Михаил Серегин - Властелин Африканского Рога

– И почему же вы вернулись? Здесь вас ждала семья, или там не понравилось?

– Какой-то журналистский допрос. Вы собираетесь писать обо мне книгу или…

– Или, Шариф, – перебила его Пьетра, немного смутившись. – Мне просто интересно, откуда в Сомали взялся такой необычный человек, как ты… простите, как вы.

– Может, нам правда перейти на «ты», – предложил Шариф и покраснел.

– Хорошо, – согласилась Пьетра, – так будет проще.

– Вернулся я сюда только потому, что был там чужим. При всем хорошем, что я там видел, включая и хорошее отношение к себе. Я был там иностранцем.

– А как же ты стал пиратом? Это уж совсем непонятно, тем более после общения с русскими. Насколько я себе их представляю, это не та нация, которая плодит разбойников. Скорее уж, действительно, поэтов и мыслителей.

И тогда Шарифа, что называется, прорвало. Он стал рассказывать свою жизнь с того момента, как вернулся на побережье, не имея ни своей хижины, ни средств к существованию. Единственной возможностью выжить в то время было примкнуть к пиратской шайке. Пьетра жадно слушала Шарифа, жалея, что не предвидела такого поворота в разговоре и не приготовила диктофон. Редкостная удача – когда самый настоящий сомалийский пират изливает тебе душу.

– Но теперь, когда ты разбогател, почему бы тебе не остановиться, не заняться другим мирным и доходным делом?

– Я, кажется, тебе уже рассказывал, еще тогда на яхте, – посерьезнел Шариф. – Я могу защитить своих земляков и свое побережье от чужаков, которые грабят наши воды. Я могу дать моим землякам пищу, в которой они нуждаются и которую им не даст никто, в том числе и вы, сытые итальянцы.

– Сытые, – укоризненно повторила Пьетра, полыхнув знакомым темным огнем своих глаз, – а знаешь ли ты, сколько пришлось работать моему отцу, чтобы стать сытым? Это заслуга его энергии и таланта – заработать немного денег и организовать на них свое дело. Голодать и ночевать в офисе, но отдавать последние силы и деньги бизнесу, чтобы он развивался, своим работникам, чтобы удержать их, чтобы они не голодали.

– Ты как будто упрекаешь меня, – вскинул брови Шариф, – тем, что я разбойник, а вот твой дорогой отец не пошел в море грабить.

– А хоть бы и так!

– Ты считаешь, что у меня нет никаких других талантов? Я, по-твоему, могу только взять в руки автомат, выйти в море и грабить моряков?

– А разве ты доказал обратное? – запальчиво спросила Пьетра.

– Значит, ты хотела встретиться со мной, чтобы лишний раз напомнить мне, что я пират и разбойник?

Пьетра вытаращила на Шарифа глаза, не понимая, серьезно он говорит или шутит. Случайно или умышленно у этого странного парня вырвалась фраза, почти слово в слово повторившая ту, что в свое время писатель Сабатини вложил в уста своего героя, капитана Блада. Эта ситуация вызвала в ней какой-то непонятный восторг. Девушка не удержалась и расхохоталась в полный голос. Слишком поздно Пьетра сообразила, что Шариф воспримет ее смех неправильно.

– Значит, ты решила встретиться со мной только для того, чтобы лишний раз убедиться, что я все еще пират, – горько сказал Шариф. – Вы, европейцы, привыкли всех мерить по своей мерке. Все должны думать и поступать, как вы. Я должен был стать скотоводом или банкиром, потому что тебе так кажется правильным. А до того, что у меня на душе, тебе нет дела!

– Шариф, ты неправильно меня понял, – попыталась Пьетра исправить положение.

– Вам всем нет дела до того, что у нас на душе, – продолжал говорить Шариф, пропустив мимо ушей замечание девушки. Он почти уже кричал, но без злобы, а лишь в полном отчаянии. – Вам всем нет до нас дела. Мы для вас дикари. Вас удивляет, что нам знакома русская поэзия, что сомалиец учился в русском мореходном училище. Вы приезжаете сюда, как в зоопарк, а мы для вас как обезьяны! Можно дать банан, а можно и подразнить.

– Шариф, что ты говоришь? – со слезами на глазах воскликнула Пьетра, но Шариф на нее уже не смотрел. Вытащив из кармана несколько банкнот, он швырнул их на стол и поднялся.

– Прости, Пьетра. Я понимаю, что ты журналист. Твоя работа – развлекать своих сытых хозяев, которые платят тебе за развлекательные статьи про Африку. Но я не обезьяна, и не стоит писать сюжеты о мотивах моего поведения.

Шариф быстрым шагом вышел из кафе. Перед глазами его все двоилось, а в горле стоял комок горечи и обиды. Такая красивая и такая жестокая… «Мерседес» взревел мотором и, рванувшись с места, понесся в сторону побережья. С удивлением Шариф обнаружил, что по его щеке пробежала слезинка.

Страдать и ломать в отчаянии руки было не в характере Шарифа. Даже в такие минуты организм требовал движения, будто сопротивляясь унынию и разъедающей душу горечи. Некоторое время после возвращения из города и встречи с Пьетрой он лежал на постели, уткнувшись лицом в подушку. Но кипевшая в душе буря подняла его на ноги. Шариф спустился в подвал и несколько часов изнурял себя на тренажерах, затем несколько раз пересек свой небольшой бассейн энергичным брассом. Вконец усталый и мокрый, он плюхнулся в кресло и стал думать. Пришли ясность мысли и трезвость суждений.

Пьетра, в общем-то, в чем-то была права, думал Шариф. Он окружил себя роскошью, стал ощущать в себе что-то величественное. Стал воспринимать как должное восхваления и лесть в свой адрес, ему это даже нравилось. Нравилось чувствовать себя героем, нужным и любимым окружающими его людьми. Собственно идеи, которые толкнули его к занятию пиратством, постепенно стали отходить на второй план, заполняя передний план собственной значимостью и величием.

Что же мне делать? Может быть, я и есть разодетая самодовольная обезьяна. Или я просто бестолковый мечтатель, приносящий пользу лишь в своих фантазиях? Но ведь это не так. Все мои люди и их семьи сыты, обуты, одеты. В тех деревнях, откуда родом мои помощники, – мир и благополучие. Но смог ли я достичь чего-то для своей страны? А смогу ли я дать что-то стране – или только своим деревням? Это что же, думал Шариф, Пьетра толкает меня на организацию оппозиции существующему правительству, свержение чужой власти и установление моей? Хотя нет, она об этом как раз и не говорила. Она намекала на то, что, заработав деньги беззаконным путем, я должен теперь заниматься мирным и законным делом. Но тогда я должен бросить пиратство, и к моим берегам снова пойдут чужие суда, чтобы ловить нашу рыбу. Я буду сидеть в городе в офисе, а мимо моих берегов будут плавать суда сытых европейцев и американцев. Нет, Пьетра, не смогу я сидеть в мирном офисе. Я должен брать дань с тех, кто сыт и богат, и отдавать это беднякам. Те, кто не хочет видеть нищеты Африки и помочь ей, должны за это платить. Международные организации думают, что они делают достаточно, что привозят нам немного продуктов, которые здесь же и разворовывают. Если они так думают, то я думаю по-другому. И действовать я буду по-другому. Так, как считаю нужным.