Виктор Смирнов - Ночной мотоциклист. Сети на ловца. Тринадцатый рейс

— Кто ему дал право стрелять в живых людей? — сказал Прошкус.

— А ты не понял? — спросил Кэп. — Эх, проморгали мы птицу. Но как ловок, гад! Как хитер.

Сидя на трапе, он перевязывал Валере простреленную ладонь обрывком полотенца.

— Надо было сразу кинуться. Эх, черт…

Валера, морщась от боли, размахивал здоровым левым кулаком. Леша Крученых и Ленчик хмуро посмотрели в мою сторону. Это ведь мой окрик заставил ребят остановиться.

— Сразу бы!

— Получили бы пяток пуль в живот, — сказал Кэп, затягивая узел на перебинтованной руке.

Из всей команды он был единственным, кто понюхал пороху. Его авторитет не вызывал сомнений.

— Раньше бы сообразить. Врасплох застал!

— В кубрике люк, — сказал я. — Мы можем проползти к машинному через донные отсеки. В этом вся штука. На открытой палубе нам было не сладить.

— Ну–ка, Ленчик, — кивнул Кэп. Матрос скрылся в кубрике.

— Непонятно, зачем ему захватывать теплоход? — спросил Кэп. — Он мог свободно пересечь границу как член экипажа и…

— Не вышло. Ему оставалось действовать силой.

— Так… Но и у вас тоже не вышло? Обидно.

Некогда было объяснять, что я искал одного преступника, а открыл другого. И что я все еще ничего не понимаю толком.

Вернулся Ленчик.

— Там полно воды! — доложил он. — Механик уже притопил судно. Видать, догадался.

Теперь мы сидели как в ловушке. Механик во всем проявил предусмотрительность. Вот гад… Хитрый, ловкий, безжалостный!

— Скорее всего он еще некоторое время будет держать на норд–вест, в нейтральные воды, — сказал Кэп. — А потом спустит лодку с подводными крыльями. Скорость у нее высока, на море штиль. Отыскать такую лодку чрезвычайно трудно, а до чужих берегов недалеко… Может, и вовсе утопит «Онегу». Чтоб свидетелей не нашли…

Сверху, из решетчатого «фонаря» над тамбуром, падал тусклый свет. Грохотал на форсированном ре-> жиме дизель. Как выбраться из этого отсека, ставшего тюремной камерой? Отверстия в «фонаре» слишком малы…

Я оглядел своих товарищей: аккуратного, как всегда, Лешу Крученых в белоснежной рубашке; Ленчика, уткнувшего голову в колени; Валеру, который, несмотря на боль, держал забинтованную руку кулаком вперед, как боксер, сумевший подняться после нокдауна.

Итак, нас шестеро, включая одного раненого. Оружие? Подручные предметы. В кубрике Ленчика можно найти гантели, охотничий нож…, Я вспомнил о «бонстроме», гарпун которого пробивал дюймовую доску.

— Можно выбраться через иллюминатор в кубрике? — спросил я у Ленчика.

— Можно. А дальше? «Онега» на ходу. Бултых в воду…

— Постой, — перебил его Кэп. — Веревка найдется?

— Найдется метров пятьдесят.

Иван Захарович пригладил лысину. Он полностью овладел собой и держался хладнокровно, как подобает капитану.

— Можно попробовать. Если обвязаться веревкой и вылезти в воду, этот гад не заметит за фальшбортом. Потом постепенно травить [3] Травить (морск.) — отпускать. конец. Скорость у нашего «лайнера» небольшая… Струя отнесет к корме. Влезть на кринолин — вот что трудно!

— Кринолин? На ходу?

Когда–то в пароходстве проводили опыты с мощными подвесными моторами и для этой цели к корме «Онеги» приварили площадку из металлических брусьев — кринолин. Она нависала над водой, словно козырек, поддерживаемая кронштейнами. По кронштейнам купальщики забирались на теплоход. Но не на ходу, разумеется. Гребной винт режет, как нож.

