Сергей Зверев - Аномальная зона

С ослиным упорством мы продолжили наутро свой скорбный путь. Вертолеты не летали, но не меньше часа мы сидели в пещере, навострив «радары». Отправили Коровича на разведку – последить за небом. «Чисто, – вернувшись, резюмировал Корович. – Над Испанией безоблачное небо. Можно выдвигаться». Мы вывели плот из грота и поплыли, прижимаясь к правому берегу. Инструкции усвоили четко – если спалят, пристаем, рассредоточиваемся и прячемся. Далеко не разбегаться. Мы плыли мимо каменных пещер, заросших ивняком, мимо изрезанных пещеристых бухт, мимо сосен-крепышей, растущих на обрывах. Местами заросли ив склонялись к воде, и нам приходилось приподнимать ветки, чтобы проплыть. С определенного момента появилось чувство беспокойства. Испытывал его не только я – люди тоже что-то чувствовали. Это не было связано с присутствием людей или птиц. Это было что-то другое, не находящее объяснений, за гранью разума. Мы пытались понять, с чем оно связано, и сошлись на коллективном помешательстве. «Боги речного мира за нами наблюдают», – туманно выразился Шафранов.

Мы загребали шестами, как веслами, не давая плоту выйти на стремнину. Стало тихо, пропал ветерок, еще недавно чертящий на воде легкую рябь. Люди примолкли; даже Степан, успокаивающий себя перевиранием песен из репертуара советских ВИА, прикусил губу и словно бы растворился в дымке. Заерзала Арлине, приподнялась, повела плечами, словно прогоняла прилепившуюся к спине пиявку. Я наблюдал за ней. У девушки из другого мира была болезненная чувствительность к определенным вещам, не имеющим объяснения. Возможно, мозги у них там устроены как-то иначе, восприимчивость не та... Ее глаза затянула туманная пелена, грудь вдруг стала вздыматься. Потом замерла... Но Арлине стряхнула оцепенение, облизала израненные губы и на коленях подобралась к борту короба. Слегка приподнялась, уставилась на воду. Я проследил за ее взглядом. Даже думать не хотелось, что таится в этих мутных глубинах...

Шафранов, орудующий шестом на корме, тоже насторожился. Отодвинулся на всякий случай от края. В воде ничего не было – насколько хватало нашего «обыкновенного» зрения.

– Оно снова здесь... – зачарованно прошептала девушка. – Я чувствую, оно плывет за нами...

Мы всматривались в воду, но хоть убей, если что-нибудь видели! Только ощущение, что здесь, в пяти метрах от береговых зарослей, неестественно большая глубина.

– Послушай, дорогуша, может, не стоит накручивать нас выше меры... – миролюбиво начал Шафранов.

– А то давайте к берегу пристанем, мало ли что, – предложил Корович. – Берег, в принципе, рядом.

Мы переглянулись и согласно закивали. Если нет причины для страха, это не значит, что страх беспричинен.

– Господи, да вот же оно... – ахнула Арлине, выбрасывая палец. Я повернул голову и уловил, как что-то серое, округлое, плавно проплыло в полуметре от плота и грациозно ушло на глубину....

Это была не рыба. Даже таймень не вырастает до таких размеров. И не похож таймень на гигантского червя без хребта и плавников... Люди заволновались. Я закричал Шафранову, чтобы рулил к берегу, но только он утопил весло в воду, как существо возникло по правому борту – изогнутое тело без морды и хвоста. Последовал глухой удар, плот качнулся, затрещал, подался на стремнину. Неужели эта тварь решила вытолкать нас на середину реки? Люди завопили: когда же закончатся эти потрясения? Не успеваешь пережить одно, как уже второе на блюдечке! На нас живого места скоро не останется! Шафранов перебежал на корму и ударил тварь шестом. Звук был такой, словно палка встретилась не с податливой губчатой плотью, а с огрубевшей кожей. Речное существо вильнуло, изобразив «восьмерку», ушло ненадолго на глубину. В обхвате оно было сантиметров сорок Возможно, даже чешуйчатое – просто чешуйки были мелкие, казалось, что это кожа.

– К берегу гребите! – завопила Анюта.

