Владимир Гриньков - Пирамида баксов

Пал Семенычу Ноздрякову предстояло испытать на себе превратности судьбы. Почему неожиданности разные да нелепицы всякие одних стороной обходят, а к другим просто льнут? Случайность? Очень даже может быть. Но только не на программе «Вот так история!». У нас случайностей не бывает. У нас все начинается с письма или телефонного звонка. С предложения кого-нибудь разыграть, в общем. Пал Семеныча предложили разыграть его сослуживцы. Те самые подчиненные, над которыми он начальствовал. Руководителем он был неплохим, наверное, считал, что каких-то особенных проблем для своих подчиненных он не создает, но уж больно сухим человеком Ноздряков был, из тех, о ком говорят: «Он всегда застегнут на все пуговицы». Ни шутки, ни улыбки, ни поздравления по случаю рождения дочери. Сухарь, словом. Не наш человек. Не свойский. И это подчиненных напрягало. А вы говорите – случайность.

Единственным условием нам поставили – никого не выдавать. Боялись подчиненные, что Пал Семеныч Ноздряков съест их после с потрохами. А нам-то что? Нам не жалко. Конфиденциальность мы гарантируем. Нам жертвы не нужны. Мы сами кого хочешь можем жертвой сделать. Мы лишь попросили подчиненных Ноздрякова помочь нам в подготовке к съемкам. Чтобы в его отсутствие сделать все, что нужно. Помогали нам, надо сказать, истово. Наверное, очень хотели увидеть своего шефа в новом обличье.

В отдел к Ноздрякову как раз требовался новый сотрудник. Мы решили воспользоваться случаем. Этим сотрудником будет наша Светлана. Вообще-то она в нашей съемочной группе трудится звукооператором. Но иногда мы ее вводим в кадр. Снимается она очень редко, да еще перед каждой съемкой наши гримеры над ней колдуют, так что у разыгрываемого человека узнать Светлану шансов практически нет. Вот ей и предстояло на этот раз стать соискателем вакансии.

В день съемок Пал Семеныч Ноздряков вошел в свой отдел в восемь часов пятьдесят восемь минут, как это бывало каждый день, за исключением праздников, выходных и законного летнего отпуска, который у Пал Семеныча ежегодно имел место быть с седьмого июня по восьмое июля. Если бы Пал Семеныч появился в отделе в восемь пятьдесят семь, к примеру, или в восемь пятьдесят девять – это означало бы, что в семье, в стране или в мире произошел какой-то катаклизм. Но он появился тогда, когда появился, при этом лицо его сохраняло обычное сдержанно-напряженное выражение, а своим изнывающим от ожидания грядущих неординарных событий подчиненным он адресовал традиционное «Доброе утро!», произносимое как бы в пустоту, мимо всех, и это показывало, что Ноздряков ни о чем не догадывается.

Наша камера стояла в смежной комнате, за разделяющей две комнаты дверью. В двери мы проделали отверстие, которое закрыли зеркалом – идеальные условия для съемок.

Пал Семеныч проследовал на свое рабочее место, никого персонально не удостаивая взглядом, а когда сел за стол и поставил рядом со столом свой кожаный портфель, часы над его головой показали ровно девять.

– Альбина Григорьевна! – уже на первой секунде нового трудового дня произнес Ноздряков. – Пожалуйте сводку за вчерашний день, будьте добры!

Между прочим, Альбина Григорьевна завтра рано утром на Мальту улетает, а ею еще не приобретены купальные принадлежности, но какое до того дело Ноздрякову? Будет эта Альбина до семнадцати ноль-ноль на работе париться, потому что заранее знает, что к шефу с просьбой отпустить ее сегодня пораньше даже не подходи. Не то чтобы он человеком был таким уж плохим, просто не понимает он, как это – с работы пораньше? Ведь существует утвержденный руководством график, и этот график, если разобраться, есть конституция, воинский устав и моральный кодекс строителя коммунизма одновременно и никак иначе, и если там написано, что конец рабочего дня наступает в семнадцать ноль-ноль, так он, следовательно, в семнадцать ноль-ноль и наступит, если этому не помешает Третья мировая война или землетрясение силой как минимум шесть баллов по шкале Рихтера.

– И подготовьтесь, пожалуйста, к планерке, товарищи! – объявил Ноздряков, по-прежнему ни на кого не глядя.

Планерка – это святое. На планерке отчитывались о проделанной работе и получали новые задания. Ноздряковские планерки коллектив тихо ненавидел. Но вслух никто не роптал. Потому что было чревато.

Сегодня планерки не будет. Не состоится. Светлана уже шла по коридору сего почтенного заведения, и спокойной, привычно-размеренной жизни Ноздрякову оставалось ровно столько, сколько требовалось Светлане на преодоление последних семидесяти метров пути.

Ноздряков как раз углубился в изучение представленной Альбиной Григорьевной сводки за вчерашний день, когда дверь распахнулась и на пороге возникла Светлана.

– Это финансовый департамент? – спросила она неуверенным тоном человека, который пришел устраиваться на работу, на успех не очень-то рассчитывает и потому чувствует себя крайне неуверенно.

В комнате присутствовала целая дюжина людей, но никто Светлане не ответил, поскольку право голоса тут имел один только Пал Семеныч Ноздряков – отец, командир, духовник и царь в одном лице. Как скажет – так и будет. Скажет, что это и есть финансовый департамент, – так тому и быть. Скажет, что никакой это не департамент и уж тем более не финансовый, – и тут никто его поправить не посмеет. Принцип единоначалия в самом крайнем своем проявлении.

Ноздряков оторвал взгляд от бумаг, поднял голову, посмотрел на Светлану и ответил:

– Да, это финансовый департамент.

Шоу началось.

Светлана переступила порог, закрыла за собой дверь. При этом дверная ручка осталась у нее в руке.

– Ой! – смутилась Светлана. – Извините!

– Ничего, – сухо сказал Ноздряков.

Он еще даже не представлял себе, какой кошмар его ожидает.

– Я к вам, – объявила Светлана. – Вы – Павел Семенович?

– Да, – не стал отрицать очевидное Ноздряков.

– Я по поводу работы.

– Вы присаживайтесь, пожалуйста.

– Спасибо.

Светлана осторожно опустилась на предложенный ей стул. Хотя наши механики, готовившие реквизит к съемкам, предупреждали Светлану о поджидающих ее опасностях и про этот стул она все знала наперед, все-таки, когда стул под ней развалился, она шлепнулась на пол совсем по-настоящему и даже ушиблась, насколько я мог судить, наблюдая за происходящим из соседней комнаты. Брови у Пал Семеныча поползли вверх.

– Извините, – сказала Светлана.

Альбина Григорьевна из-за ее спины делала какие-то знаки своему шефу, но Ноздряков этого пока не замечал. Впрочем, и от общения со Светланой он отвлекся очень скоро. Один из его сотрудников, вознамерившись сделать копию, включил копировальный аппарат, внутри которого тотчас что-то громко хлопнуло, посыпались искры и повалил дым.