Андрей Воронин - Инкассатор: Золотая лихорадка

– Во-первых, пороки и слабости – вещи разные, а во-вторых, кто тебе сказал, что можно добиться цели и не подвергать себя опасности, тем более если эта цель – власть? И не локальная власть – над женой или над какой-то вульгарной бандой, промышляющей на заштатном базаре... Речь, сударь мой, идет о власти максимальной, если не абсолютной. Такой, какую имели Чингисхан, Тамерлан, Иван Грозный, Сталин, Гитлер... Путин, в конце концов. И какую мог бы не потерять Горбачев, если бы его интересовала эта деспотичная власть.

– А мне кажется, тот, кто грабит банк, и тот, кто грабит страну, – люди одного круга, рисковые люди, дело только в уровне...

– Согласен. Только уровень – сложное дело. На определенной ступени здесь количество переходит в качество. Шаблонное «власть портит...» тут не подходит, нет, тут задействованы более тонкие материи, более глубокие связи причины и следствия. Вот скажи, если бы тебе на какой-то период времени было позволено диктовать свои решения... скажем, цивилизованному миру, что бы ты сделал в первую очередь?

– Ну, скажем так: я сделал бы историю человечества его идеологией.

– Идеалист хренов! История – проститутка, шлюха, она только и делает, что развращает глупцов по заказу ее сутенера – власти! – Логвиненко заметно разволновался.

– – Этот бородатый идеалист Маркс вместе со своим другом, чьи книги когда-то сделали Библией, сочинял сказочки про роботов, а не про людей! Да он бы охренел, если бы ожил и посмотрел, как мы воплотили его учение...

– Хорошо, – перебил его Филатов. – А если бы тогда, после смерти Ленина, при НЭПе, у руля оказался не Сталин?

– А кто? Кто, скажи? Троцкий, готовый загнать всех в казармы и поставить фельдфебелей еврейской национальности? Или «любимец партии» Бухарин, который менял свои убеждения, как презервативы? Или Киров, такой, понимаешь, любимец питерских деток, который, вместо того чтобы построить тысячу домов для пролетариев, вышвырнул из квартир двадцать тысяч семей питерских дворян и интеллигентов? Или этот холеный щенок Тухачевский, стрелявший из пушек по русским деревням на Тамбовщине? Ты скажи мне, кто это мог быть, ну?.. – Кайзер тяжелым взглядом уставился прямо в глаза Филатову.

– Нашелся бы кто-нибудь, неужели порядочных людей власти не было?

– У той власти – не было. И быть не могло – ведь честные, искренние люди, которым чужда власть ради власти, власть ради мести, власть ради богатства, никогда не переживают начального этапа революции, ими же разбуженной. Да задумывалась ли интеллигенция, которую тысячами вырезали Ленин и Сталин, о том, что именно она своим перманентным подгавкиванием против законной власти в России создает ту волну недовольства, на гребне которой в историю влетает мразь и сволочь? Они ведь и начинают уничтожать ту самую интеллигенцию, которая молчать в любом случае не станет... Потому что не может. А тех, кто каким-то образом из них во власть пробьется, или скурвят, или тихо уберут. Да ладно, что-то расфилософствовался я ныне. Логвиненко потянулся к штофу, налил в рюмки громобойной смеси и с удовольствием выпил. Юрий последовал его примеру. На несколько минут у камина воцарилось молчание, нарушаемое только негромким треском горящих поленьев.

– Не понимаю, Валерий Филиппович, а вы сами-то чего добиваетесь? Не могу поверить, что вы – заурядное дитя эпохи первоначального накопления капитала... Причем, как я понял, имеющее не только финансовое влияние. Какая у вас сверхзадача?

– А никакой. Я по своему положению не могу выйти из игры и принимаю те правила, которые диктует время. Иначе я просто сойду со сцены... В гроб. И мне все равно, будут ли над моей могилой три раза стрелять из автоматов Калашникова.

– Да, кстати, – вспомнил Филатов, – а какое отношение к власти имел тот перстень, который я «увел» у Рашида?

– Этот перстень прислала в подарок Ивану Грозному королева Англии, к которой он сватался, правда безуспешно. Его в числе иных раритетов украли из Эрмитажа. Я этот перстень заказал, а ты его, понимаешь, перехватил. Нехорошо это, несправедливо.

Филатов, одетый в камуфляжку и обвешанный пудом разного снаряжения, устало опустился на траву. Рядом стоял инструктор, одетый так же, как он, но свежий, будто и не пробежал только что десять километров.

– Слабоват, браток. Пил, наверное, водочку, да и куришь много... Бросай гнилое дело, а то из тебя задрипанный охранник получится, а не спецназовец! – инструктор, естественно, не знал, что готовит именно бывшего охранника.

Юрий проходил индивидуальную подготовку в лагере под Саратовом в качестве спецагента ФСБ, и лишних вопросов там никто не задавал. В том числе и насчет его бороды, которая успела превратить Филатова в некоего попа-расстригу.

После того как Филатов узнал, что ему предстоит изучить тонкости не только профессиональной стрелковой подготовки, но и минного дела, основ мимикрии, прослушать лекции и пройти практику диверсионной и антидиверсионной подготовки, он начал понимать, что «Валерий Филиппович» предназначил его не только для исполнения разовой акции. Выводов пока он решил не делать, тем более что ему прозрачно намекнули, что знают фамилии и адреса многих близких ему людей.

Во время одного из тренингов по уходу от преследования он так удачно смог скрыться от опытных преследователей в переулках старого Саратова, что выкроил время и позвонил в Москву Жестовскому. С ним пока все было нормально, и прапорщик намекнул, что ожидает повышения по службе. Филатов недоумевал: какое такое повышение может получить обыкновенный прапорщик?..

На территорию лагеря он вернулся в одиночестве, выслушал сдержанную похвалу инструктора, и отправился спать – время было позднее. А на завтра намечалась большая программа – практические занятия по закладке мины с дистанционным управлением и отрыв от преследования уже в условиях пересеченной местности.

За месяц, проведенный в лагере, Филатову прочно вложили в голову столько знаний по теории и практике диверсий, что поневоле он стал уважать тех неизвестных педагогов, которые разработали такую сжатую, но до предела насыщенную и эффективную программу, которой в его родном десантном училище отвели бы, как минимум, год. Он не знал, что многие годы сотрудников ГРУ Генштаба и спецподразделений КГБ готовили по программам, включавшим не только эти с точки зрения большой разведки мелочи, но и знания стратегии, тактики, иностранных языков, психоанализа; они проходили не технику выживания, каковым, по сути, являлось Рязанское училище, а настоящую его Академию. Агентов, причем не суперагентов, а обычных, – «суперами» их делал опыт, да и в любом деле нужен талант, – учили вскрывать сейфы чуть ли не мизинцем, запоминать с первого раза огромные тексты, они обучались у профессионалов мастерству карманников-»щипачей» и многому другому. Такой агент мог не только добывать разведданные, но и анализировать их; он был в состоянии командовать крупными соединениями в боевых условиях. Недаром советская школа разведки считалась лучшей в мире, что, впрочем, не страховало ее «студентов» от провалов. Опыт, как известно, увеличивает мудрость, но не уменьшает глупости.