Сергей Зверев - Легионер

Здесь, на этом склоне, у Хайдари была назначена встреча. Один из его людей вот-вот должен был прибыть с последними и решающими дело известиями.

Казим опустил стекло и вдыхал свежий горный воздух. Рядом шумели высокие травы, раскачиваемые ветром, что придавало простору вид морских волн, бушующих на бескрайнем просторе. Для Хайдари морем была его деятельность в крае. В этом море, или даже океане, можно было всю жизнь ловить какую-то мелочь, так и оставшись неудачником, а можно было сразу взять все, вытащить свой главный улов. Сейчас назревала именно такая ситуация. Хайдари вдыхал свежий, напоенный травами воздух и готовился к решительному ходу. Ходу, который изменит многое.

Он ощущал себя умелым стратегом, расположившимся над огромной картой и задумывавшим детали крупной операции. А учесть и вправду надо было все. В борьбе, проходившей здесь, особенно в последние месяцы, каждый промах мог стоить головы. Но тем и был уникален командир боевиков, что просчетов он старался не допускать. Он мыслил на несколько шагов вперед, что и позволило стать ему грозой края.

Когда он слышал, что его боятся, он только усмехался.

«Боятся — значит, уважают! — говаривал он. — Мне не надо, чтобы меня любили. Я не пророк, чтобы меня любить».

В результате во многих сербских семьях его именем уже пугали маленьких детей. Десятки и сотни семей «благодаря» его деятельности вынуждены были покинуть край и переселиться в Сербию. Это и надо было Хайдари.

«Чем быстрее мы очистим край от сербских оккупантов, тем быстрее заживем богато и счастливо!» — говаривал он на митингах, куда сгоняли крестьян, таких же, как и сегодня.

Кое-кто, конечно, загорался, слушая его речи, и шел в его «освободительные» формирования, чтобы своими руками приблизить счастливый миг, но большинство оставалось пассивными слушателями. Это весьма раздражало борца за свободу Косово.

На горном склоне показалась машина, приближавшаяся к кортежу Хайдари. Это был он — Агран. Через пару минут машина подъехала. Из нее вышел смуглый, курчавый, плотного телосложения мужчина лет тридцати пяти.

— Садись! — Казим распахнул дверцу своего джипа.

— Здравствуй, — протянул руку новоприбывший.

По его виду Хайдари, впившийся пронзительными глазами ему в лицо, понял, что сведения есть, и к тому же важные.

— Привет! Ну, рассказывай, какие новости?

— Новости есть, — усмехнулся Агран. — Я был у миротворцев. Мазур уже дал добро на обмен Семенова.

— Отлично! — воскликнул Казим. — Как он разговаривал?

— Да как обычно, — отозвался боевик. — Он же как каменный, разве на его морде что-то прочитаешь? Никаких эмоций: да, нет и так далее. Во всяком случае, конкретная договоренность достигнута.

— Ну, что-то же он спрашивал, чем-то интересовался?

— Его больше всего интересовала собственная безопасность. Напирал на то, чтобы в случае с генератором он ни в коем случае не оказался замазанным.

— А ты что?

— Я, естественно, гарантировал на все сто, — ответил боевик. — Дескать, нам самим невыгодны любые осложнения в этом смысле.

— Хорошо… — Хайдари был доволен. — Что дальше?

— А дальше не менее интересное, — ухмыльнулся Агран. — Убит Мартин Берзинс.

— Как же это случилось с нашим высоким гостем? — насмешливо поцокал языком глава боевиков.

— Бандитская пуля, вернее, несколько пуль подстерегли борца за установление мира в многострадальном крае, — в тон ему ответил боевик. — Мы подоспели слишком поздно, когда его сердце уже перестало биться. Он только успел сказать: «Да здравствует Косово для албанцев!»

— Что делается! — притворно всхлипнул Хайдари. — Какой герой. Мы никогда не забудем этого.

— Вот и деньги, которые были при нем, — постучал по чемоданчику боевик, становясь серьезным.

— Он хотел слишком много, — посерьезнел и шеф. — Надо адекватно оценивать свои возможности. Вот я свои оцениваю адекватно — и все в полном порядке. Ничего, в Брюсселе переживут. Пришлют другого, не такого жадного. Но неприятностей не будет? — сказал Хайдари, принимая те самые двадцать процентов наличными.

— Все сделано так, что стрелки укажут на Пелагича, — заверил боевик. — Проклятые сербы, не желающие мира, зверски убили посланца-миротворца.

— Хорошо…

— А церковь? — спросил Агран. — Ты же собирался взорвать ее после восстановления, когда все сербы соберутся на торжественный молебен.

— Ну, я же еще при памяти и в маразм впадать не собираюсь, — Хайдари разглядывал ногти на левой руке. — Еще в то время, когда мы полностью контролировали этот район, когда миротворцы не крутились под ногами, церковь уже была заминирована.

— И что, мины так до сих пор не нашли? — недоверчиво взглянул боевик.

— Просто надо хорошо маскировать их. И в результате, как видишь, не найдены до сих пор.

Лицо Казима стало напряженным и сумрачным.

— Я ее взорву сейчас вместе с людьми.

Крестьянские толпы с криками гнали в сторону Дмитровицы.

Одна из баз Божидара Пелагича располагалась в предгорьях, в уютной долине, со всех сторон укрытой от ветра и посторонних взглядов.

Он сидел в кресле с финансовыми счетами на коленях. Несмотря на то, что Божидар не был любителем работать с бумагами и старался такую работу спихивать на одного из своих приближенных, наиболее важные дела, не доверяя никому, он предпочитал делать лично. Так было и на этот раз. Взяв калькулятор в руки, он подсчитывал приход и, соответственно, расход, фиксируя расчеты красной шариковой ручкой.

За окном негромко разговаривала охрана. Божидар прислушался.

— А какие могут быть еще варианты? — услышал он голос. — Я этих албанцев ненавижу просто до бешенства. А как может быть иначе? Вместо того чтобы спокойно заниматься своими делами на своей же земле, я вынужден лазить по этим горам. Тебе это нравится? Мне не очень.

— Главное, что конца-краю этому всему не видать, — отозвался другой голос. — Албанцев поддерживают все, кому не лень, а мы — крайние.

— Вот был шанс сорвать деньжат, — продолжил первый. — Думал, хоть пополню карман, разбогатею. А что в результате? Еле ноги унесли с того перевала.

— Так он и дал бы тебе разбогатеть, — иронически заметил второй. — Держи карман шире. Сам бы денежки затаил, и все.

— Ну уж нет! — вскинулся боевик. — Я хоть и служу ему верно, но за свое я горло перегрызу. Никуда бы он не делся. Так что извините, мою долю вынь да положь.

— Ну, теперь-то она тебе не светит, — хмыкнул второй.

«Вот уроды, — в сердцах бросив ручку, закусил губу Божидар. — Каждый безмозглый пенек будет здесь рассуждать и мне условия ставить! Распустил я их совсем. Ну, ничего, скоро я за вас возьмусь!»

Он снова углубился в свою бухгалтерию, но счет не шел.