Андрей Воронин - Инкассатор: Слезы из черного золота

Проверив бойцов, разместившихся на большой поляне в стороне от дороги, он вошел в небольшую рощу и, пройдя пятьдесят метров, вышел на склон, откуда открывался великолепный вид. И в этот момент, он, приготовившись выйти на связь с Мирабовым, вдруг поймал себя на мысли о том, как не сочетается, естественная природа с войной: распаханными снарядами полями, горящими лесами, изуродованными человеческими телами и искалеченными душами. Впрочем, последняя рана пока не коснулась его.

Гишаев несколько раз пытался вызвать базу, но в ответ слышал гробовое молчание.

Из динамика включенной небольшой радиостанции, оставленной Мирабовым в кабинете мистера Лэтимера, звучали позывные с просьбой о помощи, но единственный человек, который их слышал, был рядовой боец Эмир Рустамов.

– Это ты, Исмаил? – спросил он, подняв рацию.

– С кем я говорю? – спросил боевик.

– Эмир Рустамов. Я из нашей группы. Аслан послал нас на базу месяц назад, чтобы мы на ПВО учились. Я дежурю внизу, возле входа в центральный корпус.

– А где Мирабов? – спросил Исмаил.

– Мирабов десять минут назад зашел в вертолет вместе с американцами.

– Что?! – вскричал Гишаев, вскочив с места.

– Бежал Мирабов, – не выдержал Рустамов, – как последний шакал бежал.

– Ты врешь, гад! – гневно заявил Гишаев.

– Ну, тогда вы в этом убедитесь, когда вместо боевых машин и вертолетов вам поможет лишь Аллах грозовым облаком. А русский Бог пришлет им подкрепление...

– Не-ет, – тихо произнес Гишаев, попятившись назад и прислонившись к дереву, – не-ет, – повторил он, выронив рацию.

Застыв, он просидел в таком положении минут десять, затем поднялся и уверенным шагом направился на место стоянки.

– Где ты был, командир? – взволнованно спросили его подскочившие боевики. – Мы начали волноваться...

– Поднимай воинов, – не обращая внимания на сказанное, приказал Гишаев.

– Но ведь не прошло и получаса? – удивились боевики.

– Я сказал поднять всех! – ледяным тоном произнес Гишаев.

Спустя несколько минут, согласно приказу командиров, уставшие боевики начали медленно подниматься с земли, опираясь на автоматы и в темпе докуривая сигареты.

Гишаев сурово посмотрел на стоявшую толпу, ожидавшую нового приказа. Однако вместо этого он задал вопрос:

– За что мы воюем?

Ничего не понимающие боевики молча смотрели на командира. Его лицо, всегда спокойное и уверенное, трудно было узнать. Уголок рта нервно подергивался, от периодического стискивания зубов двигались скулы.

– Я повторяю вопрос: за что мы воюем?

– За свободу нашей страны, – робко ответил кто-то.

– За независимость, – послышалось с другого конца.

– За создание независимого исламского государства...

– Это священный джихад...

– Довольно, – оборвал высказывания Гишаев. – Кто вам все это говорил? Повторяю, кто?

– Это сидит в сердце каждого правоверного мусульманина, – негромко сказал один из командиров.

– И все это дерьмо вы вбиваете в головы молодым ребятам, которых с ранних лет вербуете в аулах.

– Я не понимаю тебя, Исмаил, – произнес один из них.

– Сколько тебе лет, Ахмат? – спросил Исмаил бандита.

– Тридцать шесть, – пожимая плечами, ответил тот. – Работал пекарем...

– Почему ты решил воевать? Ты, человек, проживший шесть лет нормальной жизнью, ушел в леса?

– Русские разбомбили Шатой, мой родной дом...

– Сейчас русские построили его. Почему ты снова не пойдешь печь хлеб? Кормить людей, а не убивать их?

Боевик пожал плечами и, не найдя, что ответить, повторил свой вопрос.

– Я все равно не понимаю, что ты хочешь сказать?

– Чтобы понять, что я хочу сказать, вернись в Шатой, а вы все, – он обвел руками толпу, – вернитесь в свои дома. Если их нет – постройте заново. Бросайте оружие и возвращайтесь, – с этими словами он с силой откинул автомат.

Среди боевиков пошел ропот, начались возмущенные крики. Больше всех возмущались афганские талибы и арабы-наемники, требовавшие немедленной казни взбунтовавшегося командира. В любом другом случае его бы расстреляли на месте, но сейчас, в сознании людей, терпящих поражение за поражением, начало что-то меняться. Увидев это, Гишаев продолжил.

– Не понимаете? – спросил он властным и громким голосом, заставившим толпу замолчать. – Тогда скажите, кто помогает нам бороться с неверными? Кто платит вам, афганские и арабские братья, деньги? Кто дает нам оружие и посылает нас на смерть? Молчите? Но вы прекрасно знаете, что это не только всемогущий Усама бен Ладен. Гораздо ближе к нам американские инструкторы. Их оружие, их деньги. Да, мы хотим построить исламское государство, и оно обязательно будет. Я в это верю, но мы никогда не построим его войной, воюя за чужие деньги и чужие интересы! Я понял это только сегодня, когда десять минут назад узнал, что в транспортном вертолете с нашей базы бежало все руководство вместе с моим командиром Асланом Мирабовым, еще утром произносящим пламенные речи на бронетранспортере. Они позорно бежали, оставив нас на милость Аллаха. Мы идем выполнять задание, заранее обреченные на провал, потому что помощи не будет и те, кто должен ответить за нашу кровь и позор, будут в достатке жить у себя дома, посылая на смерть новых людей. Мы хотим построить исламское государство. Но государство не может вечно воевать, оно должно жить, нормальной жизнью, жить в мире, а мира войной не построишь. Я понял это только сейчас и, понял, к сожалению, очень поздно... – Гишаев сделал паузу, сокрушенно опустив голову. Затем, набрав полную грудь воздуха, он снова посмотрел на изумленных воинов Аллаха и продолжил: – Но у вас еще есть время наверстать упущенное. Те, кто умеет сеять – сейте, кто умеет печь хлеб – пеките, растить виноград – растите... И поэтому я еще раз говорю: бросайте оружие и возвращайтесь по домам. Если вы добровольно вернетесь, федералы ничего вам не сделают. Будет трудно, не спорю, но этот трудный путь будет единственно правильным решением.

Гишаев устало закончил речь и посмотрел на людей. Пожалуй, в первый раз за всю войну он увидел думающие глаза, внимательно смотрящие из-под черных шапок и длинных бород. В первый раз люди по-настоящему проанализировали услышанное... Гишаев сплюнул в землю и легким шагом, словно прогуливаясь по летнему парку, отправился в сторону дороги, по которой они долго и упорно взбирались на гору.

Несколько минут боевики стояли, переминаясь с ноги на ногу, а затем, последовав примеру командира, произнесшего убедительную и эмоциональную речь, побросали оружие и сначала неуверенно, словно узники, сбросившие с себя многолетние оковы, а потом все быстрее и быстрее начали расходиться. Вскоре на поляне не осталось ни одного боевика.