Сергей Зверев - Аномальная зона

– Вариант нереальный...

– Хочешь сказать, ты в это не веришь? – спросил Шафранов.

– Да!

– Что да?

– Не верю!

– Только не кричи, не дома, – одернула меня Анюта. – Я так и знала, Луговой, у тебя нет ни одной исполненной мечты. У меня, кстати, тоже.

– Вы не верите?.. – как-то приторможенно прошептала Арлине. Ее глаза наполнились слезами. – Так, значит, я никогда не попаду домой?

Загалдели все разом. Анюта кричала, что мое ослиное упрямство и неприятие элементарных (!) вещей загонят ее в могилу. Шафранов вторил, что да, клиника, но почему бы не попробовать? Вся наша жизнь – типичная клиника, чем мы рискуем, кроме своих жизней? Неужели я такой баран, что усомнился в «показаниях» Стрижака? Что мы знаем об окружающем мире, кроме того, что ни хрена о нем не знаем?! Корович кричал, что он готов пройти через все страдания, что работа на «дядю» и ночи в офицерском общежитии уже так обрыдли, что он согласен на все. И если уж умирать, то имея перед глазами ЦЕЛЬ. Степан кричал, что он меня, конечно, уважает, но, в сущности, я жалкая, ничтожная личность, не имеющая ни капли романтики за душой. Я кричал, что прогулки по Каратаю – никакая не романтика, мы не знаем, куда ехать, не знаем, где ЭТО место, не знаем, КАК ИМЕННО попасть в требуемые координаты, а не в какой-нибудь мир ядерной пустыни. Они кричали чуть не хором, что главное – начать, а там кривая вывезет, мир не без добрых людей, а терпение и труд...

Кончилось тем, что я тоже начал заражаться их безумными идеями. Что плохого в мечте? Только то, что иногда она сбывается?

Наше продвижение на восток напоминало фланговые маневры. Проселочные дороги плелись замысловатым образом. Классическую тайгу прорезали реки, небольшие кряжи. Пару раз мы проезжали по шатким мосткам, а через третью речушку переправы не было. Пришлось форсировать вброд, благо глубина была по локоть, а берег – относительно пологий. Я избегал населенных пунктов, съезжал с накатанных дорог, если впереди возникали крыши, искал объездные пути. И вновь не уставал поражаться: урочище Каратай – это сравнительно малая территория. Пролегай через него прямая автострада, мы бы пронеслись по ней за час. Почему же внутри все выглядит иначе? Несколько горных систем, долины, тайга, болота – все чрезвычайно запутано и закручено. Из пункта А в пункт Б, расстояние между которыми пара верст, можно добираться сутки – и это по кратчайшей дороге! Направления по сторонам света практически не работают, причины этого неизвестны. С попаданием в аномальную зону, которых здесь десятки, о метрической системе мер можно забыть и уповать токмо на интуицию и везение. Расстояния снаружи – одни, изнутри – другие; возможно, это связано с колдовством или еще какими-то чудесами, паранормальными явлениями, влиянием патогенных зон... Вот и сегодня: одометр показывал, что мы проехали двадцать километров, а такое ощущение, что топтались на месте.

Карта Каратая, которую я за год засмотрел до дыр, стояла перед глазами. Я мог бы ориентироваться, не будь так много белых пятен. Пассажиры спали, сон сразил их моментально – от потрясения, усталости, да и пить надо меньше. Временами кто-то просыпался, давал мне ценные указания, как надо ехать, и вновь засыпал. «Поаккуратнее нельзя? – бормотала Анюта, подлетая на корнях и ухабах. – Мы же не дрова, ей-богу». Временами пробуждалась совесть у Коровича и Шафранова – предлагали заменить меня за рулем. Я отказывался – не имел я права выпускать ситуацию из-под контроля, – и они засыпали с чистой совестью. Временами подпрыгивал Степан в багажном отделении, выдавал в пространство сложную руладу и затихал. Посапывала Арлине на коленях у Шафранова. На севере остались Танцующие Близнецы – две слипшиеся над местностью сопки. Кажется, я начал ориентироваться. Подняв машину на возвышенность, разглядел в тумане ломаную горную цепь. Это были, по всей вероятности, Каскадные горы, уходящие тремя грядами на восток. Места незаселенные. Интересы Благомора в этой части урочища практически не обозначены. Засекреченных объектов нет, и вероятность встречи с вооруженными людьми близка к нулевой. Никто, однако, не отменяет природные ловушки и негостеприимность местного населения...

Я медленно съезжал с возвышенности, смотря по сторонам. Тайгу сменяли можжевеловые леса. Диковато для Якутии, но я уже привык. В долине Черного Камня охотно произрастают магнолии, азалии и рододендроны, прекрасно уживаясь с кедрами и рябиной. Скалы вырастали, как грибы, и даже форма у них была грибообразная. Я свернул направо, поехал вдоль опушки. До реки Шалдон, по моим представлениям, оставалось немного. Есть участки, где она протекает по равнине – к одному из таковых мы, похоже, и приближались. Въехав на холм, я растолкал Степана и поставил коротышке несложную задачу. Поворчав для приличия, он ушел исполнять. Забрался на дерево и через пару минут свалился. Местность сложная, заявил человечек, сооружая озабоченную мордашку. По фронту – горы. Река петляет. Горы – на далеком берегу, на нашем их пока нет, рельеф – скалисто-лесистый и плохо читается. Правый берег Шалдона – голимые пустоши, заросшие кое-где кустами. Прямо по курсу просматриваются крыши крохотного хутора...

Спустя пятнадцать минут мы ехали вдоль покосившегося плетня, приближаясь к приземистой избе, крытой соломой, и кучке сараюшек. Без сюрпризов не обошлось. Из бурьяна на правой стороне выскочило колоритное существо в залатанных обносках, юрко перебежало дорогу и нырнуло в аналогичный бурьян. Я резко затормозил.

– Караул! – всполошилась Анюта. – Чудо-юдо трехглазое!

– Курица дорогу перебежала, – усмехнулся Шафранов.

– Опять начинаются приключения, полные веселых опасностей, – проворчал Корович, приподнимая на всякий случай «кипарис» (в отличие от меня, уставшего от автоматов, он выбрал именно это оружие).

– Ага, а помните, как круто мы в прошлом году... – вякнул с галерки Степан и заткнулся.

– А, что? Я что-то не увидела? – проснулась Арлине, но Шафранов на всякий случай закрыл ей глаза ладошкой.

– Эй, пацан! – крикнул я в открытое окно. – Не бойся, мы добрые, покажи личико!

– А может, не надо? – засомневалась Анюта.

Заколыхались колосья бурьяна, и явилось нечто. Я даже бровью не повел. Насмотрелся на уродцев, их в Каратае – как таджиков на стройке. Пацаненку было лет двенадцать, но выглядел он чертовски «своеобычно». Ноги худые, как щепки, выгнуты колесом, тельце прямоугольное, как у Самоделкина, нос напоминал расколотую пополам лучину, лицо сплюснутое с «полюсов», и лоб располагался примерно там, где должна была быть макушка. Иллюзию третьего глаза создавало уплотнение над переносицей – практически черное, в форме горизонтального овала. И только глаза у пацаненка были настоящие, человеческие – огромные, реально детские, живые, с густыми ресницами.