Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Колыма

— Видишь ли, меж мною и волком большая разница. Я умею мыслить, думать. А он живет только злобой. Инстинктом мести. У него кроме злости нет ничего. Я же все рассчитываю.

— Черта с два! У него эта злость не голая. Он противопоставил тою жизнь жизни волчат. И взвесил по-своему, что ему его детва, ее жизни куда как дороже твоей. А как он их может сберечь? Только убрав тебя с пути. Вот! Именно потому, он не просто мстит и выслеживает злобой, он разумно стережет тебя. И не забудь, что он — душегуб и крови не боится. Знает, что ты не душегуб и крови боишься, о значит, слабее его. Иначе бы так явно не выслеживал. Покажи его мне. Я на него пойду! Поверь, что с острова рад будет сбежать, только бы со мной не встречаться. Знает, поди, как я с его собратом разквитался.

Он на тебя не пойдет. Ты волчат не губил. А убил его конкурент, соперника. Волк не станет мстить за волка. А только за волчат и волчицу. Их он всегда будет отстаивать. А волчицам хватает и этого. Они ни за кого не мстят.Так что на тебя не пойдет. Ты ему не враг. Наоборот. Услугу оказал большую.

— Давай вместе на него пойдем, — предложил Муха.

— Нет, Сеня. Жизнь дает каждому своих врагов и своих друзей. Она делит их по справедливости. У меня с волками свои счеты. Только свои. Ты тут не при чем. Я сам справиться должен. Сам! Без тебя! Ты себя с ними сравниваешь, восторгаешься их разумом. А у меня перед глазами все еще тот мальчишка стоит. Веришь, то, что от него осталось. И мне не до сравнений, не до восторгов. Правда, опыта маловато в убийстве зверей. Но ничего. Охота — есть охота. Никто не может сказать заранее ничего. Кто окажется сильнее — зверь или охотник. Кому повезет. Но поверь, я не люблю убивать. Это всегда жестоко и несправедливо. Но человек должен регулировать природу по разуму. И не давать выживать сильному за счет слабого. Иначе все слабые будут уничтожены.

— А так и надо. Не умеешь за себя постоять — сдыхай! Зачем слабый! Только жрать? — удивился Сенька.

— Тот ребенок был слаб потому, что волк не дал ему стать мужчиной.

— Я не о людях. О твоем.

— Ну предположим. Что ж! Тогда нам вместо зайчатины надо будет есть волчатину.

— Почему?

— Такволки всех зайцев сожрут на острове! А я хочу сохранить и тех, и других.

— А зачем такой ценой? Из-за паршивого зайца своего шкурой рисковать? Ить не казна какая. Не велика потеря! Не станет — ну и хрен с ними! Что? Больше жрать нечего?

— Ты понимаешь, что волки по льду смогут в поселок перебежать. Когда их станет много, они никому жизни не дадут. А в поселке дети… То-то. Пока им на острове еды хватает, они никуда отсюда не уйдут.

— А почему на мальчишку напал волк?

— Как на слабого! Знал, что осилит. Взял, что поближе. Вот я и хочу, чтоб это не повторилось. Хочу им внушить страх перед человеком. Отбить даже желание померяться силами. Ведь волк, попробовавший однажды человечины, обязательно повторит эту охоту. И мне нельзя с них глаз спускать. Два раза в году я убиваю волчат. И буду это делать покуда жив. И ты мне в этом не помощник. Убеждения разные. Ты знаешь, волк волку тогда горло перегрызет, когда один из них на грани смерти и не способен достойно защититься. Так что не надо. У тебя не с ними разногласия. Живи спокойно. Я сам справлюсь, — закурил Николай.

— То говоришь, что мы тут друг без друга не обойдемся. То — сам справлюсь. Попробуй тебя пойми — чего хочешь. Волки тебе помеха, я — тоже. Вроде, как с ними заодно. Чудак. Это ж как же я с зверями заодно? Разве такое бывает? Их много, а ты один, сам хочешь с ними сладить? Но их — пятеро! Так и нас хоть двое быть должно.

