Сергей Зверев - Забудь дорогу назад

Но радость победы была недолгой. В джипе оставалось только двое – водитель и пассажир. С заднего сиденья вывалился невысокий жилистый мужчина в короткой куртке. Сделал шаг и повалился в борозду. Хотел подняться – закричал от боли. Ногу сломал, а может, подвернул. Водитель, сверкая очками, бросился в обход капота, забрасывая за спину «АК-74». Помог пассажиру встать. Тот обнял его за шею, что-то кричал, показывая на опушку. Но и шага не сделали. Загремели выстрелы. На западной стороне широкого поля показались две машины. Очевидно, и там пролегала дорога. Два внедорожника, внешне похожие на тех, что попали в переплет, но явно приписанные к враждующей партии, катили вдоль далекой опушки. Из них велся плотный огонь. Очкарик повалил пассажира, извернувшись, скинул со спины автомат, хлестнул затвором. Стрелять лежа мешала высокая трава, он вскочил, расставил ноги, ударил длинной очередью. И у этого ума палата – получил свою заслуженную пулю, рухнул мертвецом, сверкнув диоптриями. Стрельба оборвалась. Машины съехали с дороги, взгромоздились на косогор и помчались по кратчайшему расстоянию, давя ромашки. Пассажир, закусив от усердия губу, пытался ползти в нашу сторону. Жирный пот заливал лицо, в широко распахнутых глазах застыла смертная тоска. Я уже видел эти глаза, это лицо, я общался однажды с этим человеком… В короткое мгновение я пережил моральный взлет и падение ниже плинтуса, был удалым молодцом и жалким трусом, перенес тяжелую душевную травму и переосмыслил угрызения совести – в том плане, что моя совесть ни хрена не понимает! Я отдавал себе отчет, что собираюсь убивать людей, которые меня не знают и в данный момент ничего против меня не замышляют, и это убийство, хоть тресни, не оправданное. Я понимал, что шагаю за черту, возврата не будет, отныне я не тот, кем меня привыкли видеть. Мне придется жить в этом дерьме и до конца жизни искать себе оправдание… Я оценил расстояние. Успеем. Как пить дать, успеем. Джипам трудно разогнаться – побьются в бороздах. До человека, на которого велась охота, – не дальний свет, лишь дорогу перебежать.

– Пошли, Николай Федорович. Вытащим засранца. Я тащу, а ты собирай оружие. Да пригнись…

– Стой, шебутной! – переполошился Корович. – Он кто тебе? Дядя, сват? Больно надо шкуру подставлять…

– Ну, как знаешь. Сам справлюсь… – Я уже выкатывался на дорогу.

– Вот черт…

Как в тумане. И не с нами. Орала Анюта, словно вздорная базарная баба. Мы мчались, пригнувшись, короткими перебежками. Вот и джип, застрявший в канаве. В машинах, мчащихся на перехват, почуяли что-то неладное, открыли беспорядочную стрельбу. Метался Корович, собирая разбросанное оружие. Ползущий поднял голову, уставился на нас с изумлением. Да уж, представьте, уважаемый, ангел-спаситель прибыл… Я подхватил его под локоть, поволок, не обращая внимания на его мучительный стон. Терпи, казак… Впрочем, ты и так уже атаман. Под свободный локоть его подхватил Корович, несколько олимпийских прыжков, и мы уже катились по заросшей чертополохом колее. Последний рывок – и чего же он так орал, словно его не спасали, а резали! Мы вбежали в лес, я швырнул спасенного за дерево, в гущу крапивы, метнулся за косогор, оказавшийся муравейником! Чертыхаясь, плюясь, покатился дальше, затормозил у раздвоенной березы.

– Держи! – Корович бросил РПК. – Одиночными стреляй, Михаил Андреевич! Хрен его знает, сколько там патронов! – И начал отползать за горку трухлявого бурелома.

