Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Колыма

Однажды, когда он уже заканчивал ремонт сельсовета, пришла к нему женщина. Дракон глазам не поверил. А она подошла робко:

— Егор, я с просьбой к тебе.

Егор! Ушам не поверил. Его назвали по имени. Так когда-то давно называл его отец. А потом… Эх да что там. Но ведь она с просьбой. К нему и с просьбой! Баба!

Дракон улыбнулся единственным глазом.

— Чего желает, мадам?

— Печь у нас в яслях дымит. Может посмотришь?

— Отчего же! Можно. Только что я с того иметь буду? — сверлил он бабу глазом.

— Наряд оформим. Как положено.

— Наряд? Ладно, приду, — вздохнул он.

— Нам ждать-то некогда. Дети в яслях.

— Хорошо. Через час буду, — буркнул Дракон.

Женщина ушла. А он присел перекурить. Досадливо сморщился, вспомнив разговор.

Наряд… Эх, баба! Да что твой наряд? Денег он зарабатывает достаточно. Ты б хоть на чай бы пригласила. Ведь за эти три месяца — ни одна живая душа с ним не говорила. И эта… Наряд выпишем. Тоже мне. Будто доброе слово сказать труднее, чем наряд оформить. Хотя, а почему она должна говорить ему доброе? Кто он ей? У нее может свой мужик имеется и дети. На всех разве души наберешься? И слов добрых. Их ведь тоже за здорово живешь не говорят. И печку вначале отремонтировать надо…

В яслях его уже ожидали. Совсем маленькие ребятишки гуляли по дворику. Ему показали дымившую печь. Он быстро проверил тягу. Понял, что дымоход засорился. Быстро прочистил его от сажи. Заложил камень на прежнее место. Замазал. И собрался уходить. Но в коридоре его окликнули:

— Егор! Вот наряд. Спасибо тебе.

— Наряд не надо. Работы мало. За что платить? Грейтесь на здоровье.

Он пошел от яслей ссутулясь, без оглядки. Про себя об одном думал. Скорее бы пролетели эти пять лет принудительного поселения в Воемполке. А там… О! Потом другое дело…

Медленно тянулась зима. Холодные пурги не раз заметали Воемполку с головой. А несносные морозы перехватывали дыхание, выжимали слезы из глаз. Казалось, этому конца не будет. Но вот и зима начала сдавать. Теперь уже не два, а один раз в неделю ездил он в тундру за дровами. Ох, эта тундра, сколько она сил отнимала, но теперь все. Хватит…

Весна. Она еще и не пришла в Воямполку. Но воздух совсем изменился. И Дракону так захотелось на волю, что он по вечерам уходил далеко в тундру. Смотрел как возвращается на север Камчатки весна. А она летела сюда на гусиных, утиных крыльях. В их караванах, косяках звучала молодо. К ним вернулась весна. А к нему? Может не встретит он здесь свою последнюю пятую весну? Ведь лет уже совсем немало. А птицы ишь? Вон их сколько. И по два дома каждая имеет. Один — здесь. Другой — где-то там — на юге. И оба — свои. И гнезда, и дети. Им никто не определит жилья. Не понравилось — поднимутся в небо и другой дом сыщут. И кентов у них много. И в бабах достаток. Живут без кличек. Одной большой малиной. И главарь у них есть. А как же — вон тот, что впереди. Вот только они всегда свободны. У них есть крылья.

Дракон с завистью смотрит на пролетающих над головою птиц.

На следующий день, придя в сельсовет доложить об окончании ремонта клуба, он увидел на столе у председателя приемник. Тот говорил о чем-то, пел, а коряк работал. Понравилось Дракону такое, решил и сам обзавестись компанией и вечером купил себе приемник. Всю ночь радовался как ребенок своей покупке. Вот ведь, один за десятерых наговорит. И песню споет, и дорогим назовет, и «спокойной ночи» не забывает сказать. И пожелает доброго утра. А уж каких только языков не знал. Настоящая находка. Теперь Дракон, включая его, слушал весну. И совсем было ожил. Не таким тягостным стало одиночество.

