Леонид Влодавец - Таран

Но все это было, прямо скажем, ерундой по сравнению с тем поколением, к которому принадлежал Таран. В нем «дядя Вова» по причине отсутствия собственных законных детей (незаконные, возможно, и были где-нибудь) понимал очень хреново. А потому точно предугадать, что именно выкинет этот упрямый парень в следующее мгновение, было сложно. Он ведь вырос уже в ту эпоху, когда народ перестал ворчать на коммунистов и переключился на демократов, когда за деньги стало можно купить все, только вот сами деньги куда-то пропали, когда верить в Бога стало банальным, а поклоняться Сатане — оригинальным. И хрен его знает, как он отреагирует на то, что «дядя Вова» ему скажет… Но иного выхода не было.

— О чем призадумался, Юрик? — спросил Вова. — Не иначе думаешь: «А не замочить ли этого хрена старого?» Верно?

— Может, и думаю… — мрачно отозвался Таран.

— Но раз до сих пор не замочил, значит, есть у тебя сомнения, так? Могу даже сказать какие. Не знаешь ты, парень, что дальше делать. А Милка и подавно не знает. Ее, между прочим, вот-вот ломать начнет. Кайф она перебегала, возможно, и депресняк уже начался. Но ломку не минуешь… А уколоться нечем. Не протянешь ведь пять часов — загнешься.

— Я тебе раньше башку разнесу, — скромно пообещала Милка.

— Ну и спасибо тебе скажу. Все одно помирать, а свое я уже пожил. Но ты, если меня убьешь, здорово мучиться будешь. Другой бы гад позлорадствовал, а мне жалко тебя. Молодая ведь еще и считай, что здоровая. Между прочим, у меня есть одна ампулка, которая тебя поправит и от всей этой мороки избавит. Не здесь, правда, а там, куда я ехать собирался.

— Ты еще скажи, кобелюга, что специально для меня ее там припас, — хмыкнула Милка с полным недоверием. — Отравы всякой у тебя полно, это я знаю. Вколю — и точно от всей мороки на веки вечные…

— Ну, положим, что припасал не для тебя, а для другой нужды, но она у меня есть, вот те крест. Перекрестился бы, да рука не ворочается, — «дядя Вова» выдернул из-за ворота червонного золота крестик и поднес к губам.

— Заманиваешь? — спросил Таран. — Похитрее ничего не мог придумать?

— Я?! Заманиваю?! Да я жалею вас, чудаков! Ну, куда вы денетесь, скажи на милость? Ладно уж, про Милку вообще не говорю. Она к вечеру, не позже, будет рада, чтоб ее убили, лишь бы ломать перестало. Но это особая статья. У тебя-то что на уме? Да как дважды два — вернуться к Надьке в эту самую «часть», которая ни на каком государственном балансе не числится. И привезти туда меня в качестве подарка господину Генриху Птицыну…

Юрка тревожно поглядел в прищуренные глаза «дяди Вовы»: как будто мысли читает, зараза!

— А ты думал, я не догадаюсь? — усмехнулся экс-смотрящий. — Больно велик секрет! Деться-то тебе больше некуда. И надеешься, будто Птицын по старой дружбе с покойным Душиным тебя опять укроет и обогреет? Нет, брат! Тут игра серьезная, покруче даже тех, в которые я играю. Птицын там около политики крутится. И ему нет резона тебя в живых оставлять. Потому что ты его тем, что мне попался и ради своей крали в сад к Мазаеву залез, уже подставил. Кепочку-то, поди, потерял там? А на кепочке — номер твоего военного билета написан. Скажешь, не писал? Верно, мы за тебя написали, пока ты у нас в отключке лежал. Но ментам это будет по фигу. И сейчас, возможно, начальство твое тебя отовсюду вымарало, чтоб только доказать, что никогда ты у них не числился, а завсегда был вольным стрелком-любителем. С ментами они, возможно, и договорятся — бабки у Птицына найдутся, чтоб все тихо на тормозах спустить, но тебе там места уже не будет. Нырнешь в кислоту, как Дашка твоя. И все — вообще не отыщут…

«Дядя Вова» говорил торопливо, видя, как по лицу Тарана волнами перекатывается смятение. Да, слова экс-смотрящего крепко достали Юрку! И «дядя Вова» легко углядел, что своими построениями он привел Тарана в панику. Но нельзя было оставлять его в таком состоянии. А то еще грохнет сдуру, от безысходности.

