Эльмира Нетесова - Выскочка из отморозков

А вернувшись домой, глазам не поверил — мать приехала, решилась! Герасим про все беды разом забыл. Борис вьюном вокруг бабки вьется. Все говорят без умолку. Наталья возле матери тихой голубкой сидит. Ей тепло и спокойно. Как не хватало ей этого тепла, своего, самого доброго…

Мать едва успевает. Ее заставляют поесть, о чем-то рассказать, делятся радостями и бедами, над чем-то смеются, кого-то ругают. Мать уже успела скатать на яйцо шишку с Борькиного виска, и вмиг отпустила парня боль.

— Я не колдунья. Кое-чему у своей бабки научилась вприглядку. Вот, внучек, это яйцо сожгу в огне под заговор. А тот, кто задумал плохое, теперь уж не заживется на белом свете. Это как пить дать.

Положила яйцо на горячие угли, а когда оно испеклось и почернело, подкинула несколько березовых поленьев. Они быстро взялись огнем. И семья уже к ночи забыла о яйце. Вот только бомжи, встретившие поутру Герасима, сказали, что умер мальчишка, кинувший камень в Бориса.

— Ночью у костра все сидели, грелись. И он подошел. Все отказывался, что не бросал он камень в Борьку. А тут вдруг, ну точно с неба оторвался, булыжник. Но небольшой — с яйцо, вот только черный. И хрясь пацану по голове. Он так и упал замертво. Даже крикнуть, вздохнуть не успел.

— А Николай как?

— Он с нашими по деревням блукает. Да и что с него? Вот воротится, коль жив будет, уже за двоих ответит. Сгоним Миколая! Промеж себя так порешили. Мы убойством и разбоем не промышляем. Нет серед нас лихих людей. Мы все наскрозь — голуби, только сирые. — Дед чистил жидкую бороденку корявыми пальцами. Его внуки прогнали из собственного дома. А старик всякий день молился за их здоровье и никогда не только не проклинал, даже не ругал молодь, говорил, что получил по заслугам от тех, кого выпестовал. — Ты, мил-человек, не тужи! Миколая образумим. За твово младеня сам Бог вступился. Нихто с наших вас не забидит, — убеждал старик, и Герасим вернулся домой в хорошем настроении. Но, не дойдя нескольких шагов до калитки, заметил под окном дома мужика, тот пригнулся к самому ставню, слушает, о чем говорят на кухне.

Герасим подошел тихо, хрястнул кулаком по спине так, что услышал, как щелкнуло в позвоночнике. Мужик хотел, убежать, поняв, что попался, но не смог и, пропахав носом землю у крыльца, лежал матерясь.

— Захлопнись, козел! — пнул его Герасим в бок и, открыв двери в дом, позвал: — Борис, давай сюда! Кто это? Узнаешь?

— Конечно! Тот самый, первый следователь по делу. Он мне целый час морду квасил во время допроса и после. Позвони ментам, пусть на своей шкуре узнает, что такое камера.

Через десяток минут того в наручниках увезли в «воронке», а мужчины закрыли ставни, ушли в Борькину дальнюю комнату. И пока Степановна на кухне занималась стряпней, Борис с Герасимом успели о многом поговорить.

— Пойми, менты тоже разные. Одни пользуются мундиром и положением на службе, чтоб набить себе карманы. Другие волынят кое-как до пенсии. А третьи вкалывают на совесть, за себя и остальных. Волокут всю работу без премий и благодарностей. Ни званиями, ни похвалами не избалованы. Незаметные, но без них невпродых простым людям.

— Кому они нужны? — презрительно сплюнул парень.

— Вот как! Да если б не они, тебя с матерью давно уж не было б среди живых. Так или нет?

Борька покраснев, опустил голову.

— Ладно другим, мне не соврешь!

— Я там побывал у них! Не на должности, а в камере! Сам знаю — все менты одинаковая сволочь.

— Кто бы говорил! Иль я не знаю, что и как случилось? Сам хорош! И в этой ситуации! Прекрасно знал, кто такой Беркут, и все ж именно к нему пошел требовать повышения оплаты за услуги. Он бы повысил! Счастье, что жив остался!

Оба оглянулись, в комнату вошла Наталья:

— Ну, опять не без приключений? Кого на этот раз к нашему берегу прибило?

И, узнав о случившемся, долго возмущалась,

На следующий день Борька проснулся от резкого телефонного звонка.

— Приезжайте за направлением на учебу, заодно возьмете характеристику, справку из паспортного стола…

Борька положил трубку на рычаг. Ему хотелось смеяться от того, что скоро закончатся все испытания. Он уедет от Беркута и его банды, от алкаша-родителя, от всех неприятностей избавится разом. Они перестанут преследовать его повсюду, стоять за плечами днем и ночью. А тут еще Андрей позвонил, тот самый, что работал поваром в ресторане Беркута, и спросил:

— Ну, как дышишь? Нормально? Я тоже! Да, работаю в том же самом кабаке и снова поваром. Хозяин поменялся, все прочее по-прежнему. Заработки меньше, чем были, но хорошие, больше, чем в других местах. Конечно, вместе с женой работаем. А как иначе? Нет, ко мне никто не прикипается! Что внизу? Продовольственный склад сделали. Работать стало много удобнее… Все прежние, кроме тебя, на своих местах! Давай и ты возвращайся в свои пенаты.

Герасим невольно заглянул в спальню к Борису. Парень увидел его, отвернулся, заговорил тихо, а вскоре и совсем закончил разговор, положил трубку и сел в постели, обхватив руками голову.

Герасим топтался на кухне стреноженным конем.

И только мать без слов и объяснений поняла ситуацию. Степановна вошла в спальню к Борису, подсела рядом, обняла, погладила взъерошенную макушку и спросила:

— Чего ты голову опустил? Что случилось? Чего так меняешься? То смеешься, то плачешь…

— Бабулечка, наверное, потому, что дурак!

— Э-э, те в таком не признаются никогда! Что мутит душу, что бередит?

— Понимаешь, скоро мне ехать на учебу!

— Знаю, уж собираю помалеху.

— Зачем? Я там на всем готовом!

— Не лопочи глумное! Кто тебя исподним обеспечит аль рубаху даст? Тот же шарф и носки свои надобны, чтоб не застыть.

— Все выдают, бабуль, на то она и школа милиции!

— А и свое сгодится, лишним не будет!

— Не надо тряпья, только необходимое…

— Чудной, вдали от дома свое надобно.

— Сказано, что через недолгое время в путь, — охрип голос Борьки,

— Детка ты наш, не навовсе уезжаешь, на время. Опять же на каникулы наведаешься, дома побудешь, душу согреешь. Мы все тебя ждать станем.

— Вы будете. А вот она захочет ли ждать меня?

— Борик, детка моя, коль любит, будет ждать вернее собаки. Если не нужен ты ей, пусть теперь проявится, оторвется и отболит. Эта проверка вам обоим. Может статься — единственная на всю жизнь. Коль суждено, будете вместе, а нет — не о чем сетовать. Как мы своих мужиков ждали — с войны, из тюрем. Редко какая в другой раз семью заводила.

— Так это мужиков!

— Велика ли разница? А и парней! Сколько моих товарок немужними остались? Уж и про войну забыли люди нонешние. А эти так и остались верными тем, кто не пришел с нее. И до сих пор седые старухи плачут, что не осталось у них от тех любовей деток, ради каких стоило бы жить на этой земле. Сколько весен у них впустую прошло. А ведь полюбив однажды, в другой раз уже не суждено любить. И если твоя не станет ждать, значит, она тебя не стоила.