Эльмира Нетесова - Последняя охота

— Очнись, проснись же ты! Ведь не приезжий! Сколько буранов пережил? Как же я твоим старикам в глаза гляну?

— Эх! Единый выход посеяли! Теперь бы хоть по глотку водки им влить. Коль живы, вмиг дыхание сыщется! — вспомнил Меченый.

— Водки нет, а спирт имеется. На всякий случай взял! — достал Дмитрий маленькую бутылку. — Влас, открой ей рот!

Золотарев влил спирт осторожно, боялся, как бы и вовсе не убить Вальку. Знал, что та не выпивала никогда.

— Не трясись! Налей нормально, чего цедишь? — не выдержал Влас и, взяв у Золотарева спирт, влил с хороший глоток.

И чудо… Девчонка дернулась, закрутила головой, открыла рот в немом крике. Влас повернул ее лицом вниз:

— Теперь хоть блюй, хоть кашляй, дышать будешь! Это как два пальца…

С Сашкой справился Золотарев. Влил, не боясь, все ж мужчина! Тот, словно его судорогой свело, весь напрягся, лицо перекосила боль.

— Кормой кверху поверните, чтоб не задохнулся. Видать, спирт эти слабаки и не нюхали. Тоже мне — северяне! — смеялся Меченый, заметив, что Валентина пытается шевелиться. Он повернул ее на бок.

Она смотрела, не понимая, где она, что с ней.

— Одыбайся. Валюха-горюха! Чего средь дороги в пургу отдыхать села?

— Валя! Ну как ты? — подошел Михаил, но тут же подскочил от неожиданности.

За спиной кричал Сашка. Нестерпимо горело обожженное спиртом горло. Дышать стало больно. Влас, не спрашивая, снял с Золотарева шарф, обвязав нос и рот Сашки. Тот постепенно успокоился.

— Ну что? Домой их отвезем иль к нам? — размышлял вслух Золотарев.

— До поселка, а потом назад? Не лучше ли враз повернуть? — отозвался Влас.

— А родители? Их старики? Они с ума сойдут, не увидев своих! — не согласился Золотарев.

— Как думаешь, сколько тут до поселка? — спросил Михаил.

— Километра два, не больше…

— Туда, потом оттуда, хватит ли сил у нас?

— Чудак! Из поселка мы уже налегке поедем. А вот с ними до завода хорошо, если к ночи вернемся.

— Тогда решай сам. Пахань! Разрешаю!

— А чего мудрить? Давай Саньку в сани! — предложил Дмитрий.

Втроем они кое-как перетащили парня и, усадив рядом с сестрой, продолжили путь в поселок. В сани загнали собак, чтоб грели и не давали заснуть.

Теперь уже Влас не материл клячу. Время от времени подскакивал к саням взглянуть, как там Валюха. Он подмаргивал, но девушка не видела.

В поселок они въехали под восторженный лай собак. Здесь пурга не свирепствовала так жестоко, как на открытом месте. И кобыла сама тянула сани, бежала трусцой по расчищенной дороге, которую не успел перемести снег.

— Сюда сворачивай! — указала Валя Власу. — А теперь давайте ворота откроем! — попыталась встать на ноги, но не смогла.

Валю и Сашку завели в дом. Влас хотел уйти сразу, но девушка не отпустила:

— Оставайтесь! Куда вы? Позвоним на завод, скажем, что переждете пургу у нас. Не надо рисковать! — глянула на Дмитрия просяще.

— Конечно! Да и не отпустим мы вас! Вон дед уже конягу в сарай завел, закрыл ворота. Нет вам нынче пути. Ождите пургу в тепле. Дом у нас большой — места всем хватит! — радовалась мать спасенных.

— Вон телефон! Позвоните на завод!

— Нина! Это я! Да, из поселка! Конечно! Все в порядке. Не беспокойся. Я у них дома, предлагают пургу переждать. Тоже так думаю. Ну ты не тревожься. Чуть уляжется, сразу заявимся. Хорошо! Тогда спокойной ночи…

Дмитрий, наскоро поужинав, лег спать на теплой лежанке.

