Сергей Самаров - Капитан Валар. Смертник номер один

– С вами, ребята, не поеду, – подойдя к машине вплотную, сказал я не слишком категорично, и даже с едва заметной улыбкой, чтобы оставить им путь к возможности меня уговорить.

– Чем мы тебе не угодили, Валар? – спросил старший лейтенант, открывая дверцу.

Я увидел, что не ошибся, – его «краповый» берет, как обычно, лежал на коленях. То, что Сережа держит где-то под рукой готовый к стрельбе пистолет-пулемет «ПП-2000», я хоть и не увидел, но знал, – как и то, что он недурно этой машинкой пользуется. И главное, всегда вовремя, тютелька в тютельку – а это умеют далеко не все бойцы, даже опытные.

– Один-единственный раз с вами поехал, так сразу на бандитов нарвались, машину разбили. Ладно хоть головы уцелели…

– Это не мы на них нарвались, а они на тебя с Сережей, – парировал капитан Магомедов, который в ходе той пресловутой стычки, когда нас пытались расстрелять автоматчики, даже ни разу не выстрелил, потому что мы со старлеем уже все сделали сами. – Но тогда мы их ждали. Сейчас не ждем, и ждать не должны. У них слишком велики потери, чтобы их вот так, одним махом, восполнить. Некому больше в нас стрелять. Пока некому… хотя скоро они, возможно, найдут новых парней. Садись, генерал ждет.

Сережа только с улыбкой кивнул, подтверждая правоту сказанного Магомедом. И мне осталось только согласиться. Эта компания, даже без медицинского спирта, мне нравилась больше, нежели арбузообразный майор и ушан-подполковник…

Дорога от госпиталя до уже знакомого мне медицинского центра на шоссе Энтузиастов, где нашел себе приют «Комитет взаимопомощи участников локальных военных конфликтов», должна была, по идее, идти в объезд через МКАД. Но Сережа оказался опытным водителем. Он проехал через какую-то промышленную зону, где официальной дороги отродясь не бывало, шмыгнул в дыру через проломленный кем-то забор, потом проследовал коротеньким и низким тоннелем под промышленной железнодорожной веткой и выбрался дворами, минуя все пробки, прямо на шоссе Энтузиастов. По моим прикидкам, на дороге Сережа сэкономил не менее часа.

Старший лейтенант остался в микроавтобусе, а Магомедов повел меня на второй этаж в кабинет, где сидел генерал. Отдельного помещения у Лукьянова по-прежнему не было. Его стол стоял в общей комнате среди трех других своих собратьев и отличался разве что чуть большими размерами и наличием рядом сейфа. Капитан не стал задерживаться в кабинете и вышел после короткого доклада, прерванного жестом Николая Владимировича. Пожав мне руку, генерал указал на стул, стоящий неподалеку.

– Придвигай, присаживайся…

Я придвинул стул и сел, грубо говоря, по стойке «смирно». Пусть Лукьянов – генерал совсем другого ведомства и даже другого министерства, я, как человек военный, субординацию, и дисциплину одобряю, и к генеральским погонам отношусь с уважением.

– Чай будешь?

– Спасибо, не стоит беспокоиться.

– Как прошла комиссия?

– Как, товарищ генерал, может пройти посещение камеры пыток? Не без последствий для моей расшатанной нервной системы…

– Выпить все равно не предложу. С решением ознакомился?

– Никак нет. Обещали переслать в управление кадров ГРУ. Сказали, что через неделю смогу ознакомиться. Мне даже результат неизвестен. Держат, что называется, «в черном теле».

– Ну, результат я могу сказать. Для тебя, наверное, нет большого секрета в том, что любая комиссия всегда от кого-то зависима – что им прикажут, то они и решат. Врачебное мнение в таких случаях только сбоку прикладывается. А свое самолюбие наши медики тешат на тех, относительно кого указаний сверху не было. Тебя признали годным для дальнейшего прохождения службы, но с полугодовым отпуском по ранению. Через полгода сможешь встать в строй полноценным офицером, хотя и после нового медицинского обследования. Сейчас ты пока еще неполноценный офицер. Это они так считают.

– Они сами люди хронически и безудержно больные и здоровых понять не могут, – возразил я. – Мне их мнение крыть было нечем, поскольку предъявлять имеющиеся аргументы нельзя. Кто скажет, сколько членов комиссии получают дополнительную зарплату в прокуратуре? Я и сам стараюсь напрочь забыть о событиях последней недели, и тем более не могу позволить себе публичных воспоминаний. И потому…

– Это правильно. Бьют не по заслугам, а по загривку.

– Длинный язык шее вредит, – пословицей на пословицу ответил я.

Генерал согласно кивнул и продолжил прерванную тему:

– Правда, полноценный отпуск тебе могут и не дать, потому что там в дополнительной строке будет стоять одна хитрая формулировка об относительной годности. То есть ты можешь служить, но, скажем, передавая боевой опыт, занимаясь преподаванием или чем-то подобным, что не несет в себе физических нагрузок. Эта формулировка дана специально, чтобы твое командование могло распорядиться твоей судьбой по своему усмотрению.

– Вам хорошо, товарищ генерал, – позволил я себе некоторую вольность. – Вы многое знаете. Обо мне знаете больше, чем я сам. Интересно, а сны мои тоже контролируете?

– Кое-что знаю, – согласился Лукьянов, – потому что принимаю непосредственное участие в твоей судьбе. Но к окончательному согласию с твоим командованием мы не пришли, хотя определенной договоренности и достигли. Формулировка в выводе комиссии позволяет отправить тебя на спокойное место службы в течение полугода. То есть, предположительно, в мое распоряжение, чтобы я засадил тебя за бумаги. Перекладывать чистые листы из стопки в стопку. Официально служба у нас именно такая.

– Тогда я не понимаю, почему ваши офицеры не расстаются с «ПП-2000»…

– Не нравится «ПП-2000»? Неужели твой «Грач» [1]лучше? – усмехнулся генерал.

– И «ПП-2000» нравится, и «Грач» нравится. Всему свое место и время.

– А перекладывать чистые листы бумаги из стопки в стопку тебе нравится?

– Я так понимаю, товарищ генерал, что вы высказываете предложение перейти к вам на службу. Не по приказу, а по собственному волеизъявлению, хотя бы на ближайшие полгода…

– Именно собственное волеизъявление и было обязательным условием, на котором настаивало твое командование.

– Вы беседовали с командующим?

– С двумя полковниками. С командующим и с командиром бригады.

– И они высказали такое условие?

– Да.

– Значит, они хорошо меня знают. Командир бригады, понятное дело, не слишком хорошо, но он, думаю, предварительно советовался с моим комбатом или с начальником штаба батальона. А своего командующего я, говоря честно, в глаза не видел. Но рад, что он меня знает и настолько уверен во мне, что предоставил право выбора. Если они поставили такое условие, то, как я понимаю, сомнений в отношении моего выбора не испытывали…