Владимир Гриньков - Семь кило баксов

– Это разделительная полоса, – негромко произнес Антон. – Буферная зона. Турки высадились на остров в шестнадцатом веке и правили здесь триста лет. Потом их сменили англичане. Но турецкая община на Кипре осталась. Жили вроде бы вместе, но в то же время врозь. Уже в этом веке, в шестидесятом году, англичане предоставили Кипру независимость. И между греками и турками начались раздоры. Каждый мыслил дальнейшую жизнь по-своему. Сначала это были просто споры, потом началась стрельба. Часть здешних греков выступила за объединение с Грецией. Турки испугались возможных притеснений. Континентальная Турция прислала на остров войска. За несколько дней их армия захватила сорок процентов территории острова. И даже столицу, Никосию, разделили пополам. Прямо здесь, – Антон показал на безлюдный отрезок улицы. – Это было в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году. С тех пор есть как бы два Кипра: южный – греческий и северный – турецкий. Между ними разделительная зона и войска ООН.

– Теперь они живут раздельно?

– Да. Грек не может перейти на ту сторону, турок не может перейти на эту. Здесь есть единственный на весь остров переход из одной зоны в другую, я потом вам его покажу. Им можно воспользоваться, только если вы дипломат, или сотрудник миссии ООН, или иностранный турист.

– Я иностранный турист! – с готовностью отозвалась Полина.

– Значит, при желании вы сможете попасть в северный Кипр, – засмеялся Антон. – У вас есть право, которого не имеют даже местные жители, коренные киприоты.

Они отошли на полсотни метров от перегородившей улицу баррикады, которая теперь оставалась у них за спиной, прямо перед ними лежала пешеходная Ледра, а вправо ответвлялась узкая улица, где не было видно ни магазинов, ни кафе.

– Если пойти по этой улице, – сказал Антон, – можно выйти к тому самому переходу, что ведет в турецкую зону.

– Чек-пойнт «Чарли»?

– Что, простите?

– Так, кажется, в Берлине назывался переход из восточной в западную часть. Когда еще была Берлинская стена.

– Да, что-то вроде того, – согласился Антон. – Кстати, после объединения Германии единственная столица в мире, которая осталась разделенной, – это Никосия.

Полине вдруг захотелось увидеть тот переход. Она увлекла Антона за собой. Они покинули Ледру и теперь шли по пустынной улице: двери домов там были закрыты, за окнами не рассмотреть ничего.

– Там, куда мы идем, когда-то был отель, – рассказывал Антон. – Он назывался «Ледра-Палас». Когда Никосию разделили надвое, отель оказался прямо в разделительной зоне, между греками и турками. Сейчас в том отеле расквартированы ооновцы, а переход на ту сторону как раз в районе «Ледра-Паласа».

Они вдруг вышли к ооновскому посту. Молодые парни в камуфляже и голубых беретах не проявили к ним интереса. Пост остался позади, и снова потянулись безлюдные улицы. Где-то совсем близко шумел процветающий город, а здесь жизнь замерла. Покрытые многолетней пылью стекла окон, потемневшие от времени бронзовые ручки дверей, которые никто, кажется, уже давно не открывал. Разделительная полоса все время оставалась справа. Она проявляла себя то вдруг возникшим где-нибудь в узком переулке нагромождением мешков с песком, то красноречивым знаком, запрещающим фотографировать, то внезапно открывшимся взору отрезком улицы, где в окнах домов не было стекол, а обветшавшие стены хранили следы выпущенных еще четверть века назад пуль.

То тут, то там на стенах домов они видели стрелки, указывающие им направление движения вдоль буферной зоны. В конце концов они вышли к улице, где не было пешеходов, но катились машины, обогнули очередной бастион, по верху которого тянулось ограждение из металлической сетки, а за той сеткой стояли смуглые парни и смотрели вниз, на дорогу, где шли Полина и Антон. В лицах парней не угадывалось эллинского, зато легко прочитывалось восточное. В душе Полины шевельнулась догадка, но она не успела ни о чем спросить Антона, он ее опередил, бросив короткое:

– Турки!

Здесь турецкая зона вплотную подходила к греческой. Турок и Полину с Антоном разделяли какие-нибудь пятнадцать или двадцать метров.

Дорога все время теперь забирала вправо, вот очередной поворот, и их взорам открылся пункт перехода: одноэтажный павильон, дорога перерыта бетонными заграждениями, остался лишь неширокий проезд, полощутся на ветру греческий и кипрский флаги, а слева от дороги, уже где-то за заграждениями, высится светло-коричневое здание.

– Это и есть «Ледра-Палас», – сказал Антон.

– И туда можно пройти?

Антон посмотрел на часы. Половина двенадцатого.

– Пожалуй, да. С восьми утра до часу дня иностранный турист может уйти на ту сторону. Вот здесь показываешь полицейскому свой паспорт, – Антон кивнул на остекленный павильон, – и дорога открыта. Главное – вернуться с турецкой стороны до пяти вечера. Иначе назад не пустят.

– И что же тогда делать?

– Возвращаться домой через Турцию, – засмеялся Антон. – Из Фамагусты до турецкого порта Мерсин ходит паром.

У Антона, как успела заметить Полина, был изумительный дар создавать настроение. Только что они говорили о грустном, и до сих пор не затянувшиеся следы не такой уж далекой по времени войны совершенно не располагали к веселью, а вот Антон бережно, но уверенно взял Полину за руку, увлек за собой, провел по пустынной улице, снова они оказались на Ледре, прошли ее от мрачноватой, хотя и была она белого цвета, стены-баррикады до начала Ледры, повернули налево, прошли переулками и вдруг – о чудо! Таких улиц в городах не бывает и таких домов не бывает, и ресторанов, и магазинов таких – тоже. Потому что все очень аккуратное, просто до неправдоподобия, и миниатюрное, тоже до неправдоподобия, и если уж улица, то она узка и коротка, как будто и не улица это вовсе, а выстроенный талантливым декоратором макет, и если дома стоят на той улице, то выкрашены они веселенькой белой да желтой красками, а прикрывающие окна ставни, набранные из деревянных планок, намеренно, для контраста, коричневые или черные, да еще покрыты поверх краски лаком. Фонари ажурные, деревья стоят редко, но как раз там, где их тень больше всего нужна. Столы крохотных, как крохотен и весь этот чудный квартал, ресторанчиков покрыты где красным, где просто пестрым, и это тоже добавляет веселых красок, и когда все это видишь, понимаешь, что это и есть самый настоящий старый город, только намеренно приукрашенный какими-то умными и добрыми людьми специально для того, чтобы поднять градус настроения у всякого, кто тут, специально ли, случайно ли, окажется.

– Лайки Гетонья, – сказал Антон голосом человека, которому привычно дарить подарки, и иногда, так уж случается, таким подарком благодаря ему может оказаться испытанный восторг и хорошее настроение. – Что в переводе означает просто «Соседний квартал». Киприоты взяли один квартал в старом городе и сделали из него конфетку. Специально для туристов.