— Хорошо. Я попробую.

— Нет уж, — сказал мне Леша. — Я помельче, полегче. И руки больно чешутся. Этот паразит, который жрал за одним столом гречневую кашу… И за Машутку…

— Эх, надо бы сразу! — снова крикнул Валера.

— Потому–то и не пойдете, что «сразу», — сказал Кэп. — Валяй! — Он тронул меня за плечо. — И будь осторожен. Мы с Лешей подержим веревку. Ты, Ленчик, с Прошкусом выламывай дверцу. Табуреткой лупите. Надо отвлечь…

Растерянность прошла, мы были готовы к бою.

Я вывалился из иллюминатора и повис — пальцы ног чиркали по плотной, бешено несущейся воде. Леша привязал к спасательному жилету ружье для подводной охоты, а к ремню подцепил нож.

— Когда окажешься у кормы, травить перестанем, — сказал он.

— Постой! — отстранил его Иван Захарович. — Слушай, Чернов, если не вылезешь на корму, попробуй накинуть веревку на винт. Может, остановим хоть.

Они отпустили веревку. Глотнув воды, я тут же выскочил на поверхность. Струя держала, как будто на шершавой ладони. В ноздри и рот била вода, не давая дышать.

Кэп и Леша постепенно отпускали веревку. Я как бы сползал к корме вдоль железной обшивки. Рвало одежду. Ссадины горели от соленой влаги.

Где–то на середине несколько раз ударило о борт и чуть не утопило. Из носового кубрика за мной уже не могли следить. Но Кэп заранее отмерил веревку, чтобы притормозить, когда я окажусь у кормы.

Вот и кринолин. Он перечеркнул небо широкой решеткой. Рядом толстый, как рельс, кронштейн, который был приварен к корме чуть ниже ватерлинии и наклонно уходил вверх, поддерживая кринолин.

Вода бурлила здесь, как в котле, стоял рев.

Я кое–как ухватился за кронштейн и попытался влезть, но не смог. Видно, ослабел. Сердце ходило в грудной клетке, как язык колокола. Тяжко стучало в ребра.

Держась обеими руками за кронштейн, несколько раз глубоко вздохнул… Нога снова соскользнула. Все повторялось, как в дурном сне. Вода мотала меня, то отталкивала, то тянула к винту, дизельная гарь душила едкой хваткой, а рев подавлял волю.

Наконец удалось подтянуться и выбраться из воды. Я привстал, согнувшись, в треугольнике, образуемом кронштейном, кормой и кринолином. Равновесие было шатким.

Сумею ли пролезть между брусьями? Взобраться на корму не просто. В этот момент я буду представлять отличную мишень, и если механик даст очередь, все старания пойдут к чертям собачьим. Надо попробовать остановить теплоход.

Я обрезал веревку и дернул ее два раза, давая знать в носовой кубрик. Капитан отпустил еще с десяток метров, и я намотал веревку на руку. Потом, как можно сильнее упираясь спиной, чтоб не свалиться, достал с кринолина удилище. Здесь, к счастью, всегда лежали удилища, привязанные к брусу шпагатом.

Остальное было делом несложным. С помощью удилища я опустил веревочную петлю в воду, к винту.

Веревка рванулась, чуть не столкнув меня в воду, и бешеной змеей заскользила от носового кубрика к корме, наматываясь, как нитка на катушку.

Теплоход задрожал от биения гребного вала. Затем в воде мелькнули какие–то обрывки сетей, мотки проволоки — все, что ребята обнаружили в носовом кубрике и привязали к концу.

«Онега» дернулась, дизель заглушили. Теплоход скользил теперь по инерции, все медленнее.

Наверху послышались шаги. Механик направлялся к корме, чтобы взглянуть, что случилось с винтом. В железную дверцу на носу уже отчаянно колотили.