Эльмира Нетесова - Вернись в завтра

— Само собою! — пообещал Федор и поспешно вышел от соседей.

В эту ночь ему не снилась Колыма. Колька выбил ее из памяти и до самого утра во сне не отпустил Федьку. Он бежал вместе с мужиком на речку, ловил пескарей и плотву, играли в прятки и догонялки, бродили по лесу, потом рвали цветы на лугу. Всю ночь звонко смеялся мальчишка. И человек проснулся утром в прекрасном настроении, он впервые хорошо отдохнул и выспался.

Федька в душе посмеялся над просьбой мальчишки остаться с ним. Он и не думал о таком. Ведь Тоня была не в его вкусе. Грузная, грубая, вспыльчивая женщина была хорошей хозяйкой, трудягой, но не хватало в ней женственности, сердечности и тепла. Заскорузла она в своих бедах, омужичилась и, махнув рукой на бабью долю, жила для семьи, радуясь тому, что имела, не хотела никаких перемен и в тот вечер, когда ушел Федька, Тоня впервые серьезно поговорила с сыном, попросила не виснуть на человеке, не приставать к нему, не позорить ее и деда. Мальчонка не все понял, но пообещал отстать от соседа. Молча он удивлялся, почему ему запрещают найти себе отца. Вслух он не говорил о том. Но мечтать продолжал. А тут Федор появился вскоре и стал обкладывать подсохший камин изразцовой плиткой. Пока Колька с матерью до вечера были в детском садике, Федор уже наполовину справился с делом и собирался продолжить свою работу завтра, закончить весь камин, а через день, протерев его до блеска, уйти спокойным. Но не тут-то было. Колька, забыв обо всех обещаниях, снова прилип к соседу. Мальчишка не хотел замечать сердитое лицо матери, недовольное покашливанье деда. Колька выбрал Федора в отцы, не говоря никому, не советуясь ни с кем, упрямо добивался своего. Он показывал человеку свои игрушки, хвалился обновками, рассказывал, как живется ему в детсаде.

— Отстань же ты! — не выдержала Тонька и, шлепнув Кольку по заднице, хотела увести сына в другую комнату, но Федька вступился:

— За что наказала?

— Нельзя навязываться. Почему самовольничает и виснет на тебе. Ведь не маленький, пять лет скоро, понимать должен как себя вести. Сколько ему говорю, ничего слышать не хочет.

— Эх, Тоня! И ты туда же, как все, вбиваешь пацану требования этикета. А ему плевать, он меня душой выбрал и признал. И я с ним о Колыме забывать стал. Уже не вижу ее во сне. А вот с Колькой и ночами дружим. Он меня в жизнь возвращает. Жаль, что тебе всего этого не понять.

— Я не хочу, чтоб надоедал. А то подумаешь, что подучиваю сына. А он сам по себе такой! — краснела женщина.

— Я не слепой, зря оправдываешься, — повернулся к двери. И уже выходя, сказал:

— Завтра закончу камин и не буду больше мешать вам…

Антонина молча кивнула. Федьку она не признавала за мужика, считая его старым, даже не предполагала его в любовники, а уж в мужья заполучить и не подумала б никогда.

— За дело иль без вины, но целых десять лет просидел в тюрьме. И ни где-нибудь, на самой Колыме! Что там из него слепили? Неспроста даже на воле с оглядкой ходит, а в потемках, как баба, боится нос во двор высунуть. Знамо, хвост в говне. Боится, что прижучут в темном углу, за все стребуют. А и морда у него желтая и морщатая, как печеное яблоко, жуть глянуть. Уже теперь смотрится ровесником своего отца. Вся башка сивая. И такого в отцы Кольке? Да ни за что в свете! — передергивает плечами брезгливо, и еще раз поговорив с сыном, чтоб не лез к Федьке, подсела к деду. Тот уже поужинал и теперь курил на кухне у открытой форточки.

— Не ругай Колю! Дети людей сердцем чуют и никогда не ошибаются. Наш израстется, сам все поймет. Не гони его из детства, оно и так короче распашонки. Пусть любит людей, растет добрым, а не тем, каким в деревне был. Пусть Коля дружит с Федькой, тот не поучит нашего мальца худому. Тюрьма с ево всю прежнюю спесь вышибла. Может и набросала в душу говна, ну да от него очистится, дай только время. Помягше будь с им, — попросил дед Тоньку.

Федор, как и обещал, на следующий день закончил камин. Затопив его, убрал все. И сел напротив, смотрел на полыхающие дрова, слушал песню огня, п перед глазами другой костер встал. В ту зиму на Колыме стояли такие морозы, что не только люди, собаки удивлялись необычным холодам. Волки подходили вплотную к зоне, надеясь поживиться хоть чем-нибудь. И бегали, поджав хвосты к самому пузу. Птицы замерзали на лету, все реки до дна промерзли. Но зэков как обычно возили на трассу работать. Ведь по ней и в выходные и в праздники шли машины круглосуточно. Им тоже приходилось нелегко.

Бригада ремонтировала последние километры своего участка. От холода немели руки, пальцы не разгибались, из них вылетали кирки, лопаты, ломы. Дышать было трудно. Мороз обжигал горло. Лица покрывались коркой льда.

— Мужики! Сил не стало, помираю. Давайте костер сообразим, покуда сами не стали сосульками, — взмолился бригадир, увидев, что охрана уже развела для себя костер и не отходит от него ни на шаг.

Зэки быстро набрали на костер веток и только сложили их в кучу, хотели поджечь, к ним подскочили четверо охранников:

— Что?! Сачковать намылились, козлы?! А ну все на трассу, хорьки недобитые! Не то живо согреем всех, скоты! Выкормыши гнилой «параши»! Давай по местам, на трассу! Чего вздумали! Вон отсюда! — орали хрипло.

Но зэки не уходили. Хмуро смотрели на охрану. Те пустили в ход кулаки.

— А ну, мужики! Давайте всыпем им по полной программе, чтоб мало не показалось, — предложил кто-то задиристо, по-петушиному звонко. И люди, будто от сна очнулись. Пошли на охрану стенкой. Смяли, сшибли с ног первого, какой громче всех кричал и гнал на работу. Его бросили под ноги, пошли на других, те отпустили собак, зэки взялись за кирки и лопаты. Визг, лай, рык, мат, угрозы, все смешалось в один воющий ком. Казалось, сам сатана сорвался с цепи и теперь бесится, забавляется людьми. Но… Внезапно грохнул выстрел. Послышался короткий человечий стон, и в ту же секунду зэки увидели убитого бригадира. Он лежал на снегу, глядя в небо широко открытыми, удивленными глазами, словно не верил, что жизнь уже ушла…

Из ствола ружья охранника еще курился дымок. Солдатику как-то удалось вырваться из кучи и он решил оборвать свалку, убив зачинщика. Но… Лица зэков потемнели, насупились:

— Кроши паскудников!

— Бей лидеров!

— Натянуть его кодлой и урыть! — бросилась толпа зэков на охранника, тот бросил ружье, хотел убежать, но его поймали, скрутили в штопор, сдирали одежду с вырывающегося парня, кто-то по ходу совал ему кулаком в лицо, в ребра, в зубы. Вскоре его раздели наголо, согнули в коромысло.

— Давай, кто первый огуляет суку?

— Мужики! Ради Бога оставьте Ваньку! У него вчера сын родился! Ради него оставьте жить! Ну, если так, берите меня! Я сирота, никто не ждет! — встал и подошел к зэкам другой парнишка, худой и бледный, он еле держался на ногах.