Михаил Серегин - На абордаж!

Ну и какофония, да еще эта иллюминация! «Плевать, пусть они видят, что я приближаюсь», – со злорадством подумала журналистка. Она рванула вниз очередной рычаг, но ничего видимого не произошло. Странно! Но тут на ее глазах стало подниматься что-то длинное и черное прямо перед рубкой. Она поняла что. Это открылись заслонки, и из люка плавно поднялись стволы спаренного крупнокалиберного пулемета. Только где же кнопка стрельбы? Пусть эта! Сзади зашипело, потянулся хвост серо-белого дыма, который клубился и застилал толстым, как одеяло, слоем половину неба.

Да что же это такое, чуть не плача в панике взмолилась Пьетра, продолжая орудовать над приборной доской. Над океаном послушно продублировался ее голос, усиленный мощными динамиками. Тут же небо прошила двойная огненная пунктирная линия. Пулемет заработал, обрадовалась девушка, увидев, что трассеры прошли как раз над марокканским судном. И она еще раз дернула тот же рычаг. Пулемет начал поливать горизонт длинной непрекращающейся очередью, а динамики усиливали и без того страшный грохот оружия. Мама мия! Пьетра в ужасе вжалась в кресло.

До нее дошло, что судно приближается слишком быстро. Трассеры прошивали небо прямо над рубкой, на палубе забегали люди. Вдруг красная точка на дисплее запульсировала ярким светом, и обороты двигателя сразу упали. Как только нос катера опустился, трассеры сразу же уперлись в ходовую рубку. С треском и брызгами огня подломилась одна из мачт, на которой крепились антенны и, наверное, какие-то датчики. Пьетра опомнилась и положила руль влево. Катер пошел в обход судна, продолжая реветь и поливать все вокруг крупнокалиберными очередями. Когда же он кончит стрелять, с тоской подумала журналистка. Хорошо хоть дым перестал идти. Вдалеке за кормой пышно клубилось оставленное ею облако, которое вспухло почти до неба.

Скорость все падала, и рычаги тяги самостоятельно ползли к нейтральному положению. Эх! Воевать так воевать. Пьетра снова двинула рычаги вперед, и катер рванулся вокруг контейнеровоза, который заметно сбавил ход. Девушка представила, как все это могло выглядеть из ходовой рубки судна, и ей стало смешно. Скорее это была истерика, потому что ревун уже давил на психику. Долбанув в отчаянии по одной большой кнопке, потом по другой, она неожиданно выключила ревун, зато с носовой части с грохотом соскочило что-то не очень большое и цилиндрическое, метнулось в воду и понеслось под самой поверхностью, оставляя за собой пенный след. Боже, торпеда, почему-то догадалась Пьетра. Она вцепилась в штурвал побелевшими пальцами и с ужасом смотрела на это адское оружие. Нет, пронесло! Торпеда прошла перед самым носом судна.

Но тут с утробным урчанием замолчали моторы, и катер, опустив нос, пошел по инерции, замедляя скорость. Ну, вот и доигралась, понурилась Пьетра. Около спидометра горела красным лампочка под характерным и хорошо ей знакомым значком. Кончилось топливо, а она пропустила момент, когда уровень уменьшился до недопустимого. Хотя что она могла сделать?

Катер покачивался метрах в ста от огромного судна. Пулемет не стрелял, ревун не ревел; впрочем, и двигатель тоже не работал… Пьетра выругалась вполголоса, и микрофон послушно выдал в небо раскаты ее ворчания. Громкоговорители еще работали. В картах это называется блефовать, кажется? Пьетра постаралась придать голосу мужские интонации и говорить хотя бы тенором.

– Эй, вы! – закричала она, и эхо отразилось от двенадцатиметровой стены бортов судна. – Выдайте пленного, или я разнесу всю вашу лоханку вдребезги! Даю пять минут и открываю огонь!

Пьетра чувствовала всю безнадежность своего поступка. Но в отчаянии она забыла про торпеду и про то, как разнесла огнем 12-миллиметровых пулеметов половину рубки. Зато на «марокканце» это произвело на всех, можно сказать, неизгладимое впечатление. Трудно сказать, какие там сейчас шли дебаты и какие принимались решения, но с борта вдруг прерывисто замигал яркий фонарь. Следом стали спускать надувную шлюпку. Пьетре показалось, что это хороший знак. Может быть, потому, что она не выходила в эфир и не связывалась с судном по радио, ей сейчас семафорят азбукой Морзе. А может, это означает еще что-то? Она подняла бинокль и стала рассматривать судно.

Шарифа она узнала сразу. Его вывели на палубу и теперь снимали с него наручники. Моряки вокруг были хмурые. Через две минуты Шариф уже сидел в шлюпке, а еще через минуту резво правил к катеру. Вид у него немного виноватый, но счастливый. Наверняка он надеялся на помощь, но вот увидеть Пьетру, да еще на его собственном катере…

Обнялись они молча и горячо, как любовники, проведшие в разлуке годы.

– Извини, но я не уследила, и в катере кончилось горючее, – прошептала Пьетра обреченно.

Шариф оторвался на секунду и посмотрел на приборную доску.

– Кончилось, – согласился он спокойно. – В одном баке. Ты не знала, как переключиться на второй. А вот что кончилось совершенно, так это патроны.

– Плевать! Я устала стрелять.

– Конечно, – усмехнулся Шариф. – Ты не представляешь, что там творилось на этом судне!..