него глазами Логвиненко.

– Вы что, не интересовались моей биографией?

– Так то когда было. Ты небось квалификацию потерял... Ну, проверим... Да, прямо сейчас и проверим. Что-то и мне захотелось собачку потискать, – Вилор Федорович плотоядно потер руки.

Стрельбище располагалось в ста метрах от дома и представляло собой просеку в сосновом бору, в конце которой виднелась песчаная насыпь, укрепленная бревнами. Сюда доносился шум моря. На огневом рубеже Кайзера и Филатова встретил небольшого роста человек в полевой форме офицера, правда, без знаков различия.

– Посты расставили? – спросил Логвиненко.

– Так точно, товарищ генерал-лейтенант! – вытянулся перед ним человек в камуфляже.

«Вот оно что! Видать, очень большая шишка этот «Валерий Филиппович». Интересно только, по какому он ведомству – ментовскому или эфэсбэшник? Скорее второе...» – подумал Филатов.

– Дайте мне мишень! – скомандовал Логвиненко, окину «камуфлированного» уничтожающим взглядом.

– Мишени установлены, – ответил военный.

– Я сказал, дайте сюда! – повысил голос Кайзер. – И карандаш принесите.

Его приказание было исполнено моментально, и, взяв карандаш, он нарисовал несколькими штрихами на мишени портрет незнакомого Филатову человека, проявив довольно незаурядные способности художника.

– Кто это, если не секрет? – поинтересовался Филатов.

– Фома, – коротко ответил Логвиненко. – Кстати, это его двоюродный братец сосватал мне скрипочку. Мол, дедушка в наследство оставил. А дедушка по молодости лет ее в Севастополе у какого-то князя взял... поиграть. Сволочь.

На второй мишени Кайзер начертал физиономию еще одного человека, добавив: «А вот кто это – пока тебе знать не следует. И что видел – забудь». Человек с военной выправкой закрепил обе мишени метрах в тридцати от огневого рубежа, затем достал из ящика два пистолета Макарова, снаряженные магазины с патронами и, положив на стол, молча отошел в сторону.

Логвиненко взял пистолет, вставил магазин, передернул затвор и, почти не целясь, одну за другой всадил в мишень все восемь пуль. Опустил пистолет и оглянулся на Филатова, не успевшего и притронуться к оружию:

– Чего ждешь? Пока в тебя «пилюлю» всадят?

Не успел отзвучать голос Кайзера, как десантник в броске подхватил пистолет и магазин, покатился по земле, одновременно заряжая оружие, и стал стрелять из совершенно невероятных позиций, изгибаясь, как будто уходя от выстрелов противника Выглядело это не очень эффектно, но Кайзер смотрел одобрительно, видимо зная толк в такого рода делах. Расстреляв последний патрон, Юрий поднялся и подошел к Логвиненко.

– Ну что, «качаешь маятник» неплохо, но мне надо, чтобы ты и в мишень попадал. Идем посмотрим...

Осмотрев мишени друг друга, оба стрелка переглянулись пули Кайзера прочертили прямую линию ото лба к подбородку изображенного на мишени лица, Юрий же просто продемонстрировал меткость, влепив все заряды по центру мишени совпадавшему с носом обреченного.

– Да, десантник и помрет десантником, – во взгляде Кайзера легко читалось уважение, смешанное с удивлением. – Ну хорошо. Потешил ты меня. Я и надеяться не мог, что заполучу такого исполнителя, – решил польстить ему «Валерий Филиппович». Юрий молча пожал плечами.

– Теперь к делу. Сегодня ты – мой гость, но с завтрашнего утра – подчиненный. Во-первых, тебе придется изменить внешность – борода твоя тебя не спасет, и то, что тебя до сих пор не узнали обычные постовые на улицах или менты в тюрьме, – чудо. Портретики-то висят... Придется тебе познакомиться с нашим Институтом красоты. Мир она, красота, может, и не спасет, а тебя – должна. Но до этого поступишь в распоряжение спецов, которые тебя научат кое-чему полезному. Десант десантом, но многому вас там не учили, да и времена изменились. Завтра с утра поедешь на Волгу-матушку... Ладно, я доволен. «Юрий Филатов», оказывается, звучит не хуже, чем «Антонио Страдивари», – Логвиненко ухмыльнулся. – Пошли, скрипач.

Вернувшись в усадьбу, хозяин велел подавать обед. Стены столовой украшали картины, большей частью старинные натюрморты гастрономического содержания, и, как признался хозяин, он иногда велел готовить то, что на них изображено. Так и сегодня: к столу был подан омар, словно сошедший с одной из картин. Никогда не пробовавший такого гигантского ракообразного, Юрий озадаченно посмотрел на многочисленные ножи и ножички, вилки и вилочки, ложки и ложечки, а также щипчики, расположившиеся в порядке на белоснежной скатерти. Проследив за его взглядом, Кайзер самодовольно хмыкнул:

– Это тебе не общепит. Учись, авось в Европу попадешь...

– И что, там все так... хавают? – поинтересовался Юрий.

– Там не «хавают» и не «принимают пищу», там кушают, – с ударением на последнем слове произнес Логвиненко. – А если наши, даже те, кто при деньгах, жрут, как скоты, то я не хочу. Омара едят вот этими щипчиками. Попробуй, это вкусно...

Потом они сели у камина, по сторонам которого стояли, словно в старинном замке, два комплекта рыцарских доспехов. Пили коктейль, курили; откуда-то пришел важный огромный котяра, забрался на колени к хозяину и громко заурчал. Расслабившийся Кайзер пустился в философию.

– Вот скажи, ты не удивляешься, что я тебя принимаю, как посла английской королевы? Удивляешься. А зря. Посла я угостил бы не дохлым омаром и не таким вином, как сегодня пили, а вынес бы такую, знаешь, бутылочку разлива времен Наполеона Третьего. Есть у меня с десяток. Ты не удивляйся – я хоть и не граф Монте-Кристо, но мне многое доступно. И по той же причине – я многое могу узнать о людях такого, что они бы не хотели выносить на «суд общественности». Банально, думаешь? Знаю, но мое эстетство, все эти картинки-табакерочки – только подтверждение тому, что любая власть держится на знании не только человеческих достоинств, но в большей степени человеческих пороков. Отсюда же – и предвидение будущего, без которого человеку честолюбивому, как я, например, никак не обойтись...

– Валерий Филиппович, а вы не задумывались, что слабости людей – достаточно сильное оружие их носителей? Оно делает их неподвластными нормам морали и, следовательно, весьма опасными в первую очередь для тех, кто им угрожает, не так ли?