Эльмира Нетесова - Закон Тайга

— А доля? Он забрал!

— Он много давал. И грел всех. Свое взял. С чем сюда за­гремел. Пусть отваливает.

В это время еле слышно скрипнула дверь, и на пороге бара­ка появился Сережка. В накуренном помещении он поискал глазами, увидел Гориллу.

— Папка! Пошли домой! Я тебя всюду искал, даже в тайге! Знаешь, как мне страшно было!

Горилла посадил Сережку на колено. От мальчонки пахло тайгой.

— Пошли домой, а то Нюська без тебя воет. Наезжает на всех, - просил мальчуган.

— Отваливай, кент. Твоему фарту хана пришла. Ты надыбал свой кайф, свою «малину». Линяй, - тихо предложил Рысак.

Горилла снял Сережку с колен. Взял за руку. Вышел из ба­рака.

Ольга ни о чем не спросила. Поняла без слов: навсегда ушел от фартовых Гришка. Ни с кем не будет она делить его.

А Горилла словно с сердца гору скинул. Целыми днями в работе изматывался. В тайге за троих ворочал. В доме многое делал. И, забыв о прошлом, о фартовых, помогал Ольге так, будто всю свою жизнь прожил с нею одной семьей, не разлуча­ясь ни на день.

Теперь в селе о нем по-другому заговорили. Мол, в руки хорошей бабы попал, сам человеком стал. И не гляди, что был фартовым, управляется лучше любого работяги. Повезло бабе. Знать, сразу увидела в Горилле Гришку, приручила, приласка­ла, изменила мужика. Его теперь не узнать. Даже матюгаться отвык. На человечьем языке заговорил. Понятном и простом. Не то что раньше...

И только Дегтяреву не верилось, что просто из любви к Олые ушел Горилла от фартовых, завязал навсегда с ними, с законом, со всем, что привело его в Трудовое.

Дегтярев еще ни разу не сталкивался с подобными случая­ми и все ждал, где, когда, на чем раскроется суть Гориллы.

Гришка чувствовал недоверие участкового и всегда был настороже.

Со временем даже кликуху его стали забывать в селе. Ухо­дили на свободу фартовые и работяги. Привозили в Трудовое новых условников. Истекал срок наказания и у Гориллы. Ког­да-то он так ждал этого! А теперь будто забыл. Давно не считал дни. Не отмечал отбытое на полуволе. Видно, привык. Сдру­жился с переселенцами, работягами. Относился как к односель­чанам.

Они просили его помочь в заготовке дров. А сами, без просьб и слов, посадили ему на участке возле дома картоху, капусту и прочую мелочь, не потребовав за труды ничего. Так же и он помогал. Лишь иногда слышал скупое спасибо, словно обро­ненное ненароком.

Он каждый день имел на столе румяный каравай хлеба. Кто принес его, Гришка не спрашивал. У всех с зарплаты брали поровну. И за хлеб. А кто позаботился и принес, какая разница?

За баню и хлеб, за воду и дрова брали немного. Но всякий знал, что все это должно быть в домах у каждого независимо от погоды и звания жителя.

Случалось, Горилла уставал. И тогда, понимая это, Ольга уговаривала, успокаивала мужа. И Гришка снова становился мягким и покладистым.

Теперь в тайгу на работу он чаще уходил один. В доме хо­зяйство появилось - корова, свиньи, куры. За ними пригляд и уход потребовались.

Мужик помнил, как покупал он корову. В жизни не приоб­рел бы, да случай подвернулся. Узнал от сельчан-мужиков, что своей бабе ко дню рождения подарок покупать надо. Желатель­но дорогой, нужный в каждом доме. Долго голову ломал. А тут сосед, возчик воды, подсказал: мол, купи корову. В доме она - кормилица. Подругой Ольге станет. И предложил свою, трех­летку. У него их в сарае две стояло. Бери любую, на выбор.

Гришка любил теплую рыжую масть. У него в жизни все бабы рыжими были. Вот и попривык к цвету. Он на рыжуху смахивал.

Всучил соседу деньги. И в день Ольгиного рождения ран­ним утром привел скотину во двор. Сам - в хату. И говорит, важно оттопырив губу:

— С рождением тебя, Олюшка! Подарок я тебе купил.

Баба глянула в пустые руки мужа, подумала, что разыг­рывает. А тут корове надоело во дворе стоять. В сарай запро­силась скотина. Время дойки подоспело. Да как замычала во весь голос!

Ольгу от губ Гришки ветром сдуло. Испугалась.

— Навар на хазу просится! Принимай подарок! - рас­смеялся Гришка.

Ольга и дети высыпали во двор.

Корова пошла к ним навстречу. Обнюхала руки, осторожно взяла первый кусок хлеба и уверенно вошла в сарай.

«Рыжуха» - эту кличку дал ей Горилла. Следом за нею за­визжало, закудахтало во всех углах сарая. И Ольга теперь едва успевала управляться в доме.

Вот так и пришлось Гришке работать в тайге одному за дво­их с темна и дотемна.

Но однажды его окликнули.

— Григорий, передохни, - предложил Дегтярев, прибли­зившись к Горилле почти вплотную.

Гришка оглянулся. Его невольно передернуло. Ко всем в селе относился ровно. Помогал, выручал. Но Дегтярева не мог признать. И всегда недолюбливал этого мужика, почти не вы­лезающего из мундира. О, как много он напоминал Горилле! И Гришка, глядя в крупное, рыхлое лицо Дегтярева, поневоле сжи­мал кулаки. А глубоко внутри возникало желание схватить уча­сткового за шиворот, долбануть башкой в корягу. И свернуть плешивую тыкву с плеч. Однако сегодняшний Гришка загонял, душил вчерашнего Гориллу, заставляя его молчать, терпеть. Но фартовый не хотел смириться и вылезал наружу при всяком подходящем случае.

Дегтярева бесило то, что за все время Горилла только ему, единственному в Трудовом, никогда ни в чем не помогал. Ни поленом дров не поделился, не здоровался и даже при надоб­ности не заходил в дежурную часть. Он словно не видел участ­кового. И того злило неуважение фартового, его непокорность.

— Давай перекурим, - предложил Дегтярев. Но Горилла словно не слышал, обрезал сухие ветки у аралии. - Новости кое-какие есть. Может, интересно будет, - интриговал участ­ковый.

— Новости? Да мне их все вечером Ольга расскажет, - от­махнулся Горилла. Но участковый, хитро прищурясь, рассме­ялся:

— Этого, кроме меня, пока никто не знает.

Скажи такое самому Дегтяреву, он тут же подошел бы по­слушать. А Горилла будто не расслышал. Глухим прикинулся.

— Сова на воле, - решил заинтриговать участковый.

Горилла на секунду замер. Дрожь пробежала меж плеч. В услышанное не поверилось.

«Сова давно на том свете гуляет. Кто б его из клетки выпу­стил? Из камеры смертников, как с погоста, слинять нельзя. Темнит легавый», - не поверил Горилла.

А участковому было до боли обидно. Все в селе ищут цо общения с ним, здороваются, уважают. Пусть не его

лично, положение участкового - хозяина села. И только этот презирает.

Дегтяреву хотелось, чтоб и Горилла признал его. Тогда и он, возможно, забыл бы прошлое Гориллы.

Не раз пытался вызвать его на общение. Не получалось. А тут и новости подходящие, и обстановка располагает к разгово­ру. Никто не увидит, не подслушает. И Дегтярев повторил:

— Сова, говорю, на воле. И Тесть вышел на свободу.

Горилла повернулся к участковому: