Алексей Котрунцев - Последний грех

— Да в чем-то вы правы. Сейчас я не то, что раньше. — Макс кивнул и отхлебнул чай.

«Ну, слава Богу! Кажется, пронесло. — Марк облегченно вздохнул. — Если у дурачка и были сомнения, то я их рассеял. Сейчас он допьет чай, вежливо скажет до свиданья, и я навсегда захлопну за ним дверь».

— Ну, вот видишь, наши мнения совпали.

— Да-да, — неуверенно кивнул Макс. Он вытащил из кармана пачку сигарет и вопросительно посмотрел на танцора. — Можно?!

Марк замешкался. Вообще-то курильщиков он не жаловал, но в минуту волнений и сам мог выкурить сигаретку-другую. Табак успокаивал, заживлял нервные язвы. Да и случай был, как раз подходящий. Он утвердительно кивнул.

— Конечно. Кури.

Открыв пачку, гость протянул ее через стол.

— Угощайтесь.

— Благодарю.

Танцор ухватил желтый фильтр и медленно потянул на себя. Сигарета уже вылезла наружу, как пачка дрогнула, и содержимое вдруг вывалилось на пол.

— Какой я, право, неловкий. — Марк вскинул извиняющийся взгляд. — Сейчас все подберу!

Гость коротко кивнул: «Конечно». Склонившись, танцор принялся собирать сигареты. Одна, две, три.… Поднять четвертую он не успел. Затылок вдруг взвыл от боли, а на уши потекли ручьи заварки и фарфоровые осколки. Марк громко завопил.

— А-а-а!

Обхватив голову, он рванулся прочь. Боль выжигала мысль: «Мальчишка пришел к тебе мстить!» Порыв во спасенье соединился с чужим: удар в спину, ноги занесло, тело полетело вниз. Марк вскрикнул, а на спину уже приземлился гость. Схватив за горло, с силой начал сжимать его стальной хваткой. Сопротивляться Шапиро не мог, удушье растворяло силы. Сознание, тонувшее в темных кругах, выдало последнюю мысль: «Марик, он пришел за твоей жизнью».

Пробуждение, если это вообще можно было назвать таковым, было ужасно. Его распяли. Веревками, как скотину на бойне, грубо и жестоко растянули за конечности. Обездвиженный, Марк чувствовал, как страх кормит его терпким ядом. Подогреваемый неизвестностью, он рос в нем, увеличивался до неимоверных размеров. Визитер тем временем деловито ходил по квартире, перешагивал через его тело и что-то мастерил у газовой плиты. Заметив, что Марк очнулся, многозначительно обнадежил.

— Очухались?! Тогда потерпите — уже скоро.

Что означало это скоро, Шапиро понимать отказывался. И эта неопределенность пугала еще больше. Но гость не врал, приготовления, действительно, были завершены. Просто их теченье Марк благополучно пропустил.

Потеряв сознание, сопротивляться он уже не мог. Душитель отпустил тщедушное тело и брезгливо кинул на пол. Стянув одежду, перевернул жертву на живот и обмотал руки веревкой — нейлон сразу утонул в бледной коже. Другой конец Макс привязал к батарее — так, что казалось, будто нагой пленник тащит ее на себя. Веревкой прикрепил лодыжки — одну к дверному косяку, другую к стальной трубе в углу. Конечно, труба была не слишком толстой, но другой точки крепления все равно не было. Оглядев работу, Макс удовлетворенно хмыкнул — пленник был обездвижен. Напоминая перевернутую букву Y, Шапиро даже, если б и захотел, сопротивляться не мог. Как штрих, он добавил полоску скотча. Теперь можно было не спешить: очнувшись, пленник был лишь безмолвным зрителем. И не более.

Старые видеокассеты лежали там же, где и раньше — в зале, в тумбе под телевизором. Убористым подчерком на корешках были выведены названия. Последняя в стопке лежала та самая — «Том и Джерри». Загрузив ее в плеер, он прибавил громкость. Рык льва, мелодия заставки, звуки погони — они будили воспоминания. Макс продолжал…

Слесарные шпильки, принесенные в сумке, соединялись между собой гильзой. Заточенный с одного конца, метровый прут из них вышел вполне устойчивым. Макс положил его острием на конфорку и зажег пламя. Голубые язычки с жадностью принялись лизать стальное жало. Молотка, правда, он не захватил — рассчитывал найти его на месте. Так и вышло: инструмент валялся в кладовке, в большой кипе газет.

