Михаил Серегин - К строевой - годен!

Стойлохряков со своим начальником штаба держали оборону с другой стороны и без труда пометили всех. Подполковник обернулся. Он смотрел на вторую группу наступающих немного со стороны и видел, что происходит на самом деле. Он улыбнулся, поднимая ружье, но тут кишки призвали его к земле. Время таяло. Он не мог больше держаться. Отбросив винтовку, Стойлохряков стал лихорадочно расстегивать ремень. Неужели в штаны попадет!

Чувствуя небывалое облегчение, он одновременно испытывал горечь поражения. Эту битву он буквально просрал.

Простаков с облегчением увидел, как по непонятной причине от него отвернуся красный огонек, и побежал еще быстрее, стараясь не опускать вытянутые в стороны руки, к которым были привязаны горящие фонарики. Бегущие следом за ним гуськом солдаты, не чувствуя попаданий, с каждым метром ощущали все большее желание кричать от восторга.

Шестеро вбежали в периметр и, как было оговорено, быстро смешались с первой группой. Разобрать фонарики оказалось совсем простым делом.

Выстроив личный состав, генерал долго молча прохаживался перед солдатами, внимательно осматривая каждого. Самый здоровый из стоящих перед ним был заляпан зеленой краской почти полностью. Он не мог понять, как же на себя умудрился собрать все один человек, а остальные оказались целыми и невредимыми.

Стойлохряков молчал. Его люди выиграли там, где казалось невозможным одержать победу.

– У кого-нибудь живот болит? – вдруг спросил генерал.

Стойлохряков попрощался с двумя звездочками из четырех, что сияли на его погонах.

Солдаты молчали.

– Ни у кого не болит, значит. Ладно. Меняемся местами. Если из нас один добежит не меченым, ваш компот мы сами пьем.

Услышав такое, Мудрецкий расплылся в улыбке, и этого никто не видел. Темно ведь.

Топая вдоль трассы, группа из семи беглецов начала ощущать сильное головокружение и тошноту. Сивый проблевался одним из первых. Он вел группу и не понимал, что же с ним происходит. Леня говорил ему, будто они уходят дальше от дороги, но он всякий раз посылал его подальше.

– Кончай ныть. Все мы туда идем. Скажи лучше, откуда этот героин.

– Ты что, – возмущался Леня, – из моих запасников, чистейший продукт.

– Был бы чистый, мы бы сейчас не блевали. Надо собраться вместе, чтобы никого не потерять, и пусть все включат фонари, вашу мать.

Настал черед солдат стрелять по офицерам. Агапов был раздражен тем, что палить дали тем, кто «выжил», а остальных попросили сесть в сторонке и не мешать.

Очень кстати попросили, потому как у многих пищеварительные тракты писали обширные трактаты. Причем некоторым удавалось разобрать слова, исходящие от собственного ливера.

Багорин с Замориным были горды предоставившейся им возможностью. Бабочкин просто трясся от нетерпения, мечтая ни разу не промахнуться.

Генерал оставил за собой право самому дать команду на наступление. Никто не возражал.

Беглецы, следуя за Сивым, углубились в какие-то заросли. Никто и не думал перечить. Тем более что состояние здоровья каждого ухудшалось с каждой минутой. Они еле брели, когда услышали голос Сивого:

– Впереди поляна, и, кажется, там машины и какие-то фонари. Волков, что ли, разгоняют?... Уроды. Нам нужны тачки. Сейчас быстро бежим, захватываем машины и катим в Самару. Может, у них в аптечках что-нибудь найдется.

Резинкин, также попавший в группу стрелков, не поверил своим глазам.

– Глядите, чего-то много фонарей.

– Какая, на фиг, разница, – воскликнул маленький Бабочкин, поворачиваясь. – Мочи шакалов.

Зэки бежали по поляне быстро, несмотря на плохое самочувствие. Неожиданно со стороны машин стали раздаваться какие-то хлопки.

Генерал только успел построить своих людей цепью и намеревался дать команду «в атаку», как группа каких-то придурков и тоже с фонариками выбежала на поляну и понеслась на позиции стрелков.

– Это ваши люди? – спросил тут же Веретенко у комбата.

Стойлохряков совсем опустил плечи.

– Наверное, может быть. Вообще-то, никто не знал, что мы здесь.

Простаков повернул голову в сторону быстро движущихся фонарей.

– Генерал с фланга пошел, – Агапов спокойно курил, наблюдая за развитием событий. – Только чего-то фонарей много.

Тут наперерез уже бегущим из лесочка выдвинулась другая группа с огоньками в руках.

– Не понял, – пробасил Простаков.

Генерал бежал с ноющим животом. Понимая, что происходит что-то такое, чего он не планировал, Веретенко крикнул:

– Не стрелять! Не стрелять!

Сивый остановился как вкопанный.

– Засада! – заорал он. – Менты! – и, прежде чем повернулся в обратную, получил шариком прямо в глаз. – А-а-а! – орал он, убегая прочь. По руке что-то текло. – Мой глаз, суки продажные!!!

Он ломился к лесу, уже не надеясь унести ноги. Только бы не собак, только бы собак по следу не пускали. Сгрызут же.

– Не менты, десант! – орал генерал. – Всем стоять!

Бабочкин перестал стрелять. Стоящие по вершинам квадрата люди перенесли освещение на тот участок поляны, где развернулись главные события.

В большое пятно света от фонаря Мудрецкого попала кривая и грязная рожа Десятки Буб.

– Противоядие у меня! – орал не совсем нормальный тип. – Я следил за вами! Менты, хватай их! Они меня били в камере! Уроды! Хватай!

Услышав про противоядие и узнав голос Десятки Буб, Сивый повернул в его сторону.

– Убью! – выл он, плохо переставляя ноги.

Генерал уже давно склонялся к мысли, что их отравили намеренно, и теперь этот вопль о том, что «противоядие у меня», заставил старого служаку тоже повернуть на крик.

Сумасшедший хихикал, стоя на краю поляны.

– Менты, хватай их! Менты, всех хватай!

Мимо Багорина и Заморина бесшумно промелькнула гигантская тень. Это сибирский охотник Простаков стремительно перемещался в ночи, не обращая внимания на нывший желудок. Леха понимал, что они столкнулись с какими-то уродами, за которыми гонится милиция.

Генерал снова закричал: «Не стрелять!» В темноте можно и своих повалить, и это уже не игра.

Не выпуская из рук фонари, беглецы пятились назад, к лесу.

Сивый подбежал к придурку, ударил его ребром ладони по горлу и выхватил пластиковый пакет с какими-то таблетками. Мудрецкий стоял как вкопанный и продолжал освещать происходящее. Не успел Сивый оглядеться, как на него на скорости наехал массивный генерал. Криминальный папа отлетел от пуза к дереву и взвыл:

– Мусорюги!!!

Веретенко некогда было его слушать. Он выхватил пакет, открыл упаковку с таблетками и запихал себе в рот сразу две штуки. Он надеялся, что теперь-то его живот успокоится.

Воспользовавшись неразберихой, Леня подбежал к «Мерседесу». К машине одновременно с ним подбежал водитель с фонарем в одной руке и ключами в другой.