Позиция оказалась просто идеальной. Вырвавшийся джип (с дорожной инспекцией в Каратае туговато – номерные знаки отсутствовали) вскарабкался на косогор, начал медленно выползать на дорогу. Тоже не мыслители – у меня имелось достаточно времени, чтобы прицелиться и послать одиночную пулю точно в лобовик на уровне головы водителя. В стекле образовалась аккуратная дырочка, побежала сеть морщин – из чего я сделал вывод, что на «пулестойкие» стекла здесь почему-то жмутся. Нога покойника соскользнула с педали: джип убрался обратно в канаву. Мне осталось лишь отстреливать тех, кто решил прогуляться. Двоих я сбил, третьего пощадил, вернее, промазал: он прыгнул в траву, как молодой кенгуренок, куда-то пополз. Из второго джипа открыли шквальный огонь: сразу двое стояли на подножках, поливая из тяжелых «Бизонов», снабженных вместительными шнековыми магазинами (результата творчества сына Михаила Тимофеевича Калашникова). Ошибку предшественника водитель решил не повторять – остановил машину. Но при этом сделал вираж, и прекрасным образом открылся бензобак. Автоматчики спрыгнули с подножек.

– По баку! – закричал я, опуская переводчик огня в нижнее положение.

Мы буквально изрешетили эту чертову машину! Неплохая, однако, штука – ручной пулемет Калашникова (зря я на него наговаривал). Загорелся багажник, пламя охватило салон. Выпрыгивали люди. У водителя пулей заклинило замок на двери, он дергал ее, не мог выбраться. Орал благим матом в дыму и пламени. Будь поумнее, перебрался бы через коробку передач и выпал бы в другую дверцу. Но он пытался открыть свою, бился в нее плечом, ругался «по-матерски». Повалил густой дым, прогремел взрыв… В дыму и пламени метались фигурки уцелевших. Рослый мужик в защитном одеянии, из-под которого проглядывала водолазка, исступленно орал, бросая в бой последние силы. Размахивал 9-миллиметровым «Каштаном», не идущим ни в какое сравнение со старым, добрым «калашниковым». По нему мы с Коровичем и ударили, не сговариваясь. Пуля, как водится, – лучший подарок! Кажется, я попал ему в голову, разворотив череп – чересчур впечатлительным в это дело лучше не всматриваться… Двое пятились, огрызаясь свинцом – сообразили, что подобная переделка не лучший способ поправить здоровье. У одного из них кончились патроны, он бросил автомат, кинулся бежать. В безоружного мы не стреляли, а вот второму, не пожелавшему расстаться с оружием, врезали за двоих. Поднялся «кенгуренок» – единственный выживший из первого джипа, – побежал прочь, прихрамывая. Подумав, Корович выпустил ему вдогонку пулю и как-то меланхолично процитировал, не помню кого:

– «Остроконечной пулей на бегу я раскроил тупой его затылок…»

Выжатые, обессиленные во всех отношениях, мы добрели до точки, где бросили спасенного «товарища», рухнули в лишайник и прелые прошлогодние листья. Подтягивались с квадратными глазами Анюта и Степан. Спасенный приподнялся, недоверчиво уставился на подходящих. Потом на нас с Коровичем. Потом на поле боя, чадящее прогорклым дымом. Нерешительная ухмылка перекосила скованное судорогой лицо.

– И увидел Бог, что это хорошо, – пошутил я.

Брови сместились к переносице. Но меня уже несло.

– Не так ли, Олег Геннадьевич? Не удивляйтесь, но я знаю, как вас зовут. Товарищи из ФСБ, пытавшиеся меня завербовать, поставили в известность. Раевский Олег Геннадьевич. Прозвище для непосвященных – Благомор. Правитель Каратая. Царь. Кому-то бог, кому-то жупел. Человек, к которому стекаются все нити творящихся в Каратае бесчинств. В войнушку решили поиграть, Олег Геннадьевич?