С треснутой ручкой, доверия он не внушал, но другого все равно не было. Макс оценивающе повертел его в руках и подошел к пленнику. Схватив за клок волос, грубо приподнял голову и заглянул в глаза. Страх. Всепоглощающий ужас был написан в них.

— Ты думаешь, я убью тебя этим?! — Он показал ему молоток. — Не-ет! Все будет гораздо интересней.

Слова, а еще больше недосказанность, ужасали. Марк что-то замычал, но скотч не давал возможности разобрать что. Но слова были излишни, во влажных глазах читалась мольба. Шапиро просил о пощаде. Гость хмыкнул — голубая бездна была непроницаема. Пальцы разжались, голова пленника безвольно свесилась вниз.

Смотреть на раскаленную сталь было куда приятнее. Прогревшись, прут источал завораживающее свечение — яркое, оранжево-красного оттенка. Держать его более не имело смысла, прут итак раскалился до предела. Но он не торопился — смотрел и думал. Потом опять подошел к Марку, наклонился и тихо прошептал на ухо.

— Марк Сигизмундович, нам пора. Надеюсь, там без работы вы тоже не останетесь. Карпычу привет передавайте.

Танцор замычал и дернулся, но скотч и веревки свели потуги на нет. Подавляя, и без того обреченное, сопротивление, палач наступил ему на ягодицы. Марк крякнул, выгнулся и замер. Обездвиженный, теперь он мог лишь слушать и ждать. Но звуки полного представления не давали. Скорее вносили еще больше сумятицы: шаги, мелодии мультфильма, громыханье, упавшей рядом, металлической воронки. Последнее озадачило. Краем глаза он видел, как руки в перчатках подняли ее, и сразу почувствовал прикосновение. Грубо, влезая в анус, воронка рвала его сфинктер. Он опять замычал и истошно задергался, но безрезультатно. От бессилия и страха Марк заплакал. Слеза, за ней еще одна, будто крысы с тонувшего корабля, они побежали по морщинистым щекам. Осознав конец, приговоренный оплакивал себя.

Раскаленный до предела, прут дышал жаром. Макс поднял его и посмотрел на свет. Острие быстро остывало, но сам стержень не спешил терять багрянец. Пора. Он поднес прут к воронке, вставил и с силой ударил по нему молотком. Железо мгновенно влетело в плоть. Вторжение! Крик! Душераздирающий вопль! Тысячи, нет — миллионы, миллиарды раскаленных игл вонзились в тело Марка. Они жгли, разрывали и убивали. Жестоко, беспощадно, неумолимо. Но игла была одна. Острая и горячая — она упрямо лезла вперед, в его хрупкое немолодое тело. Обезумев, танцор зашелся в конвульсиях. В крике, подобного которому, Макс не слышал даже там, в подземелье. Скотч уже не мешал, а придавал особое звучание. Приговоренный выл, орал и кричал на все тональности, подвластные человеческому тембру. А, может, и нечеловеческому.

Бить еще раз Макс не спешил. Смотрел. Внимательно наблюдал, как вытянулось в струнку пластичное тело, как напряглись в диком порыве мышцы и, градины пота покрыли сыпью дряблую кожу. Он все это видел. И ждал. Боль, испытываемая Марком, заставляло трепетать его тело, как в лихорадке. Хаотично дергаясь, нейлоновые путы уже казались не прочными оковами, а скорее — тонкими нитями. Палач даже засомневался, выдержат ли?! Опасаясь, ударил еще раз. Нечеловеческий, с новой силой, вопль врезал по перепонкам и теперь не прекращался ни на мгновенье. Марк орал, как заживо пожираемый гиенами, койот и выл, как сирена пожарной машины. Вздутые на горле, вены. Красные от лопнувших сосудов, белки. Игравшие взрывами напряжения, мышцы. Смерть щедро ласкала болью.