Шафранов чертыхнулся и схватился за шест. Мы с Коровичем выпрыгнули из короба, чтобы действовать по обстановке. Поднялась Арлине, вытянула шею, всматривалась в воду, вертела головой. Понравилось ей, что ли? Дурной пример оказался заразительным, коротышка тоже привстал, начал зачем-то выбираться из короба.

– Всем держаться! – прорычал я, словно чувствовал, что сейчас произойдет. – Никому не вылезать! Арлине, опустись! Степан, пшел обратно!..

Тварь была под нами, Удар – и настил плота начал разъезжаться. Заскрежетали бревна. Мужчины устояли – их учили этой нехитрой науке, – а Арлине и коротышка вылетели с плота, как из пращи. И вновь ад, грохот, отчаянные крики! Тварь возникла из воды – словно перекатилось что-то по кожистому телу – и с шумом погрузилась назад. Коротышка уже греб, надув щеки и выпучив глаза. Вот она, цирковая закваска, помноженная на инстинкт самосохранения. Он буквально колобком перекатился на плот, прыгнул в короб, забился в угол: «Ох, боюсь, боюсь...» А Арлине упала неудачно – прямо в объятия разбушевавшейся «Несси»! Вынырнула, колотя по воде, – ужас первобытный в глазах, тоска дремучая... И вот уже тело неопознанной речной змеи обвилось вокруг нее и потащило на глубину. Она сопротивлялась, колотила кулачками по сверкающей на солнце коже, била ногами. Корович скинул со спины автомат, начал строчить – чуть левее, правее. Я видел, что он не мажет – пули попадают в существо, но тому от этого ни холодно ни жарко: кусочки свинца всасывались телом, и даже рубцов не оставалось... Арлине захлебнулась, вновь возникла на поверхности, колотила ладошками. Какой-то хмарью заволокло сознание. Все, кто был способен держать оружие, все трое, не сговариваясь, выхватили ножи и бросились в воду, поднимая тучу брызг. А Шафранов еще и выкрикнул:

– Сейчас я из тебя шаурму буду делать!

Завертелась карусель. Мы били эту тварь ножами, резали, кромсали. Она извивалась, отшвыривала нас, мы плыли обратно, набрасывались на нее. Сомнений не было – нож в данном случае предпочтительнее пули. Та же кольчуга – чешуйки, – смыкаясь, выдерживают удар. Но если пронзаешь их острым лезвием, края чешуек расходятся, и острие проникает в тело. Мы бились, как берсерки, кромсая тварь со всех сторон. Я вонзил свой нож по самую рукоятку, провернул, начал вспарывать, медленно перемещая лезвие параллельно предплечью. Существо забилось, нож остался в теле, а меня куда-то отнесло. Я вынырнул, хватая воздух, поплыл вразмашку к плоту.

Змеюга выпустила Арлине; девица то выныривала, то погружалась, ее глаза уже мутнели. Я схватил ее за волосы, взгромоздил на плот. Из короба выскочила Анюта, не желающая оставаться в стороне, схватила ее за плечи, стала вытаскивать. Я забросил ноги девушки на настил, отдышался.

Схватка подходила к концу. Существо еще извивалось – потрясающе, оно так и не продемонстрировало свою голову! Но его движения уже слабели, из развороченного туловища сочилась кровь – слава богу, красная, хотя и смешанная с желеобразной желтоватой субстанцией. Корович, потерявший нож, тоже решил, что пора закругляться, отпихнулся и поплыл к плоту, закусив губу. Шафранов с явным сладострастием вонзил обеими руками нож в мелко подрагивающую тушу, погрузился в воду, но вынырнул, отыскал глазами плот и поплыл упругим брассом. Мы взбирались на наше многострадальное суденышко – общипанные, но не побежденные, нервно хихикали. Арлине выхаркивала воду вместе со съеденной намедни «яичницей». Анюта кричала, что все в порядке, что она будет жить и со временем даже улыбаться. Там, где была тварь, плавали пористые ошметки, прорывались пузыри. «Тоже мне бог, – бормотал, заикаясь, Корович. – Это не бог, это чмо какое-то речное. Червяк, блин, чернобыльский». Шафранов, морщась, растирал кровоточащую лодыжку – у твари, как ни странно, имелся рот, и она напоследок тяпнула его под водой – хотя и не сказать, что очень болезненно.