— Наверное, скажешь ты мне, Юрик: «А хрена ли ты мне, «дядя Вова», можешь предложить, окромя все той же кислоты?» Дескать, сейчас, пока у меня под пистолетом сидишь, ты разные сладкие песенки поешь, а потом, когда приедем туда, куда зовешь, зубки покажешь… Ведь хочется тебе это сказать, верно?

— А что, это не так, что ли? — произнес Таран. — Ты мне тогда, перед тем, как на дачу к Мазаеву послать, наобещал с три короба и даже больше. В теплую загранку с Надькой послать собирался, еще чего-то врал… А на самом деле что? Три кило пластита в бронежилете с радиовзрывателем! Если б я его там, в саду, по случайности не скинул и если б собака-дура его охранникам не оттащила, где б я был?! Порошинки бы не нашли. Или нашли бы, но ровно столько, чтоб на Птицына бочку покатить…

— Понимаешь, Юра, времена меняются, и иногда бывает так, что человек, которого вчера собирался на смерть послать, становится очень нужным в живом виде. И не только не жалеешь, что он вчера умудрился живым остаться, но и радуешься этому делу до усрачки.

— Это почему же? — искренне удивился Таран. — Я ведь слишком до фига знаю. И про тебя, и про Жору, и про Седого. Таких у вас мочить принято, верно? Я уж не говорю, сколько твоих братков к Аллаху отправил…

— Кому жить, а кому помирать — Бог выбирает, — еще раз выказал набожность Вова. — Значит, он определил, что ты должен жить, а они — погибнуть. Может, вчера вечером мне было полезнее, чтоб ты окочурился, но сегодня все не так. И то, что ты до фига узнал, для меня очень даже полезно. Потому что теперь я в этой губернии — никто. Нету меня, пропал, испарился, растворился… Проигравший — выбывает.

— Шутите, хрестный?! — испуганно пробормотал Сеня, продолжая вести машину по извилистой просеке.

— Ни в коем разе. Закрутили меня и своротили. Бегу вот, спасаюсь, а ты, как верный друг, помогаешь мне…

Как раз в это время «Нива» выкатила на асфальтовую дорогу, шедшую через лес перпендикулярно просеке.

— Налево или направо? — спросил Сеня у Тарана.

— Куда хрестный скажет… — неожиданно для самого себя ответил Юрка.

— Ну, тогда — налево! — почти торжествующе произнес «дядя Вова».

Нет, Таран не был совсем доверчивым и глупым мальчиком. По крайней мере, таким, как в начале недели, когда паскудница Дашка вертела им как хотела. Он сильно повзрослел за несколько дней скитаний и близких встреч со смертью. Лет на десять, не меньше. Он прекрасно понимал, что сейчас заботит «дядю Вову». Экс-смотрящий здорово переживал за свою сильно обесценившуюся шкуру, которую Юрка мог снять с него в течение одной секунды, одним нажатием спускового крючка. Переживал и пытался ее спасти, что, в общем, было вполне естественно и логично. При этом довольно убедительно, как ему самому, наверное, казалось, заговаривал Юрке зубы, рассчитывая, что пацану понравится его красноречие и умелая имитация откровенности. Конечно, Таран был слишком слабо образован, чтоб провести точный психологический анализ «дяди Вовиных» выступлений, но общий вывод сделал, несомненно, верный.