— Не надо. Помощи в этом не надо. А в жизни, в повседневном, нам с тобою, конечно, вместе нужно быть. Где ты мне поможешь, как сегодня, где я тебе.

— Имеешь в виду мелочи?

— Ну да! — подтвердил старшина.

— Значит так, тряпки — вместе, жизни — врозь?

— Мы сами разные. И даже слишком. Потому возможное. — вместе, а уж разное — порознь.

— Понимаю на что намекаешь, — вздохнул Муха и поднялся из-за стола.

— Пойду я! Не стану мешать гордому одиночке. Живи, как знаешь, только харчей мне привези. Может и я научусь жить по-волчьи.

— Это почему?

— Они тоже живут вместе, а жрут врозь. Добычу ловят вместе, а кусок всякий себе больше урывает. Как в малине. Только что они на дело ножей не берут. А так— совсем кенты. Вот их жизнь ты мне и предлагаешь. Но ничего. Я к ней привычный. Только не думал, что ты мне это предложишь. От тебя не ждал. Но, видать, и верно говорят — спаси волк человека, тот все равно будет думать, какую выгоду волк ищет теперь. Так кто же из них больший зверь? В драке сойдутся — оба рычат. Дерутся до смерти, всяк другому не верит, в живых оставить боится. Знает — выживший победу не простит. А победитель — волк или человек — неважно, потом всю жизнь, помыкает тем, кого однажды победил. Покуда не сдохнет, либо зубы на соплеменниках не поломает. Такова природа. В каждом из нас зверь сидит — злой, свирепый. Только у волка это от природы, а у нас… Пожалуй от того, что в каждом встречном, себе подобном, мы самих себя узнаем. И еще не зная— в глотки друг другу вгрызаться готовы. А за что? Видать за то мы и ненавидим других, что они нам себя слишком напоминают.

— Это ты брось! Да и что ты в жизни понимаешь, что видел и ней? Ты не знаешь, какими бывают друзья.

— У вас — друзья, у нас — кенты. Какая разница?

— Большая. Меня друзья от смерти спасли. И не раз. Катер наш торпеда потопила. В войну. Меня оглушило. Как в воде оказался — не знаю. Спасательный круг удержал. Его на меня мой друг надел. Покуда сам на воде держался. А потом он утонул. Я этого не видел. Он утонул, хотя мог спастись. Он ради меня! Понимаешь ли ты это? Фартовая твоя душа! Тебя когда-нибудь спасали твои кенты? За тебя умирали добровольно?

— Нет! У нас дураков не было.

— Что? — растерялся Николай.

— Сам попал в переделку, сам и выкручивайся. А чем жизнь кента хуже моей? Иль ему неохота жить? Нет! Такого даже по кайфу не бывало, чтоб кто-то свою голову невинную заместо дурной головы подставил.

— При чем тут виновные? Война была.

— Дак я ж там не был. Я про нас. Ведь в малине как — попадаются по глупости, а уцелеть могут умные. Так нешто — кто уцелел должен за меня свою голову подставить? Это же смешно! Ну возьмут его, — законопатят вместе со мною. Вместе срок стали бы тянуть. Кому это нужно. Нет. Благодарствую. Не надо меня спасать и сам ни за кого свою голову в петлю не суну. На себя всю жизнь рассчитывал, так надежнее. Уж попался, так сам. Сам и ответил. А то кто-то попух, а я его спасай. Даже обидно.

— Вот видишь, а у нас о своей шкуре так не беспокоятся. Жизнь друга важнее своей головы.

— Не бывает такого.

— Случается. Я ж тебе рассказал.

— Но это один такой, выискался. Видать напился до свинячьего визга и спутал свою голову с твоей. По-нормальному так не бывает.