Владимир Гриньков - Пирамида баксов

– Хорошо, я заплачу тебе полторы, – великодушно сказал я. – Чтобы без обид и без претензий. Пиши доверенность на мое имя!

Я торопливо отсчитал тысячу пятьсот долларов.

– Держи! Значит, так! Подготовка к съемкам будет вестись еще месяц, – сказал я. – Через месяц я на тебя выйду, и мы обговорим окончательно все детали. Все это время ты молчишь как рыба! Понял?

– Ага!

– Никому! Никогда! Ни под каким видом! Даже намеком! Иначе сорвешь нам съемку!

– Да я ж понимаю! – приложил руки к груди мой собеседник. – Ну прокляните меня, если я вас подведу! Ну пусть я тогда сдохну!

Даже слезы на глаза у него навернулись.

– Договорились! – сказал я. – Значит, через месяц!

– Ага!

Я забрал у него доверенность и ключи.

– Она у тебя хоть на ходу?

– Я на ней из самых Мытищ приехал! – оскорбился за свою колымагу владелец. Таким тоном сказал, будто не из Мытищ прикатил, а из Ямало-Ненецкого автономного округа и на всем пути по раздолбанным дорогам столь подозрительно выглядящая колымага ни разу его не подвела.

Мы с Мартыновым сели в машину и поехали.

– Все-таки образ жизни и род деятельности накладывают отпечаток на психологию, – вздохнул Мартынов. – Я бы сейчас перебирал варианты. Электричкой ехать? Не годится. Автобусом? Тоже не то. Взять такси? Дорого. Метался бы, переживал и не знал, что делать. А ты просто подошел к первой попавшейся машине и купил ее. Я иногда поражаюсь твоей незашоренности, Женя. Ты представитель какого-то нового поколения. У вас мозги уже по-другому устроены, как-то иначе, не так, как у нас.

Нам оставалось всего ничего до выезда из города, когда я включил свой мобильник.

– Что ты делаешь?! – всполошился Мартынов.

– Всего один звонок! – умоляюще произнес я.

Я набрал телефонный номер Ани Косиновой. Долго ждал, но слышал только длинные гудки. Если бы Косинова находилась где-то в таком месте, куда не доходит сигнал вызова, голос оператора сообщил бы мне о том, что абонент временно недоступен. А длинные гудки свидетельствовали: либо Анна не хочет мне отвечать, либо не может. Я почему-то склонялся ко второму варианту.

Развернув машину, я погнал ее обратно в центр города.

– Женя! – сердито сказал Мартынов. – Я ничего не понимаю!

Он хотел как можно быстрее вывезти меня из Москвы, а я тут выписывал кренделя и вообще все делал по-своему.

– Мы заедем в одно место, – сказал я. – На минуточку. И сразу же назад.

– Куда ты едешь?

– Там увидите.

– Куда ты едешь? – настойчиво повторил Мартынов.

– К Ане Косиновой, – вынужден был признаться я.

– Не смей!

– Я позвонил ей, чтобы всего лишь поинтересоваться, как у нее дела, – пробормотал я, – а она не отзывается!

– Пошла она к черту! – зло сказал Мартынов.

Нам надо было ноги уносить, так следовало понимать. Но я не мог уехать просто так. Вчера вечером из следственного изолятора выпустили Аниного мужа, с которым у нее совсем скверные отношения, а сегодня утром Аня уже не отвечает на звонок по мобильному телефону. У нас с ней случился короткий роман с невеселым финалом, но я по-прежнему чувствовал, что несу какую-то долю ответственности за нее.

– Подозреваю, что следственный изолятор, в котором сидел Косинов, не самое веселое место на земле, – сказал я. – И очень даже может быть, что Косинов вернулся домой не в приподнятом настроении, а вовсе даже наоборот. И в таком состоянии он запросто мог приступить к выяснению отношений. И так довыяснялся, что Анна теперь не способна ответить на телефонный звонок.

– Не нарывайся на неприятности! – сердито посоветовал мне Мартынов. – Пускай они там сами разбираются!

Но я был непреклонен. Я только опасался, что Мартынов может предпринять какие-то активные действия. Вот примкнет меня сейчас наручниками к рулевому колесу – и что мне прикажете в этом случае делать? Наручников у него я еще не видел, но почему-то подозревал, что они у него все-таки есть. Да, он прокурорский работник, а не работающий на земле опер, но во мне с давних пор укрепилось убеждение, что у любого представителя правоохранительных органов непременно есть нигде не учтенные наручники, десяток баллончиков с «черемухой», а где-нибудь на огороде закопан доставшийся по случаю «макаров».

Обошлось. Мы приехали к нужному дому, и я беспрепятственно вышел из машины. И Мартынов вышел тоже.

– Я с тобой! – буркнул он.

Не хотел оставлять меня одного. Честно говоря, я был ему за это благодарен.

Мы поднялись на нужный этаж. Я позвонил в знакомую дверь. Мы долго ждали и прислушивались. Никаких звуков. Я позвонил еще раз. Потом еще.

