Олег Вихлянцев - Контрольный выстрел

Вот и теперь какой-нибудь подарочек может ждать нас за ветвями «зеленки»…

Не успел подумать, как по головной «имээрке» ударили из гранатомета, и она заглохла, перегородив дорогу. Кумулятивный выстрел прожег тонкую броню, как спичечный коробок. Машина вспыхнула изнутри. И тут же вторым выстрелом дали по замыкающей колонну «бээмпэшке». Тех, кто был сверху, расшвыряло в стороны. Им может и повезти — отделаются контузиями. А вот экипажу крышка. Сгорели мужики. Еще через секунду взорвался бензовоз в середине колонны. И густо загрохотал «духовский» ДШК, заставивший всех попрыгать с машин и занять оборону по другую сторону дороги.

Это я так медленно рассказываю. На деле же все происходило гораздо быстрее. Настолько быстро, что молодой солдат из автобата, рижанин Имарт Кадис, растерялся. Его бензовоз шел прямо перед нашей БМП. Я видел, как он выскочил из кабины с автоматом наперевес. Встал в полный рост между машинами, широко расставив ноги, и принялся поливать в сторону «зеленки» длинными очередями. Худой и высокий, под два метра, он был прекрасной мишенью для духов.

— Длинный! Ложись! — во все горло прокричал ему Лешка Звонарев. Он в перестрелке оказался рядом со мной. Мы, укрывшись за траками БМП, пытались стрелять прицельно, высматривая среди листвы «духовские» чалмы.

Но Кадис не ложился. Его зашкалило, как говорят в таких случаях. Своеобразный нервный шок вперемешку с остервенением. В магазине кончились патроны, но он не обращал на это никакого внимания.

— Бляди! — орал он и продолжал бестолково жать на спусковой крючок, потрясая молчащим автоматом.

— Ложись, мудак! — в очередной раз крикнул ему Лешка.

В это время Имарт рухнул на одно колено, словно споткнулся на ровном месте. Затем, не удержавшись, завалился на бок. И мы услышали, как он что-то кричит на своем родном языке и навзрыд плачет, корчась в пыли от нестерпимой боли.

— Жека! Прикрой! — прохрипел мне Звонарев и, пригнувшись, побежал к бензовозу, рядом с которым лежал раненый Кадис.

Перед душманами рижанин был как на ладони. И не составляло большого труда пристрелить его. Но один из «духов», видимо, решил поиздеваться. Он одиночными выстрелами вздымал фонтанчики пыли и Щебня всего в нескольких сантиметрах от Имарта, заставляя его то и дело вздрагивать. Что у рижанина в душе творилось, я и сказать не берусь.

Лешка тем временем все ближе подбирался к раненому. Я бил по «зеленке» из автомата наугад. Лишь бы как-то отвлечь внимание нападающих на себя. Все остальные наши тоже увидали Лешку и Кадиса. Стрельба с нашей стороны участилась. «Духов» необходимо было прижать, чтобы дать возможность Звонареву вытащить из-под огня рижанина.

И вдруг я совершенно случайно замечаю метрах в тридцати от себя, чуть правее, того гада, который лениво так постреливает в сторону Имарта. Он засел на ветке толстой старой урючины и улыбается, сука.

Щас, думаю, я тебе улыбнусь! Прицеливаюсь спокойно так, будто на огневом городке. Мушку вывожу в прицельную планочку. Совместил. И прямо в башку ему — шарах! Так он с урючины своей и сковырнулся.

Пот со лба вытер, матюгнулся. Гляжу, а Лешка уже в мою сторону Кадиса тащит, как мешок с отрубями. И горько, и смешно. Лешка невысокий такой, крепенький. А Имарт длинный, словно жердь. Ноги-руки у него по сторонам болтаются. А наши все победный марш длинными очередями наигрывают.

Ну, все. Приволок Звонарев рижанина за нашу «бээмпэшку». Индивидуальный пакет свой разорвал и перевязку ему делает. Тому полегчало.

— Сколько росту в тебе, орел? — Лешка у Имарта спрашивает. И улыбается.

— Два ноль пять, — отвечает. Ух ты! Оказывается, больше двух метров!

А Леха как захохочет во весь голос:

— Хорошая палка говно мешать!

Вдруг как шарахнуло! Раз! Второй! Третий! Это оставшиеся бензовозы взрываться начали. Все врассыпную. И мы, и «духи». Залегли, пока все не утихло. Горит, дымит, металл плавится. Ад кромешный!

И тут мы услышали рокот моторов. Наши «вертушки» подоспели с десантом на бортах. Поздно, блин, компот! Бензовозы к тому времени все сгорели, к чертовой матери. И машина с саперами — дотла.

А Кадиса Леха Звонарев спас. Повезло. Так бы отправили его в Ригу грузом «двести», как четверых саперов — в Житомир, Минск, Алма-Ату и Кишинев. Герой, короче, Лешка, спору нет…

Только чего он вот теперь с этим козлом Коноплиным связался? Смотрю на него через окно, как он рядом с китайцем Сэном возле кабинки стоит, и Афган вспоминаю.

А фига ли я вспоминаю?! Там, в кабинке, давно уж переговоры идут! Мне ж Костыль что сказал? Слушать! Лечу в комнатку за гобеленовые шторы, натягиваю наушники. И правда, все слышно.

— Я одного в толк не возьму, — слышу голос Конопли, и меня начинает трясти как в лихорадке. — На кой ляд ты врубаешься за этого фирмача? Он прокололся на своей водяре. Это его проблемы. Тебе-то на что лишние заморочки?

— Что ты называешь заморочками, Витек? — спрашивает Костыль. — Уж не собираешься ли на меня с войной пойти?

— Да что ты, Жорик! — восклицает Конопля. — Я с вашими всегда был в хороших отношениях.

— Тем более оставь Вадика в покое. Я за ним сам присмотрю.

— А-а! Ну понятно! Ты бы так и говорил, что собираешься сам его доить!

— Фильтруй базар, Конопля! — чуть надавил голосом Костыль. — Забыл, с кем говоришь?

— Не по правилам выходит, — попытался укорить его Витек. — Забираешь у меня барыгу внагляк. А я что, должен спокойно к этому относиться? Так не делается.

— Не надо ругаться, — впервые за все время подала голос Лариска.

— Закрой рот! — рыкнул Витек, и ей пришлось подчиниться.

— Я тебе вот что скажу, — вполголоса заговорил Жорик. — С Вадиком ты опоздал. Он мой.

— Да как это твой?! — возмутился Конопля. — Я самолично его пас, ждал, пока раскрутится, разжиреет…

Мне стало до невозможности противно. Они говорили о человеке как о некоем животном, спорили о том, кому должен принадлежать Вадик, словно он — дойная корова или курица-несушка.

— Не перебивай, — все тем же спокойным тоном произнес Жорик. — Тебя еще близко рядом не наблюдалось, когда за Вадиком уже смотрел мой человек.

Я-то враз понял, куда клонит мой зоновский приятель. А вот дошло ли это до Витька Коноплина?

Видимо, не дошло.

— Не верю, — сказал Конопля. — Полгода этого барыгу пасли мои пацаны. И никого за ним не замечали. Они ж мне докладывали. Я в курсе.

— И что, на самом деле не рассмотрели? — изобразил голосом удивление Жорик. — Значит, слепые они у тебя.

— Я слепых не держу, — угрюмо произнес Конопля. — И на твоем месте…

— Тю-тю-тю-тю! — выговорил Жорик свое любимое. — Оставайся на своем!

— Ну хорошо, назови своего.

— Красноармеец, — произнес Костыль мое зоновское прозвище.