Дмитрий Харитонов - Репортаж не для печати

Мы вышли из хижины и отправились к автомашине. Я первым нарушил тягостное молчание:

– Знаешь, как в древности называли Эфиопию? «Хлебной корзиной» Востока.

– Да, я слышал, что наши предки жили лучше, – согласился Бабиле, усаживаясь на сидение водителя и поворачивая ключ в замке зажигания. – Но это было очень давно.

– Во времена пресвитера Иоанна, – задумчиво проронил я. – Доведись ему перенестись в Машине Времени из той эпохи в наши дни, Иоанн не узнал бы своей Эфиопии.

– Иоанн? – простодушно переспросил Бабиле. – А кто он такой?

– Знаменитый негус, – ответил я. – Великий царь твоей страны, которому завидовали многие монархи Европы.

Бабиле выглядел несказанно изумленным.

– Неужели было такое время, когда белые люди испытывали зависть к эфиопам?

– Было, – подтвердил я. – И не так давно, как ты думаешь.

2

Мы достигли Аксума практически без приключений. После ужасающей картины агонии молодой эфиопской женщины с младенцем, на нашем пути было еще несколько подобных деревень, где люди, потеряв всяческую надежду на выживание, сидели возле своих примитивных конусообразных хижин, крытых соломой.

Утратив волю к сопротивлению несчастьям, свалившимся на их голову в виде засух, неурожаев и тотальной нищеты, они просто сидели и ждали, когда смерть позаботится о них.

Несколько раз нас останавливали машины с повстанцами, большинство из которых были вооружены советскими автоматами, захваченными в боях с войсками Менгисту. Они проверяли мои документы – письмо «красного негуса» с указанием помогать журналисту Си-Эн-Эн я, разумеется, не предъявлял – и отпускали, поинтересовавшись, что за цель толкает сумасшедшего иностранца вглубь Эфиопии. Я честно отвечал, что весь мир, затаив дыхание, следит за гражданской войной, развернувшейся в их стране. Что демократическая общественность симпатизирует движению сопротивления в измученной многолетней диктатурой Эфиопии. Я говорил, что готовлю репортаж о прошлом и настоящем Эфиопии, объясняя необходимость побывать в бывшей столице Аксумского царства.

– Все равно вы не попадете на нашу церемонию, – откровенно сказал мне довольно грязный молодой парень в рваных, видавших виды, шортах. – Так что проезжайте.

Автомат свободно болтался у него на плече.

– На какую церемонию? – в изумлении уставился я на парня.

– Тимкат. Она называется Тимкат, – доброжелательно ответил парень, – Торжественная церемония выноса Ковчега Завета из церкви Святой Марии.

– А когда она происходит? – с ледяным спокойствием поинтересовался я.

– Восемнадцатого января.

– Церемония ежегодная?

– Да.

Я был потрясен! Нигде, ни в одном источнике я не встречал упоминания о Тимкате. Об этой церемонии ни словом не обмолвился Артур Кейс. Знал ли он о традиции эфиопов раз в году выносить Ковчег из Святая Святых и совершать торжественное шествие по Аксуму? Видимо, вряд ли. Иначе он намекнул бы мне о возможном местонахождении библейской реликвии. О Тимкате ничего не было известно и Джону Леклеру, который в самом начале моих поисков вообще безо всякого энтузиазма отнесся к перспективе подготовки репортажа о затерянном Ковчеге Завета.

Я сгорал от нетерпения поскорее увидеть Аксум. Но, как и следовало ожидать, он не произвел особого впечатления – маленький восточный городок с традиционно узенькими улочками. Однако многочисленные памятники, сохранившиеся в Аксуме, убедительно свидетельствовали о невероятно богатом историческом прошлом древнего Аксума.

Вокруг города в целом ряде мест можно было увидеть остатки мощных крепостных стен, заросших густым ковром из мха. Повсюду встречались фундаменты больших строений – в прошлом, видимо, пышных домов. Я видел ступеньки полуразрушенных древних лестниц, выложенных плитами внушительных размеров. На северной окраине города Бабиле показал мне врезавшиеся в склон горы могильные склепы, облицованные красным гранитом. В них стояли опустевшие каменные саркофаги – у меня в памяти сразу всплыли египетские усыпальницы, безжалостно разграбленные разбойниками.

– Да-а-а, – протянул я, сидя на корточках возле одно го из таких саркофагов. – Везде одно и то же. Древние клады и сокровища лишали сна грабителей не только в Египте.

– Плохих людей много, – грустно произнес Бабиле.

В качестве доказательства своего утверждения, он потащил меня в центр города, к частоколу из обелисков. Одни из них были грубо вытесанными, без каких-либо украшений и рисунков. На других я увидел затейливо сделанную резьбу, имитировавшую многоэтажные дома с балконами, окнами, дверьми и даже засовами. Третьи обелиски, в том числе самый изящный и высокий – почти сто футов – лежали разбитыми.

– Один из самых высоких обелисков украли итальянцы в тридцать седьмом году. Он сейчас находится в Риме.

– Такая же история произошла и с одним из двух обелисков в Луксоре, – откликнулся я. – С той лишь разницей, что второй красавец покинул свою родину благодаря французам и возвышается сегодня в центре Парижа.

Я внимательно рассмотрел каменные платформы, служившие основанием обелисков и обнаружил небольшие чашеобразные углубления. Придя к выводу, что, возможно, они использовались в качестве жертвенных алтарей, я продолжал обходить частокол стел шаг за шагом. Неподалеку от центральной группы обелисков можно было заметить возвышения, напоминавшие каменные троны. Я насчитал двенадцать таких тронов.

– Здесь сидели судьи и советники негуса, – подсказал Бабиле.

– А сам негус?

– Чуть дальше, – мой гид показал в сторону практически полностью разрушенной каменной платформы. – Вот это и есть место, где много веков назад короновались эфиопские императоры.

– В древности город занимал территорию гораздо большую, чем нынешний Аксум?

– Наверное. На пастбищах, окружающих современный город, много обломков древней керамики, небольших обелисков и остатков колонн.

Я наклонился и провел рукой по шершавой поверхности трона. За многие века, истекшие с момента его сооружения, камень подвергся сильной эрозии.

– Как там поется в известной песенке: «Не обещай вечной любви – вечны только камни и старые «форды»? – пробурчал я себе под нос. – Насчет камней автор стихов явно преувеличивал.

Я услышал позади себя легкий треск, как если бы кто-то наступил на сухую ветку в лесу. С досадой я подумал о том, что Бабиле сломал какой-нибудь хрупкий фрагмент керамики.

– Эй, – громко сказал я, не поворачивая головы, -смотри себе под ноги. А то после тебя археологам нечего будет делать в Аксуме.

– Что вы сказали? – донесся голос Бабиле, который находился, судя по всему, шагах в десяти от меня.