– Никого, – просветил меня Мартынов.

Наверное, он был даже рад такому повороту. Лишний раз встречаться с Косиновым ему было совсем ни к чему. Ну а мне так и подавно.

Я позвонил еще, после чего зло пнул дверь ногой. Она распахнулась. Она была просто не заперта. И тем не менее никто не отзывался на мои звонки. Я детективных фильмов пересмотрел множество, и там иногда случались подобные истории с незапертой входной дверью. В фильмах это всегда было признаком скверного развития событий.

– Пойдем, – потянул меня прочь от страшной двери Мартынов. – С улицы позвоним в милицию.

Но я уже переступил порог. Мартынов был вынужден последовать за мной.

Они лежали в первой же комнате – и Аня, и ее супруг. Тела были истерзаны свинцом так сильно, что кровь залила едва ли не всю комнату. Просто удивительно, что сюда еще не пришли соседи, живущие этажом ниже. По моим представлениям, у них кровь должна была капать с потолка – так много ее было здесь.

– Его выпустили только для того, чтобы убить, – сказал за моей спиной Мартынов. – Шутки кончились, теперь в этом нет никаких сомнений.

Я гнал машину прочь из Москвы с такой скоростью, будто у нас на хвосте висела безжалостная, жаждавшая крови погоня.

– Я стал крутить Косинова по полной программе, – тем временем рассказывал мне Мартынов. – Ты дал мне зацепку, и я уже знал, от чего отталкиваться. Он, когда обнаружил, что я не собираюсь с ним беседовать о том мифическом героине, заметно напрягся. Он ведь неглупый был человек, надо отдать ему должное, понимал, что с героином у нас вряд ли что-нибудь выгорит. Найдут хорошего адвоката, потом еще протопчут тропинку к судье – при его-то деньгах в тюрьму по такому обвинению не садятся. А тут я с ним не про героин, а про все остальное. И он запаниковал.

– «Про все остальное» – это про что?

– Ну, обычное дело, – сказал Мартынов. – Ищешь болевые точки у подследственного, перепрыгиваешь с темы на тему – то про финансовую пирамиду, в которой участвовала его жена, то про его отношения с женой и про те неприятности, которые с поклонниками его супруги случались, то вообще начинаешь банально топтаться по его бизнесу, у нас ведь предпринимателей таких нет, за которыми грешков совершенно не числится. И вот когда он обнаружил, что я о героине совсем не упоминаю и меня наркотики нисколько не волнуют, потерял покой наш Косинов. А в таких случаях ошибки неизбежны. Где-то подследственный обязательно маху даст. И он дал. Раскрылся. Я как раз терзал его вопросами, не он ли подстраивает неприятности поклонникам своей жены? Нет, говорит, не я. Я вообще с ней разводиться собирался и плевать хотел на ее поклонников. А знал, значит, о поклонниках? Это я его подловил. Ему деваться некуда. Знал. Откуда? Тут уже отработанная технология, Жень. Если подследственный поплыл, начал хоть бы в малом уступать, уже нельзя с него слезать, надо давить и давить, он тогда все больше нервничает, ошибается, и дальше уже только дело техники. Раскрутить его ничего не стоит – эта задача решается на уровне опытного опера. В общем, выясняется, что какие-то добрые люди настучали ему на его жену и на Демина. Проследили, зафиксировали и поделились информацией с мужем-рогоносцем. А Косинов горяч и этого дела так не оставит. Улавливаешь? Его руками решили Демина отвадить от Анны Косиновой. Он-то мне все это рассказал с перепугу. Я даже могу просчитать, как он размышлял. Он думал, что мы ведь можем запросто уже знать о том, что кто-то снабдил его информацией, что кто-то наябедничал на Демина. Ему источник информации неизвестен, а потому он не понимает, можем мы это знать или нет. Как умный человек, он не прячется от проблем, а начинает просчитывать все происходящее по самому невыгодному для себя варианту. Он допускает мысль о том, что нам уже известно многое. Что ему делать? Лучше всего – не таиться. Рассказать. Так он себе обеспечит косвенное алиби. Я, мол, не знаю, известно вам это или нет, а все равно рассказал как на духу, потому что мне утаивать нечего, я чист, чего и вам желаю. То есть я знал о том, что Демин ухлестывает за моей женой, но Демин-то жив, ничего с ним не случилось – лучшее подтверждение незапятнанности моей репутации. А для меня все эти его рассуждения-размышления были пустым звуком. Потому что дело вовсе не в этом, дело в другом. Хотел Косинов Демина убить или не хотел – это сейчас не так важно. Важно то, что Демина точно хотели убить другие люди. Те, из пирамиды. Потому что компромат на Демина сбросили Эдуарду Косинову сразу после того, как его жена сообщила своему куратору о подозрениях в отношении Ильи. Вот до чего я докопался. А начальство мое меня теребит: ну что там у тебя? Я докладываю как положено. Меня сразу – в командировку, Косинова – на волю, а дальше ты и сам все видел.