Андрей Воронин - Инкассатор: Золотая лихорадка

Филатов, ухмыльнувшись, поднес ему «лекарство». Савелий выпил, не открывая глаз. А когда продрал их и увидел, кто оказался его благодетелем, спросил:

– С какой это корысти ты меня похмеляешь? Все равно в райцентр поедем...

– А это, как в анекдоте, – сообщил Юрий. – Поймали чапаевцы белогвардейца. Утром Петьку вызывает Василий Иванович и спрашивает: «Ну что, признался?» – «Нет, Василий Иванович». – «А иголки под ногти загоняли?» – «Загоняли, молчит...» – «А нагайкой били?» – «Били, молчит...» – «Так что ты собираешься делать?» – «А я его напоил вчера, а сегодня опохмелиться не дам. Живо заговорит!» – «Ну что ты, Петька, разве ж мы садисты?»

Участковый хрипло заржал, и в его глазах проявилась симпатия к представившемуся Дмитрием незнакомцу. Он уселся за стол и сказал:

– Скажи честно, от кого ты в стогу прятался?

– Да что ты заладил – прятался, прятался... Ни от кого я не прятался. Путешественник я...

– А рана откуда? Ты точно где-то воевал?

– Приходилось... – Юрий не стал уточнять детали своей боевой биографии.

– А почему у тебя документов нет, что ты служил? – не отставал участковый.

– Украли, – вяло отбрехался Филатов. – Паспорта и то нет.

– Ну, проверим... – не стал продолжать капитан. – Ты собирайся, ехать надо.

– Куда он больной поедет? – раздался от двери сердитый голос Марьи. – Подожди денька два, тогда и вези!

– Не положено, – сигнал был, проверить надо. А вдруг твой постоялец – бандит? – участковый инспектор капитан Турейко даже не предполагал, насколько он близок к истине и одновременно далек от нее. – Ну да ладно, тащи на стол, что есть...

Юрий быстро достал из кармана деньги:

– Марья, неси самогону, да побольше. И закуски хорошей расстарайся. Да, ты ж вроде говорила, что не местная по рождению? Так коли спросят – скажи, родственник дальний с Сахалина приехал, богатый, денег дал. Если он меня сейчас повезет – помру по дороге, воспаление легких – не шутка...

– Хорошо... Димочка, – как-то странно посмотрела на него женщина и ушла, накинув ватник.

– Куда это она? – спросил появившийся в горнице участковый.

– Бог ее знает, – ответил Филатов, наливая по полному стакану себе, Турейко и проснувшемуся хозяину, пытающемуся руками разлепить не желавшие открываться глаза. Когда хозяйка вернулась, вся компания была уже «хорошая», а глава семьи Огибаловых, который служил скотником на ферме в местном нищем колхозе, забил на коров и, благополучно заправившись горючим, приземлился на прежнее место – на кровать, где через минуту громоподобно захрапел.

– Дима, блин, да ткни ты его в бок, задолбал своим, храпом! – молодой сотрудник правоохранительных органов тоже пришел в состояние близкое к приземлению.

И когда его «шасси» коснулись лавки, Юрий с улыбкой обернулся к Марье, с грустью смотревшей на все это:

– Ну, Марья, теперь это надолго. До вечера продрыхнут. Принесла чего?

– Принесла, как ты и говорил. И... баньку я протопила может, попариться хочешь?

Юрий только руками развел: баньку он любил, тем более деревенскую. И поскольку ничто не мешало в нее отправиться, уже через десять минут он сидел на полке, пригнув голову и хлестал себя веником... Которым и прикрылся, когда в двери вошла обнаженная Марья.

В первые секунды Юрий даже не узнал ее в полумраке мгновенно оценил только стройную фигуру, высокую, несмотря на роды, грудь и белую, буквально светившуюся кожу, только потом взглянул в ее лицо, которое не красили преждевременные морщины. Женщина присела рядом с ним, поглядела в глаза.

– Не бойся, не съем... – сказала она, отобрав у него веник, затем заставила улечься на полок и начала парить. Юрий только постанывал от удовольствия. Потом его заставили повернуться, и раскаленный веник начал выгонять хворь из груди Филатова, аккуратно обходя рану. Десантник закрыл глаза, чтоб не смотреть на «банщицу», – фигура ее оказалась выше всяких похвал.

Это, правда, ему не помогло – давно не знавшая разрядки плоть потребовала своего... И получила – прямо там, на полке, без слов. Марья отдалась ему или он ей – Юрий так и не понял.

Потом они, удовлетворенные, молчаливые, сидели напротив друг друга за столом в горнице, не обращая внимания на сопевших мужиков. Юрий, как обычно после этого дела почувствовав зверский голод, налегал на медвежий окорок, которым Марья разжилась у местного егеря. И вскоре он уже сам увлек женщину в неостывшую баню и добился того, что в конце концов она закричала и забилась в сладких судорогах, волнами прокатившихся по ее телу...

Им ничего не стоило снова уложить мужиков, которые к вечеру стали подавать признаки жизни. Для этого нужно было просто поднести каждому по стакану, затем еще по одному – и дело было сделано: ночь принадлежала им, ведь Марья предусмотрительно отправила детей к свекрови и – женщина виновато посмотрела на Юрия – дала той немного денег, чтобы дети не остались голодными. Жила ведь бабка вдовой и пенсию получала – тысячу рублей.

Наутро о своей болезни Юрий почти не вспоминал. Грудь, правда, побаливала, и усталость чувствовалась, но вылечила его Марья! Зато мужики, которые проснулись ни свет ни заря, были в плачевном состоянии. Допили остатки самогона и стали искать, где бы «догнаться». Предусмотрительная Марья оставила очередную порцию на виду, в пристройке, – и опять те продрыхли весь день.

А вечером в село пришла беда. Дом Огибаловых стоял с краю, неподалеку от кладбища с маленькой деревянной часовней. Задремавшего Филатова разбудил чей-то истошный вопль:

– Ой, убили! Убили! Помогите!!!

Филатов и едва проспавшиеся мужики выскочили из дома. По двору бежала соседка Огибаловых Анна, размахивая руками и крича во все горло:

– Там, на кладбище!!! Убили!!!

– Да кого убили-то? – участковый стал судорожно искать пистолет, оставленный им вместе с кобурой прямо под лавкой, на которой он спал.

– Мужика моего, Федьку! Убили... – заголосила баба.

Участковый вспомнил наконец, где его оружие, и опрометью бросился в хату, чуть не сшибив на ходу хозяина, который уже успел вооружиться двустволкой. В другой руке он нес охотничий карабин, который бросил Филатову. Трое мужиков побежали на кладбище. Зрелище, которое предстало перед их глазами, заставило застыть на месте.

На краю кладбища среди снега виднелась разрытая могила, около которой лежала раскуроченная крышка гроба и то, что осталось от двух человек – похороненного накануне старика и местного пьяницы Федора Василишкина, мужа Анны. Оба тела были буквально разорваны в клочья, голова Федора валялась в нескольких метрах от тела, будто снесенная топором палача.

– П...ец, – сказал участковый. – Кто ж это их так?

Филатов и Иван переглянулись.