Георгий Ланской - Пуля

— Кажется, нам каюк, — тихо произнес я. — Катя, ты прости меня, но вся эта каша заварилась из-за меня.

Катя не ответила, смирно лежа на земле рядом с бампером. На ее боку медленно расползалось бурое пятно. Рядом с ней лежала открывшаяся свежекупленная сумочка, из которой торчало… пистолетное дуло.

— Катя? — тихо позвал я. Она не ответила. Я тронул рукой ее горло. Под пальцами вспуганной птицей трепетала голубоватая жилка. Жива? Надолго ли… Я потянул из сумочки "ПМ", выдернул обойму и выщелкнул патроны. Три. На всех не хватит… Злость ударила мне в голову. Значит, кому-то очень не повезет…

Они подошли с двух сторон, держа пистолеты наперевес, как в тупых ковбойских фильмах. Мертвая тишина была моей союзницей. Я слышал, как скрипит под их ботинками песок и мелкие камушки, слышал проклятие раздавленных жучков и крик убитой бабочки, случайно попавшейся на пути. Время превратилось в тягучий кисель, застывающий вязкой смолой… Бух, бух, бух… Это пульсировали в моих висках вены, и этот звук казался мне оглушающим. Шаг, еще шаг… пот в три ручья с моего лба… еще шаг, более осторожный… Они уже рядом… Я молчу, сжимая в руке верного друга — пистолет "ПМ", уже успевший нагреться от моих рук, хотя ствол еще холоден. Кап, кап… Это вытекает кровь из Катиного тела. Шлеп, шлеп… Горячие капли уходят вместе с ее душой… И только шелест шагов рядом… Замри…

Я шел горами, за спиной болтался рюкзак с головой Шамиля. Он очень быстро пропитался кровью, и она капала вниз, стекая по моей спине. Я вспомнил мультфильм, как какой-то греческий бог вот так вот нес сумку Персея, с отрубленной головой Медузы Горгоны. Каждая капля превращалась в змею, стремящуюся ужалить. А мне, почему-то, было весело… Я рухнул на скалу и стал смеяться, долго безудержно и все никак не мог остановиться. А потом я увидел ее.

Она лежала на выступе и грелась, свернувшись в клубок. Мы, не мигая, уставились друг на друга. Я знал, что она меня видит, а она наверняка понимала, что этот двуногий, не умеющий ползать, прекрасно видит ее. Но оба не двигались, выжидая. Я не выдержал первым, медленно вытягивая из ножен штык-нож. И тогда в бой кинулась эта большая горная гадюка. Ее полет в мою сторону был стремителен, но она промахнулась, вцепившись зубами в изодранную штанину. Я же со всей силы воткнул нож ей в голову. Она еще пыталась сопротивляться, хлестая меня своим хвостом. Но ее песенка была уже спета. А вечером я ел ее мясо, пожарив его на крохотном костре в маленькой пещерке, где меня застала гроза. Сквозь раскаты грома я, насидевшийся в темной тихой яме, слышал не только гулкое шлепанье капель, но и тихие шаги шакалов, шорох насекомых и далекий гул выстрелов и взрывов… Мне кажется, что именно в ту ночь я окончательно свихнулся.

Шаг, шаг, шаг… Опять попала в темное… Так пела девочка с редким именем Глюкоза… Он показался на виду, слишком медленно, слишком предсказуемо. Он хотел молниеносно выскочить на меня как в дешевом вестерне, но для меня время текло по-другому. Я увидел, как взметнулись вверх его брови, а палец потянулся к курку. Я увидел, как вылетевшая из моего пистолета пуля медленно, но верно приближалась к его лбу. Бенц! Это треснул череп, когда пуля пронзила его насквозь, выбив кровавую струю и то небольшое количество мозгов, что у него были. Вторая пуля так же медленно полетела в сторону его товарища, пожелавшего доказать, что и он любит Клинта Иствуда. Дешевый выпендреж… когда он еще только поднимал свой пистолет, он уже был мертв и падал навзничь с пулей в сердце. Пистолет из его разжавшейся руки упал прямо мне в ладонь. А дальше начался хаос…

Упавший мне в руку пистолет оказался австрийским "Глоком". Из семнадцати патронов в обойме, мой покойный оппонент выпустил четыре. Ребятки Сытина оказались весьма неплохо экипированы. Я ожидал чего-то попроще, нежели такое редкое оружие, как "Глок". Впрочем, однажды у Дрюни я видел даже новенький германский "Вальтер", коим был вооружен Джеймс Бонд. Пребывающий в подпитии Дрюня все порывался попугать им очередных бомжей, но я отговорил его от этого занятия.

Вооружены сытинские были хорошо, а вот стреляли неважно. Мне же застилала глаза кровавая пена. Рука вздрагивала от отдачи, когда я палил в черную "Шкоду". Тупо, как на автомате, я огрызался прицельными выстрелами, почти не прячась. В тот момент мне было уже все равно, останусь я жив, или нет.

Бенц! Тупая боль в онемевшем левом плече и удар такой силы, что меня развернуло на триста шестьдесят градусов. Я стиснул зубы до крошева. Боль была адской. Рубашка пропиталась кровью, которая текла по спине и по груди. Горячие струйки брызнули на асфальт и на дверцу изрешеченной пулями "Волги". Я рухнул рядом с Катей. Она вдруг простонала, на мгновение открыла глаза и снова потеряла сознание. Ну, уж нет…

Я перевернулся на живот, едва не взвыв от боли. Выжидать пришлось недолго. Ребята Сытина не были приучены сутками лежать неподвижно. Из машины вышел мужчина, ноги которого мне были очень хорошо видны. Он крадучись шел в моем направлении, но я не стал дожидаться, когда он подойдет ближе. Лежа на животе почти под машиной, я выстрелил ему в ступню. Пуля разворотила ногу противнику и тот, матерно взвыв, рухнул на землю. Я выстрелил еще раз, попав ему в голову. Сколько же вас еще там?..

Больше никого не было. Я выждал пару минут, а потом, проверив содержимое магазина, пошел к "Шкоде". Если Гогины ребята приехали в количестве больше трех человек, то остальные просто сбежали. Я бдительно огляделся по сторонам, но ничего подозрительного не обнаружил. Вдалеке завывали сирены. Подобрав брошенный мною "ПМ", я вернулся к Кате. Она была жива, но пульс трепетал, словно собираясь прерваться. Сирена завыла совсем рядом, словно раненая волчица. Я опустился на колени перед Катей и поцеловал ее в щеку.

— Держись, — пошептал я. — Я обязательно вернусь.

Когда я излишне резко поднял голову, мир вздыбился у меня перед глазами. Я побежал к "Шкоде", надеясь, что ключи зажигания никто не перепрятал. Так и оказалось, они торчали в замке. Я сел за руль и газанул, выбравшись из арки задом. В этот же самый момент к арке подъехал милицейский "жигуленок", мигая и переливаясь фонарями, словно новогодняя елочка. Я влепился прямо в него, развернулся и рванул прочь. Вслед мне донесся вой сирены и какое-то цветистое обращение из мегафона, но я не ответил. Больше всего меня интересовало, что будет с Катей. Но сейчас помочь ей я уже не мог.

Кровь текла у меня по рукам, но мне некогда было ее останавливать. Перед глазами уже мелькали белые точки. Позади продолжал выть и стрекотать милицейский "жигуленок". Я петлял по улицам, толком не соображаю, куда я еду и зачем. Впрочем, назвать полноценной погоню я не мог даже в своем сумеречном состоянии.