Эльмира Нетесова - Дикая стая

Анна смеялась:

— Вот уже и девочка появилась у пацаненка!

— Рано ему бабьем голову забивать! Мал еще! Девки до хорошего не доводят. Годков через пять, куда ни шло. А вот что с куревом завязал, это здорово! — потягивался в дверях Гоша и, заглянув к Динке, сказал удивленно, — а ведь точно шестерых щенков принесла наша девочка! Выходит, что и с коровой угадать должен. Вот будет здорово! — тут же замолчал, услышав стук в дверь.

— Гош, выйди! Поговорить хочу! — позвал во двор отец одного из браконьеров, осужденного по заявлению инспектора.

— Чего надо? — нахмурился Корнеев.

— Прошу тебя, давай потолкуем по-человечески, — сказал мужик, переминаясь с ноги на ногу.

— Некогда! Отчет писать надо, — хотел закрыть двери.

— А ведь в водовозах человеком был. Когда успел скурвиться мужик?

— Ты это обо мне трандишь? — вспыхнул поселенец.

— О ком еще? Про тебя сказал! — поплелся человек к калитке, опустив голову.

— Тормози! Чего надо? — вышел Корнеев на крыльцо.

Человек, оглянувшись, вернулся, сел на порог и сказал тихо:

— Хохорев я! Иван Лукич! Но мы не знакомы, в суде только виделись один раз. Ты моего сына в зону отправил…

— Значит, заслужил такое, — ответил Гошка.

— И я и не спорю с тобой, прав или нет? Суд дал срок.

— Так что теперь?

— Заболел мой сын. Ушел в зону здоровым человеком, а в бараке чахотку зацепил. От зэков заразился. От него теперь и половины не осталось. Не узнали его на последнем свидании. Старей меня выглядит. А в зоне лечить нечем, нет лекарств. Умрет мой мальчишка, и дети его сиротами останутся. Мне уже за семьдесят. Сколько протяну? Да и помочь особо нечем. Сдохну, никого на свете нет, ни единой родной души. Да и отца не дождутся: болезнь сожрет, — всхлипнул человек коротко.

— Так что от меня хочешь? — присел Гошка на корточки, закурил.

— Понимаешь, я говорил с начальником зоны. Он сказал, что болезнь эта заразная, может всю семью покосить, но и в зоне держать нельзя, опасно для других. И в то же время отпустить не может без согласия милиции и твоего добра.

— У Рогачева был? — спросил Георгий.

— Ходил к нему. Он ответил, что не может решить судьбу сына в одиночку. Пока ты свое слово не скажешь, к нему не приходить.

— Иван Лукич, ну, положим, я соглашусь, но вед вы целой семьей рискуете. Все откинетесь, до единого! Кому в радость такое? Чахотка — не понос. С годами, до конца жизни лечат. Нешто никого не жаль.

— Всех жалко! От того к тебе пришел. Мы своего не в дом привезем, а враз к дядьке. Он лесника: работает. Лечить умеет и нашего берется на ног поставить. Да ты его знаешь — Яков Торшин! Он про тебя много доброго говорил нам, хвалил как человека. Оттого и насмелился прийти.

— Сына как зовут, напомни.

— Толик Хохорев, а отчество — Иваныч, — засветилась надежда в глазах.

— Это тот, который с рогатиной за мною по тайге гонялся? — прищурился Гошка.

— Но не достал и не ударил ни разу…

— Сколько ему дали?

— Пять лет.

— Не достал, говоришь, не ударил? Если бы достал, не пятак, червонец получил бы гад! — вспомнил Гошка Анатолия.

Тот наловил много рыбы и вместе с женой выдавливал из кеты икру. Когда подошел инспектор, Хохорев тут же ухватился за рогатину, которую держал под рукой именно для Корнеева. Гошка рот не успел открыть, как Толик бросился к нему с рыком:

— Урою паскуду! Сгинь, падла!

Инспектор еле успевал перескакивать коряги, петлял зайцем меж деревьев и еле сумел заскочить ;в лодку. Хохорев зацепился за сук дерева, упал. Эта маленькая заминка помогла поселенцу, дала возможность уйти живым от рассвирепевшего мужика, который еще долго орал вслед Гошке всякие пакости.

— Просишь за козла! А ведь он убить хотел, да случайность помешала. Зато теперь сама судьба поймала его. Это неспроста. Такой выйдет. Не даст покоя никому. Его нельзя прощать. Он на доброе не способен. А помогать, вытаскивать его из зоны, чтоб завтра он снова пытался убить кого-то, извини, Иван Лукич, но я — не тот придурок! И добро не дам! — встал Гоша и указал на калитку, дав понять, что разговор закончен.

Не успел поселенец сесть за стол позавтракать, как услышал во дворе детский плач. Он вышел и увидел жену Анатолия. Она оставила во дворе дома двоих детей, сама вышла за калитку:

— Сумел посадить их отца, теперь сам расти этих детей! Мне нечем кормить. Ты — изверг и сволочь! — кричала женщина, убегая.

— Дура, тормози! Их тебе вернет милиция! А не возьмешь, до смерти запрут в психушке!

Но она не вернулась, убежала, а Гоша, взяв детей за руки, повел их в милицию.

Жители поселка оглядывались на инспектора, смеялись, подначивали:

— Когда успел стать многодетным?

— Куда волокешь ораву голожопых? Тебе и под них никто не подаст!

Георгий шел, сцепив зубы. Войдя в милицию, оставил детей у дежурного, сам пошел к Рогачеву. Тот говорил по телефону и жестом потребовал, чтобы Гоша вышел в коридор и подождал, когда позовут.

Корнеев нервничал. Он слышал, как кричали дети. Их плач дошел и до слуха Стаса. Он вышел в коридор, увидел Гошу и спросил:

— Кто там орет?

— Дети Хохоревых.

— Зачем они здесь?

— Я их привел! Их мать ко мне притащила, мол, сумел посадить отца, теперь сам воспитывай! До нее старший приходил, Иван Лукич, просил, чтоб простил сына. У него чахотка…

— Ну, и что ты решил?

— Отказал ему. Не тот человек, которому стоило б простить. Я помню, как он гонялся за мною по тайге.

Если б догнал, убил бы не задумываясь. Я это в дел и понял, мужик без стопоров. Такого на вол отпускать не стоит. Он сдвинутый. Его и на зоне тол ко в одиночке держать надо. Этот с «репой» не дрожит, и баба у него шибанутая. Детей жаль, но и по них не прощу козла. Ведь потом все поселковы хмыри меня на смех поднимут.

— Нет, Гош, ничего такого не случится.

— Да завтра сотни таких Толиков придут. Все баб своих сопляков ко мне потянут, — злился Гошка.

— Не кипи! Умер Анатолий! Мне только что звонил начальник зоны.

— От чахотки?

— Нет! Пытался бежать и был застрелен охраной.

— Иван Лукич говорил, что сын совсем ослаб!

— Не знаю. Возможно, хотел использовать последний шанс, но ему не повезло. Так что, если мы с тобой и согласились бы, отпускать на волю было; некого. Это случилось сегодня, под утро…

— А как теперь дети? — спросил Корнеев.

— У них есть мать и дед. Если откажутся, сдадим в детдом. Возможно, там им даже лучше будет. Они уже не первые и не последние в том списке.

Вскоре Рогачев дал распоряжение оперативникам; доставить в отдел Ивана Лукича и его невестку Через десяток минут обоих ввели в кабинет.

— Иван Лукич, что за цирк устроили? Вы подсказали Галине подкинуть детей, своих внуков, инспектору на воспитание? Вам разве не известно, что он сам поселенец?