Эльмира Нетесова - Расплата за жизнь

— Все вы, гады, одного змея дети! Только сопливиться умеете! Не мужики, козлы сплошь! Не на что ему билет купить! Чего ж влез в купированный вагон? От бедности? Вот и выметайся на первой же станции! Чтоб духу твоего не было! — проснулся Александр от голоса проводницы вагона, ругавшей кого-то на нижней полке. — Проснулся? Давай билет! — обратилась к Сашке хмуро.

— А я-то подумала, что и вы зайцем устроились, как этот старый хрыч! Все на жаль бьет. Да где ее сыскать нынче, у кого? — забрала билет у Сашки и вновь взялась за старика.

— Да есть у меня билет. Вот сын сейчас вернется. В буфет пошел. У него все документы и билеты…

— Не темни, старик!

— Да вот он! Наконец-то вернулся! Дай ей билет, сынок! Не то совсем испозорила! Выкинуть с поезда собралась! — обратился старик к хмурому человеку, загруженному кульками и пакетами. Тот молча отдал билеты, смерив проводницу недобрым взглядом. Та, проверив их, успокоилась.

— Чайку принеси, — потребовал старик осмелев. Проводница не заставила ждать. И, решив загладить недавнее, задержалась в купе.

— Я вот сколько тут работаю, всякого навидалась. Гонит людей горе с домов. Все бродягами стали. Я вот тоже пожалела одного. А он паскудником оказался. Прикинулся несчастным. По бабьей слабости пригрела. Ведь и вовсе калекой был. Безногим. На войне, в Афгане их ему оторвало. А может, вырвали. Кто знает… Я и приняла. Подумала, что невелико горе, что без ног. Ить все другое — на месте! Да и таскаться не сможет, по бабам бегать. Не с руки безногому. А значит, все уцелевшее — мое.

Сашка невольно рассмеялся над простодушной откровенностью бабы и спросил:

— А где ж вы его нашли?

— В поезде и встретила. Он к матери ехал. Жена выперла. Оно и понятно. Матери — любой сын дорог. Жене — только целого и здорового подавай. Ну а у меня первый мужик кобель был редкий! Пять лет не жила — мучилась. Всех соседок и подруг облапошил. Как только хватало козла? Ну и обрадовалась, что Егорка не такой будет. Станет хозяином. При доме. Ну и что, если без ног? Руки и все другое при нем…

— То верно! Безногому куда деться? Не то тело, душу на войне отморозило. Уж не до баб! До конца жизни не отогреться. Всякой теплине и заботе рад! — поддержал старик.

— Во! И я так думала! Поверила Егорке! Он мне все шесть дней пути на свою судьбу жаловался. Ровно несчастней его на всем свете нет. А бабье сердце как воск. На чужую беду завсегда отзывчивое…

— И как же он теперь, твой мужик? Небось отошел? Стал хозяином?

— Кой черт! С полгода промучилась с ним, таская по больницам. И наконец поставили ему протезы. Он к ним с год привыкал. А когда притерлись, только его и видела! Сказал, что безногим никому не нужен был, а ходячему — любая рада!

— И где же он теперь? — опешил дед.

— Забыл доложиться! Смылся без обратного адреса! А я всю жаль свою посеяла в тот день. Не стало в душе тепла к людям. Ровно тоже войну прошла, — вздохнула проводница, словно оправдываясь перед стариком за недавнюю грубость.

— Э-хе-хе, — выдохнул старик, когда проводница ушла из купе. И обратился к Сашке, указав взглядом на военную форму: — А ты-то, сынок, откуда едешь?

— Из Сумгаита, — ответил коротко, нехотя.

— И чего вас носит по земле? Ну на что оно вам — головой рисковать? Ведь одна жизнь! Мать с отцом извелись, наверное, покуда дождались? Сам из России?

— Конечно!

— А что забыл в Сумгаите?

— Служил там. Как и все!

— У меня пятеро сыновей было. В живых — один остался… Тоже служили. Как все. Только вернуться не довелось четверым. Кого от кого защищали, никто не понял. Вот только бабка моя не выдержала. Померла с горя, когда похоронку получила на четвертого. Разве для войны она их рожала? Думала, внуков будет полный дом. ан, одни погосты… С них не уходила. Так и кончилась у могилы… Вот последний сын и забрал меня. Подальше от горя и памяти. Он — штатский. По войнам не мотается. Про меня позаботился. Чтоб не околел я с голоду на свою пенсию. Оно ведь как нынче, дети воюют где-то, а старики в доме с голоду пухнут. Выходит, всем горе от такой судьбы. Никто никому не нужен… И ты, пока не поздно, одумайся, сынок! На что тебе лихая доля?

Сашка отвернулся к окну. Продолжать разговор не хотелось. Ведь он уезжал с Кавказа навсегда. К семье, в Россию, на новое место службы. Он устал от походной жизни. Ему хотелось к своим скорее. А тут старик за душу дергает, заживо отпевает.

— У моего старшего невеста была. Хотели после армии пожениться. Да только не повезло. Осталась невеста в старых девах…

— А вы почему на Кавказе жили? Иль из местных? — решил перевести разговор на другую тему.

— Я после войны туда махнул. Друг-однополчанин уломал. Оно и вертаться было некуда. Село и родню мою немец сгубил. Я и прижился в Грузии. Слышал про Батуми? Он на самом берегу моря приспособился. До Туретчины — рукой подать. Вот я и прикипел. Судьбу сыскал. Поначалу у друга жил. С полгода. А там — сосватали меня за Ламару.

— Как это — сосватали вас? — не понял Сашка, подумал, что ослышался.

— В соседях они жили. Пригляделись. По душе им пришелся. Вот и заглянул как-то вечером ее отец. Сказывает, мол, нравишься нам. Может, женишься на нашей Ламаре. Хозяином станешь. Я и согласился…

— А как же любовь? Даже не встречались с нею?

— Нет, сынок! Другое время было. Не до Любовей. Да и какая мне разница была? Она или другая? Бабы друг от друга мало чем отличаются. А эта — смирная была. Не то что наши — деревенские девки. Горластые да озорные. Им каталкой мужика отгладить, что за стог свернуть. Ламара уваженье ко мне имела всю жизнь.

— Значит, было за что!

— Да кто ж знает. Ведь я тоже не подарок. Всякое в жизни было. Война и на мне сказалась. Особо контузии…

— А почему меня браните, что служил на Кавказе? Меня туда направили. Вы же добровольно всю жизнь там прожили. А если бы в Батуми случилось то, что в Сумгаите? Кто бы вступился, оградил?

— Зачем меня защищать с солдатами, они не спасут. Все от Бога! Коли суждено, в своем доме углы врагами станут. А у меня друзья имелись. Ни с кем не враждовал. Никому от меня беды не было. А вот горе и нас не обошло. Поди смекни — за что? — глянул старик на Александра слезящимися глазами и умолк, увидев сына, вернувшегося в купе из тамбура, где тот курил во время разговора.

Александр знал, до Москвы поезд будет идти трое суток. А уж потом…

Александр повернулся спиной к попутчикам, решил вздремнуть, чтобы хоть как-то забыться, скоротать время. Но не удавалось. Некстати вспомнился рассказ проводницы о знакомстве со вторым мужем. Сашка тоже познакомился со своей женой в поезде…

Ох и давно это было… А может, совсем недавно… Вот так же равномерно постукивали колеса состава. Где тогда остановился поезд? Было раннее утро. И Сашка, решив умыться, взялся за ручку двери, не успел нажать, как она отворилась, и он лицом к лицу оказался перед белокурой девушкой.