Что ни говори, есть кого послушать. Правда, обижаться особо ему не на что было. Теперь уже не только дети, а и старики стали приходить к нему на работу. И долго смотрели, как поселенец чинит дома. Особенно им нравилось наблюдать, как он стягивает полы.

А еще нравились им ставни, какие сделал он на окне своего дома. Резные, словно из кружев; он покрасил их в голубой цвет и окно преобразилось.

Дракон сделал это специально. Зная, что ставни привлекут внимание всех в селе. Всех ему не надо. Но вот эта… Хотя и о ней он ничего не знал. Так уж случилось, что он о людях не знал ничего, а они о нем все знали. Он каждый день был на виду у всех. И они знали о каждом его шаге. Другое дело, нужно ли им было это? Но помимо воли он словно чувствовал на своем затылке взгляды всех воямпольцев. Особенно въедливо наблюдал за ним Кавав — председатель сельсовета. Но не в открытую. Исподтишка. Как охотник зверя выслеживал. Не обижал, правда. Но его присутствие всюду ощущалось.

И вот однажды, когда он пришел утром на работу. Кавав сам заявился к нему:

— Говорить с тобой пришел, однако. По делу. Надо нам охотников порадовать. Скоро они из зимовий придут. Много меха привезут.

— Ну, а я тут при чем? — удивился Дракон.

— Не понимаешь?

— Нет. Не понимаю.

— Эх-х, ты, да ведь наш мех в Лондон идет. Люди всю зиму в тайге, тундре живут. Хочу я их порадовать. А без тебя — не смогу, — сокрушался Кавав.

— Да говори, что надо?

— Есть у нас чикока. Шибко хорошая, однако. Охотится. Мишку бьет, соболя, белку. Лису тоже. Шибко ловкая баба.

Дракон хитро прищурился.

— А сколько лет этой бабе?

— Однако, не так много. Семьдесят только будет.

— Ну и что она хочет? — потерял интерес к разговору Дракон.

— Она много девок имеет. И никак не хотят они из чума уходить, где выросли. Много охотников этих девок любят. Но все не могут уйти от старухи. Сделай ты ей дом, паря. Как подарок от колхоза. Сделай! Сколько свадеб будет! Старуха в дом — дочки замуж. Сделай, Егор. С глазами дом. Как у тебя. Пелагее понравится. Другие за нею из чумов уйдут.

— Да один я не смогу дом строить. Я же говорил тебе.

— Эх-х, ну придумай, что можно. Я так и быть, уговорю одну из девок Хабаровой за тебя пойти, — вздохнул коряк.

— Не надо. Я и без бабы проживу.

— Тогда давай, паря, так договоримся. У нас есть два дома, списанные под снос. Ты посмотри их, может с них еще толк будет. И возьмись. Хоть один сделай.

— Когда охотники вернутся? — перебил Кавава Дракон.

— Однако, недели через три.

— Не успею, — сразу заторопился он.

— Постарайся. Так и тебе лучше будет, — загадочно улыбался председатель сельсовета.

— А я при чем? Какой мне толк от старухи?

— Погоди. Пока не будем говорить. Потом узнаешь.

Удивленный словами Кавава пошел Егор глянуть на дома. Они

стояли обособленно, немного в отрыве от других; с трудом открыл примерзшую дверь одного. Она заскрипела на ржавых петлях старушечьим, ругливым голосом. Пахнуло холодом, пустотой. Необжитостью. Разъехавшиеся от мороза половицы пола глухо стонали под ногами. Потолок прогнулся. Казалось, дохни погромче, посильнее и обвалится пузо потолочное. На стены тоже смотреть страшно. Пазы, сделанные в бревнах, разъехались. Сквозь щели было видно, что творится за домом. Подошел к печке. Там угли давно истлели. И мороз сцепил в ней все, что когда-то грело.