Павел Яковенко - Месть как искусство

Одну только новость — о набегах независимых чеченцев на Ставропольский край — посмотрел до конца. Сплюнул — «У-у, собаки!» — выключил зомбоящик, и лег спать.

Ночью приснилась Чечня, какой-то непонятный бой: он постоянно высовывался в окно с ручным пулеметом, ставил его на сошки, обстреливал наступающих — в черных куртках и повязках, снова прятался за стеной, снова высовывался, и снова стрелял…. И так всю ночь.

Проснулся, и понял, что это где-то недалеко кто-то работает отбойным молотком. «Шесть утра! Нашли время!» — со злостью подумал Маркин, хотел было повернуться на другой бок и снова задремать, но передумал. До подъема оставалось минут пять — какой смысл?

Очень неожиданно для Алексея ввели дополнительные занятия. Во-первых, его протестировали на знание английского языка, и, сочтя имеющийся уровень вполне удовлетворительным, сообщили, что он должен продолжить занятия в этом направлении. Но, кроме того, ему указали, что он должен еще овладеть качественным украинским языком.

— А это еще зачем? — очень удивился Маркин.

— Будешь говорить на мове, — объяснил Володя, — потому что интересы нашей конторы простираются не только в границах нынешней Российской Федерации, но и на всей территории бывшего Союза, а также и в Дальнем Зарубежье. Выучишь украинский, и будешь косить под бандеровца — выходца из Западной Украины. Кстати, выучишь карту Львовской области назубок. Когда будешь западенцем, будешь всем рассказывать, что ты оттуда. А для этого нужно хотя в общих чертах иметь представления о местности… Да и потом, там недобитая нацистская гадина подняла голову… У нас там тоже будет работа.

— Да у меня и свои счеты к бандерлогам есть, — ответил Алексей. — Еще с чеченской войны.

— Ну да, ну да, — покачал головой Володя. — Правильно… Так что, давай занимайся.

Время занятий перераспределилось. Маркину уменьшили число часов вождения, немного уменьшили психологическую подготовку, зато ввели языковые часы. Внешний мир, если он и был, для бедняги просто исчез — кроме как на занятия ни на что не хватало времени. Но особой усталости он не чувствовал — методы релаксации и аутотренинга, которые он успел изучить и продолжал осваивать на занятиях, давали свои плоды. Достаточно было помедитировать минут пять в перерыве между английским и украинским, как голова снова была свежей и ясной, как в детстве.

Результатом всех последних месяцев стало то, что новорожденный Алексей Маркин начал обретать совершенно новое чувство собственной ценности и самоуважения. Он наливался силой, знаниями и спокойствием. Спал он отлично, вставал бодрым, занимался легко, ощущал легкость и силу во всем теле. Разум работал ясно, четко, замечая даже мелкие детали окружающего, и легко запоминая их.

Занятия по психологии нравились ему больше всего. Именно теперь он мог за те доли секунды, что смотрел на предмет, изображение или человека, запомнить массу деталей, а потом подробно описать их. После занятий по скорочтению он увеличил скорость чтения втрое, а запоминал с первого раза больше половины текста! Для самопроверки как-то раз он взял на вечер случайно оказавшуюся в холле книгу — новый русский детектив, и прочел ее за час. Содержание настолько его развеселило, что второй час — после чтения — он смеялся.

И была еще одна деталь… Ну, как сказать, деталь? Может быть, и не деталь, а деталище — смотря как поставить вопрос. Он с удивлением отметил, что окружающие женщины стали на него заглядываться. «Не соврал профессор», — подумал Маркин. — «Обещал, что буду красавчиком, так и сделал»! С одной стороны, ему льстило, что окружающие женщины, (хотя их было очень мало — в основном, курсантки на автодроме со стороны, да преподавательницы языка и психологии), как-то постоянно старались оказаться к нему поближе, а некоторые — там, на автодроме, иной раз делали и недвусмысленные намеки. Но вот странность — сам Алексей потерял к женщинам интерес. Вот удивительно! Нет, к мужчинам его тоже не тянуло — упаси Бог! Но как-то… так… В школе, как помнил Алексей, за одноклассницами бегал, как и все нормальные пацаны в его возрасте. Потом, правда, училище… Но и там в увольнительных он встречался и со студентками. А то и со старшеклассницами. (Пару раз всего-то, правда). А вот сейчас — как отрезало. Нравилось внимание, льстило, но ответных чувств никаких не испытывал. «Бром они мне, что ли, дают», — смеялся про себя Маркин. Но знал, дело не в броме, даже если бы он и был. Дело было в чем-то совсем другом. «Прямо хоть католическим монахом становись!». Впрочем, Алексей предпочел считать, что просто ему еще не встретилась та, единственная. А потом сам же себе и повторял: «Какая в моем положении может быть женщина?! Какая чушь! Я — солдат неизвестной армии на неизвестной мне войне. Мне по штату о бабах думать не положено»!

Олигархи правили гибнущей страной, разрывали ее на куски своих владений, одновременно яростно сражаясь друг с другом, с юга весь Северный Кавказ терзала «свободная Ичкерия». Кровоточила разрушенная Югославия. Америка собиралась править миром, и примеривалась, кому бы еще посильнее врезать для устрашения строптивых. По Украине и Прибалтике восторженно маршировали восставшие как Феникс из пепла поклонники Гитлера.

Какая уж тут любовь?

— Ну что, хватит тебе учиться. Есть работа!

Володя был сдержан, серьезен, но в глазах все равно мелькали смешинки. «Он, вообще, интересно, может относиться к чему-либо совершенно серьезно?» — подумал Алексей. Но он чувствовал, что эти смешинки не от доброты, это злой смех, от такого смеха мурашки по коже бегут. Так смеются люди, которым ничего не жалко, и которые готовы абсолютно на все, и нет таких в мире вещей, которые могут остановить или удержать их от того, что они решат сделать.

— А экзамены? — робко вякнул Маркин. Вроде бы он что-то слышал от инструктора по вождению об экзаменах, вот и спросил на всякий случай.

— Это не для тебя. Это для обычных учащихся. Для таких как ты, экзамен — это твоя работа. Двоек и пересдач не бывает. Ошибка будет первой, она же и последней. Как у сапера. Понял?

— Да, куда уж понятнее. Я готов.

— Работа не сложная, но всегда есть нюансы. Так что слушай очень внимательно задание, не упускай ничего…

Ситуация была следующая. На большом оборонном заводе начиналась приватизация. Огромный интерес к сделке проявили профильные американские компании. Они были готовы купить крупный пакет акций. Настолько крупный, насколько им было бы позволено. Собственно говоря, завод, как таковой, и возможность его дальнейшей работы американцев волновали мало. Лакомым куском, из-за которого и был весь сыр-бор, являлось конструкторское бюро, и его содержимое. Тем, кто разбирался в таких вещах, и уже сталкивался с янки, было прекрасно известно, что произойдет. Новые хозяева, в первую очередь, вытащат из бюро все, что их интересует, так называемую интеллектуальную собственность, за которую на открытом рынке пришлось бы платить бешенные «бабки», а потом пустят все на металлолом. Потому что конкуренты не нужны никому. Люди, проворачивавшие эту сделку, все прекрасно понимали, а для прессы, которая и так без команды не могла даже гавкнуть, была спущена сказка о «добрых западных инвесторах, помогающих красно-коричневым совковым дикарям приобщиться к благам западной цивилизации».