Сашка с отцом тут же пошел в баню. Валентина, выбрав им по венику, помогла матери убрать со стола и присела поговорить с Власом. Михаил, почувствовав себя лишним, подвинул Золотарева, прилег рядом, но долго не мог уснуть. Ворочался, вспоминая дорогу через пургу.

— Знаешь, Валь, пока ты там у нас вкалывала, суетилась, я не очень-то горел к тебе. А вот сегодня все понял. Дошло. Оттого и струхнул, когда увидел в сугробе. Белая, как из снега, неподвижная. Глаза закрыты. Как испугался, что потерял тебя насовсем, жить расхотелось. Поверишь? Дошло, что люблю!

— Влас, зачем такое? Наверное, на материке куча баб ждет?

— Никого нет. Была одна! Никем мне не стала. Даже на письмо не ответила, — рассказал о Лиле.

— Красивая история, но грустная. Одно мне непонятно: зачем она адрес дала, если знать не хотела?

— Любая баба — загадка. Я и сам не раз этот вопрос задавал себе, — сознался Влас.

— А кроме нее, разве никого нет?

— Что были, все забыли! Сколько лет прошло, кому нужно столько ждать?

— Ну, был бы смысл, — пожала плечами девушка.

— Валюха, ты о чем? Не веришь мне?

— Смешной! Ведь я тоже обожглась. Еще как! — глянула в глаза и сказала жестко: — Потому теперь никому не верю…

— Погоди, а я при чем?

— Ну, сколько тебя знаю? Совсем недолго, а его — с самого детства. С детского сада! В школе вместе учились. Он на год старше меня. Дружить стали с третьего класса. Он был в четвертом. Когда закончил восьмой, в любви объяснился. Все уже знали, что мы встречаемся: и в школе, и родители. Сколько мы с ним мечтали, фантазировали, строили замки нашей будущей жизни. Из него получился бы хороший сказочник, но я тогда и правда дурочкой была. Каждому слову верила, потому что любила.

— А он тебя?

— Говорил, что жить без меня не может, — уронила руки на колени.

— Может, и правда? — спросил Влас.

— Кто много говорит про любовь, у того всегда пустое сердце, но тогда не понимала. Верила ему, как себе. Он — первая любовь моя…

— А что, были и другие?

— После него никому не верю.

— Ну что стряслось? — не унимался Влас.

— Ушел он в армию. С меня слово взял, что дождусь. Писал с полгода, каждый день от него письма шли, а потом как отрезал: ни единой весточки. Я пишу, а он в ответ ни слова. Я к его родителям пришла. Те тоже ничего

не знают, почему мне не пишет. Может, не захотели правду сказать?

— А что случилось?

— Короче, вернулся из армии с женой. Ее с Камчатки привез, где служил.

— Ну и фраер! Чего ж молчал?

— Не знаю!

— А ты его видела?

— Конечно, глянула в глаза, он голову опустил и сказал: «Прости, Валь. Я ее люблю».

— Давно это было?

— Скоро полгода, как он снова уехал на Камчатку. Родители с его женой не ужились. Поехали они обратно. Он долго никому не писал, даже своим. А вот вчера я от него письмо получила. И что думаешь, он снова в любви клянется: мол, прости, заблудился, виноват. С той женщиной не склеилось. Он во всем разочаровался и, если я его не прощу, наложит на себя руки.

— Ну и хрен с ним!

— Я тоже так решила и отнесла письмо его родителям. Те, когда прочли, прибежали к нам. Давай уговаривать, умолять, а я не могу их слушать. Их сын уже обманул меня! Где гарантии, что снова не зацепит какую-нибудь на стороне? Зачем мне нужен кобель? Я им так и сказала. Ох, обиделись, ушли, хлопнув дверью. Ну а я успокоилась. Лучше буду одна жить…