Георгий Ланской - Пуля

Гости приехали только ближе к вечеру. Лейла, готовившая царский ужин, про русского паренька, сидевшего в яме, разумеется, забыла. Не до него было. Зато про парнишку не забыли дети Шамиля и Лейлы. Издевательски хохоча, они приволокли из кухни ведро с помоями и вылили в яму, прямо на голову пленного солдатика.

Резкий вонючий душ вывел парня из состояния апатии, в котором он пребывал до сих пор. Он встрепенулся, стряхивая с головы смердящие капли. В глазах мелькнуло острое жало ненависти и отвращения.

— Жри, русский, жри!!! — прокричали дети, с визгливым хохотом наблюдая, как парень шарит разбитыми пальцами по земле. Парнишка нащупал обглоданную куриную кость и жадно впился в нее зубами, что вызвало у детей наверху шквал восторга.

— Русская свинья! Смотрите, он роется в земле как свинья! Надо зажарить его, — гоготали дети. Парнишка исподлобья поглядывал на них, не прерывая ни на минуту своего занятия.

— Эй, отойдите от него, — прикрикнула высунувшаяся из кухонного окна Лейла. Дети послушно отошли в сторону. Неожиданно самый старший мальчик вернулся и бросил в яму большой камень. Валун попал солдату по плечу. Мальчишка визгливо рассмеялся и пустился наутек.

Сидевший в яме парнишка с отвращением выплюнул изо рта грязную массу и принялся шарить по земле, надеясь найти что-нибудь съестное. Его не кормили уже два дня и он был страшно голоден. До этого ему тоже перепадали весьма скудные пайки, которые он съедал не задумываясь, но теперь он должен был есть больше, как можно больше, чтобы набраться сил для побега. Дальше так продолжаться не могло. В последнее время его били редко, скорее для острастки, уверовав, что он превратился в идиота. А он едва им не стал, потеряв всякую надежду на спасение. Но сегодняшнее унижение вернуло его в мир обычных людей, с живыми чувствами, почти позабытыми в этой местности, в этой жестокой войне с собственным народом. Почему в этом ведре не нашлось никакой еды…

Вдруг парнишка едва слышно вскрикнул от боли и отдернул руку, прислонив ее к губам. Сочный вкус свежей крови заставил его отрезветь. Еда?.. Какая чушь! Что тут такое?

Это оказалась крышечка. Обычная жестяная крышечка от кофейной банки фирмы "Нескафе", которую Лейла бросила в мусорное ведро. Парнишка разгреб груду мусора и осторожно вынул из него крышечку. Проведя пальцем по острому краю, парень вдруг хищно улыбнулся.

Я медленно открыл глаза. Передо мной был белый потолок. Солнечный свет заливал комнату. Судя по тому, что лучи были неправдоподобно яркими, с характерными красноватыми нотками, я предположил, что сейчас вечер. Я скосил глаза вправо. Там стоял журнальный столик из толстого стекла на ножке из некрасиво сплетенных дельфинов. Изделие поражало потрясающей роскошной безвкусицей. На столе стояла ваза с фруктами, по виду вполне настоящими, а позади стола была дверь. Я попробовал поднять голову, и мне это удалось, хотя не без труда.

Я лежал на кровати в просторной комнате, обставленной с каким-то варварским шиком. Однако комната, несмотря на свои размеры и дорогую мебель выглядела нежилой и какой-то безликой. Но подо мной были дорогие и явно новые простыни, хрустевший от чистоты. Такая великолепная постель меня вполне устроила. Я потянулся и сел. Голова побаливала и кружилась. Внутри тоже был какой-то дискомфорт. Меня снова тошнило и трясло, словно в лихорадке.

На спинке стоявшего рядом с кроватью стула висели мои вещи, выстиранные джинсы, ветровка и майка, а вот трусы на мне были чужими, но явно новыми, в пошлые кораблики и дельфинчики. Мне сделалось смешно. Кому в голову пришло нарядить меня подобным образом? Я медленно и тихо потянулся за одеждой. Обнаруживать, что я в сознании, пока не хотелось.

Я медленно оделся и бесшумно пошел к выходу. Дело облегчалось тем, что моих кроссовок на месте не оказалось. Под кроватью я обнаружил смешные тапочки в виде плюшевых собачек или мишек, тут я уж не смог разобраться. Тапочки оказались на удивление теплыми, что мне пришлось их снять. Да и смысла ходить по дому в тапочках не было, особенно если ты собираешься разведать, где находишься.

Я осторожно отворил белоснежную дверь, которая предательски скрипнула. По возможности бесшумно, я вышел в длинный коридор. Голова соображала плохо, меня мутило и шатало из стороны в сторону. Приходилось придерживаться рукой за стену. Паркетный пол сверкал, словно стеклянный, в нем отражались излишне яркие, на мой взгляд, солнечные блики, больно ударяя по глазам.

Гул голосов доносился как будто из-под земли. Путем небольшого умозаключения я установил, что нахожусь, по-видимому, на втором этаже. Это мне не понравилось. Смыться из дома незамеченным будет сложнее. Голоса становились все ближе, а к горлу подкатывала предательская тошнота.

— А вот и наш герой, — вдруг раздалось у самого моего уха. Я резко дернул головой, что естественно, сразу же отразилось на моем самочувствии. Пол поплыл у меня из-под ног, колени подкосились, и я элегантно свалился с третьей ступеньки мордой вниз, сделав рыбку. Вокруг меня поднялась легкая суета. Чьи-то руки подняли меня с пола, куда-то потащили, а потом усадили в кресло. Я усиленно изображал умирающего, что, впрочем, давалось мне без особого труда. Чувствовал я себя преотвратно, из разбитого носа потекла кровь, но голова работала, а глаза фиксировали мелькавшие ноги, ковер в фиолетовые разводы и край кожаного дивана коричневого цвета. К моему лицу поднесли мерзко пахнувшую склянку. Я дернул головой, глухо простонал и приоткрыл глазки. Надо мной стоял не иначе родной брат Бычка, недавно скончавшегося, защищая хозяйский особняк. Впрочем, у этого типа морда была еще более тупая. Пузырек с нашатырем в лапе этой гориллы совершенно терялся. Я невольно подумал, что если обезъяноподобному типу выпадет оказия пользоваться компьютером, то одним пальцем он однозначно будет нажимать сразу на четыре клавиши. За громилой, засунув руки в карманы светлых брюк, стоял Тимофей Игоревич Захаров, черный мэр нашего города. Захаров попыхивал сигарой, что предавало ему вид недобропорядочного джентльмена эпохи гангстерских тридцатых годов. В его глазах был интерес, который наблюдается у любого человека возраста шести лет, исследовавшего дохлую муху. Я отчетливо понял, что шутить с Тимофеем Захаровым может только умственно отсталый человек. А поскольку мои мозги в этот момент явно были свернуты набекрень, то чувствовал я себя вполне адекватно ситуации. Вот только от меня требовалось призвать на помощь все свои актерские способности. В противном случае меня закопали бы здесь же, в садике под декоративным померанцем.

— Ну, и как мы себя чувствуем? — вежливо осведомился Захаров. Я сфокусировал на нем взгляд и сморщился.