Николай Стародымов - Братишка, оставь покурить!

Надо сказать, у нас с Радомиром подобные инциденты, замешанные на взаимном непонимании, происходят исключительно редко. Скорее всего, именно поэтому у нас до сих пор не было осечек. А сегодня… Сегодня все началось с его предложения изменить маршрут. И с того момента уже в который раз мы расходимся во мнении. Пусть это не выражается открыто, только суть от этого не меняется. Не к добру, ох не к добру — услужливо, но с нескрываемой ехидцей высунулся внутренний голос. Заткнись, без тебя разберемся, — обозлился я на собственное второе «эго». А обозлился потому, что боялся, что он прав.

Логичность позиции Радомира я осознал буквально с первых шагов, когда свернул с накатанной колеи. Карабкаться по склону, в кромешной тьме, сквозь непролазно-густые колючие заросли… Однако и отступать было поздно. И даже не в амбициях дело. Просто решение принято и оно должно быть доведено до завершения. Личные неудобства тут в расчет приниматься не должны. Азбука: наличие решения, пусть даже неверного, лучше, чем отсутствие решения как такового.

Сзади ломился сквозь кусты Радомир. Можно представить, что он сейчас думает обо мне. И это плохо. Потому что в подобные моменты в отношение друг друга даже малейшего раздражения быть не должно. Он потом поймет мою правоту и признает ее. Но это будет потом. А пока серб раздражен.

Кустарник оборвался внезапно. Словно ножом его край срезан. Просто здесь, на каменистом плато, ему уже не хватает влаги.

Выходить на открытое место я не стал. Присел, отдыхая и дожидаясь, пока сзади подойдет Радомир. А сам внимательно оглядывал тот небольшой сектор, который оказывался в поле зрения.

Луна уже спряталась за Црна-брдо. И теперь ярко освещенное ею звездное небо делало еще непрогляднее тьму на равнине. Нас это вполне устраивало — теперь отраженные лучи прибежища селенитов были бы союзниками мусликов.

К моему удивлению я не услышал, как приблизился Радомир — казалось, бесшумно двигаться в этом переплетении ветвей и колючек просто невозможно. Потому, когда серб легко коснулся моего плеча, я даже вздрогнул, до того это произошло неожиданно.

А он едва слышно прошелестел:

— Положай.

Как он «вычислил» позицию мусульман, как его прочувствовал, не знаю, было не до выяснений. Главное, что он его вычислил. И теперь все зависело от того, много ли на положае людей, сумеем ли мы его миновать или, напротив, уничтожить. Хотя последнее нежелательно. Поднимать тревогу во вражеском тылу нам сейчас никак не климатит.

— Где?

Наверное серб попытался указать направление рукой, но и сам понял, что я ничего увидеть не смогу. У меня в отряде был один мужик, Василий Баламут, тот мог в темноте видеть. Как сова. Не был бы он и в самом деле баламутом, цены б ему в разведке не было. Да только научиться быть развежчиком невозможно, такой талант дается от природы. Или от Бога, если хотите.

— Пив на втору, — по западноукраински дал направление Радомир.

Так у нас с ним сложилось, что направление ночью мы указываем именно таким образом. Дело в том, что «западеньцы» говорят не «половина второго», «пятнадцать минут шестого» или «без двадцати девять», по-своему: «пив на втору», «чверть на шосту» или «треть до девьятои». Мы с Радомиром условились, что направление, в котором мы идем — двенадцать часов, ну а остальные направления соответствуют циферблату.

Я повел глаза правее, но опять ничего не увидел. Что ж, доверимся инстинкту местного жителя.

— Посмотрим, — решил я.

Мы опустились на землю и поползли. Радомир ползком перемещался как ящерица, не тревожа ни одного камушка. Тут я с ним тягаться никак не мог. Во всяком случае, сам себе я напоминал ползущего бегемота.

Достигнув края лощины, я приостановился. И только теперь увидел то, о чем предупредил Радомир. Передо мной оказался бруствер, небрежно выложенный из камней. Куда он был направлен, как сориентирован, в темноте было не разобрать. Да это было и не столь важно. Куда важнее было иное: решить, как теперь поступить. Вариантов было только два: попытаться вырезать положай или, опять же, попытаться миновать его потихоньку. По всем правилам надо бы проползти потихоньку, чтобы не проявить своего присутствия в тылу противника. Но с другой стороны, если нам удастся задуманное, возвращаться мы будем, не исключено, с шумом, а тогда оставленная на пути отхода позиция вполне может преградить путь отхода. Да и та тень, что перечеркнула нам путь по оврагу, здорово смущала. Не могло так совпасть случайно: и тень, и вражеский положай.

Из-за бруствера послышался негромкий говор. Не люблю я, не научился убивать людей, которые не ожидают нападения. Однако делать это иногда приходится. Война есть война и законы ее суровы: или ты, или тебя. Tercium non datur, как говорили древние, третьего не дано.

Вытянув в сторону руку, я опять нащупал ладонь напарника. Слегка пожал ее. Он ответил тем же. Решено: нападаем!

Автомат оставляю на земле. Расстегиваю кобуру пистолета, слегка тяну на себя ремешок, чтобы удобнее было бы при необходимости ухватиться за рукоятку — правда, появляется риск, что он выпадет при борьбе, но зато и заминки не будет, когда потребуется. Извлекаю из ножен кинжал. Беру его в зубы. Снова вытягиваю руку. Трижды, с паузами, ударяю по подставленной ладони. После третьего удара ровно через десять секунд нужно броситься через бруствер. Главное — внезапность, взаимопонимание и синхронность действий. Если кто-то из тех, кто нас поджидает на положае, успеет схватиться за оружие, можно считать, что разведка провалена, а мы, скорее всего, уже покойники. Ну а в плен муслимам лучше не попадать. Самому себе разворотить живот гранатой — это райское блаженство по сравнению с тем, что они тогда со мной сделают.

«Раз — и, два — и, три — и…» Сколько их? Ночью вряд ли тут будет больше трех человек.

Да и то, находясь в своем тылу, маловероятно, что они все будут бодрствовать. Чапаева проспали, и это классический образец не только не только из нашей истории. Но кто-то ведь бубнит безостановочно — значит, по меньшей мере двое мусликов не спят.

«Девять — и… Десять!» Судя по легкому шуму, мы с Радомиром бросаемся одновременно. Я перемахиваю через бруствер, сжимая кинжал в руке. На решение — доля мгновения. Тут на разум полагаться — последнее дело, тут все решают первобытные инстинкты охотника на себе подобного соперника по ареалу обитания.

Кто-то лежит у тускло отблескивающего пулемета, выставленного в амбразуру. Мгновенный короткий удар ему кинжалом в шею, поглубже. Рядом слышится булькающее хаканье — это ударил Радомир. Чуть дальше кто-то шевельнулся. Мой напарник бросается туда, доносится легкий шум борьбы. Но я туда не смотрю и не лезу, мы вдвоем только мешаться друг другу будем, толкаться. Тем более, левее от меня видится еще что-то, похожее на человеческую фигурку. Фигурку маленькую, как будто даже детскую.