Владимир Гриньков - Заказ на олигарха

Хамза не дослушал до конца, махнул раздраженно рукой: вопрос давно решен, мол, и нечего тут обсуждать.

– Она с Шаровым давно не общается…

– Да не можем мы ее держать! – сказал раздраженно Хамза. – Привлекут нас за самоуправство!

– А если она сама у нас останется? Из-за ребенка.

– Из-за какого?

– Из-за своего, – сказал Китайгородцев. – Из-за того, который в Муроме. Ребенка вывезем. Вместе с бабушкой…

– В заложники возьмем?

– Обставим все прилично, – пообещал Китайгородцев. – Потапова сама отправит их куда-нибудь подальше. Для их собственной безопасности. Чтобы от Шарова уберечь. Например, в пансионат какой-нибудь дальний. Даже сама путевку оплатит. Так что никаких претензий к нам не будет.

– Ну какой пансионат? – поморщился Хамза. – Если мы ни мальчика, ни бабушку не будем контролировать, мы и Потапову тогда не контролируем, так получается.

– А мы будет контролировать.

– Кого?

– Мальчика и бабушку. Потапова путевку купит на троих. Туда еще Баранов поедет. Он и присмотрит.

– А Потапова заявит, что это было под давлением, – упрямился Хамза.

– Не скажет. Баранов – не чужой ей человек. Она от него беременна. Так что это их внутрисемейные дела.

Хамза подумал. И не нашел изъянов в предложенной схеме.

– Я начинаю бояться тебя, Толик, – сказал он со вздохом. – Схемы у тебя получаются… иезуитские какие-то… и ведь не к чему придраться. Но ты уверен, что у нее с Шаровым – никаких дел?

– Стопроцентно! – кивнул Китайгородцев. – И потом, она теперь здесь будет жить. В доме для прислуги. Без права покидать пределы территории. Для ее же безопасности.

И снова Хамза не нашел изъянов в предлагаемой схеме.

– Ладно, пусть будет так, – сказал он. – Ты сможешь устроить, чтобы она лично оплатила пансионат?

– Смогу.

– Получше место выбери, – посоветовал Хамза. – Чтобы никакого жилья вокруг и всего один рейсовый автобус в сутки – так они не сбегут.

– Сделаю.

– И Баранов с ними.

– Хорошо.

– А ты теперь опекаешь младшего Проскурова.

– Алешу? – недоверчиво уточнил Китайгородцев.

– Да.

– А как же Проскуров… В смысле – Сергей Алексеевич…

– Это как раз он и распорядился. Кажется, подостыл он малость. Уже не злится на тебя.

Виктория выглядела как человек, которого все последнее время преследуют одни неприятности. Осунулась и подурнела, и никакой сверхдорогой макияж не мог этого скрыть.

– У меня болят зубы, – сказала она. – У меня все время болят зубы. Мой стоматолог сказал, что все от нервов.

У Китайгородцева даже сомнений не возникло в том, что неизвестный ему стоматолог прав.

– Скоро все наладится, – пообещал Китайгородцев. – К поездке все готово, там остались какие-то мелочи, это решаемо. Еще несколько дней, и вы будете за границей. Там спокойно, сытно и тепло, – он улыбнулся, предлагая собеседнице оценить его шутку.

– Я не очень люблю заграницу, – с равнодушием ответила на это Виктория.

– Правда? – заинтересованно посмотрел на собеседницу Китайгородцев.

Ему представлялось, что великолепная Виктория регулярно совершала набеги на чужие земли, и в калейдоскопе ее впечатлений сменяли друг друга каналы Венеции, пляжи карибских островов, парижские улицы и лыжные трассы на склонах Альпийских гор.

– Если бы я была, как все, – сказала Виктория, – ездила бы туда отдыхать. И у меня заграница была бы связана только с такими приятными вещами. Тогда, конечно, мне это нравилось бы. А так мне все осточертело давным-давно. Налеталась я туда до самой до тошноты. Это как работа проводника в поезде Москва – Владивосток. Кто-то позавидует: такое путешествие, через всю страну. А спроси проводника – он никаких красот не вспомнит. Совок да веник, пассажиры пьяные да хамоватые, и вечная недостача постельного белья, за что приходится платить.

– Вы были стюардессой? – осенило Китайгородцева.

– Да. На международных линиях.

На одном из рейсов и познакомилась, наверное, с Проскуровым.

– А сейчас бы мне в Муром, – сказала Виктория мечтательно. – Вот где красота.

И сразу появился повод задать волнующий Китайгородцева вопрос.

– Извините, что я об этом спрашиваю, – произнес он. – Алеша – он ведь в Муроме родился?

– Да, – просто ответила Виктория.

На Китайгородцева даже не посмотрела. А взгляд ее затуманился, будто вспомнилось ей, как оно там, в Муроме, было год назад.

– Хотя это, конечно, планировалось сделать за границей, – призналась она. – Подальше от нашей медицины. А получилось так, что к нашим врачам угодили. Да к тому же не в Москве, а на периферии. Бр-р-р! – передернула плечами и засмеялась. – Это я тогда так думала – что кошмар и ужас. Схватки раньше времени начались, меня в машину и в больницу. Я, как увидела роддом, сразу подумала, что там меня и зарежут, – снова засмеялась. – А в итоге все прошло гладко. И Алеша родился живой, и меня не покалечили. Люди там хорошие. Я обрыдалась вся, когда выписывалась оттуда.

– Но условия, наверное, были там не очень, – осторожно предположил Китайгородцев. – По десять человек в палате…

– Я одна была. Муж все устроил.

– И ребенок с вами?

– Приносили.

– Он не в палате с вами был?

– Нет. Первые сутки я спала. Перетряслась во время родов, а потом отключилась. Вроде и не сплю. Тут болит, там болит, только повернешься – боль везде, а глаза открывать не хочется. Хочется, чтобы оставили в покое. А потом, когда пришла в себя, у меня молока не было. Так что ребенка мне приносили только посмотреть.

– А чем же малыша кормили?

– Молоком. Грудным. Там женщина лежала. Из местных. У нее как раз тоже мальчишка родился. Она и начала кормить двоих. Хорошая такая женщина. Людой ее звали. Так что у нашего Алеши есть сейчас где-то молочный брат.

Вечером на площадке для барбекю развели огонь. Проскуров лично зажаривал по-воробьиному мелкие тушки перепелов. Здесь же находились Виктория, Алеша и няня, Петя Проскуров и Алексей Алексеевич. Этот наспех организованный пикник со стороны выглядел как прощальный семейный ужин. Таким он, впрочем, и был. Виктория и Алеша вскоре отбывали за границу, а Проскуров-старший с сыном уезжали в Муром, и оттого под проступившими на летнем небе звездами всем было грустно и чуточку тревожно, как часто случается с людьми перед дальней дорогой.

Через какое-то время Проскуров передоверил свои поварские обязанности Пете, а сам взял на руки Алешу и разговаривал с ним, показывая на огонь, на улетающие к небу искры, и на небо, постепенно пропитывающееся чернотой близкой ночи.

Мальчику пора было ложиться спать. Но, прежде чем его и няню отпустить, Проскуров затребовал Китайгородцева. За ним послали. Когда Китайгородцев пришел, Проскуров сказал ему при всех: