Андрей Молчанов - Улыбка зверя

Он вышел из машины, громко хлопнув дверью и направился во двор, посередине которого остановился в нерешительности, не зная как обойти лающего и рвущегося с цепи пса.

Машина злобно взревела за его спиной, тронулась, пробуксовав в глинистой промоине, и скоро вой ее стал стихать, удаляясь в поля.

Сергей Урвачев поджидал Ферапонта на недавно приватизированной ими турбазе, расположенной неподалеку от Черногорска. Он приехал сюда заранее, выставил охрану по периметру территории, успел пробежать по тенистым лесным дорожкам свои ежедневные десять километров, навестить тренажерный зал, оборудованный по последнему слову спортивной техники, и теперь маленькими глотками пил ледяную минеральную воду в уютном предбаннике турбазовской сауны.

Рвач тщательно поддерживал свою спортивную форму, принципиально не употреблял никаких, даже самых дорогих и патентованных спиртных напитков, не курил. Все эти маленькие удовольствия жизни он благоразумно оставлял другим, по собственному опыту зная, что слишком часто именно эти маленькие удовольствия приносят людям большие неприятности, ломают самые головокружительные карьеры и разбивают самые устроенные судьбы.

Он также строго и внимательно следил за “нравственным” состоянием своих подчиненных и если замечал в ком-нибудь из “шестерок” признаки морального вырождения, то есть нарушения меры в употреблении все того же спиртного или, упаси Бог, тягу к наркотикам — излишества эти пресекались им решительно и строго, зачастую — вместе с жизнью провинившихся.

В настоящее время Рвач пребывал в бодром и деятельном состоянии духа, ибо дело, которое он собирался обсудить с Ферапонтом, складывалось как по нотам. А самое приятное состояло в том, что ноты эти расставил по линейкам именно он, Сергей Урвачев, и пока что ни одна из них не сфальшивила.

“Ай, да Моцарт! Ай да молодец!” — с полным основанием мог бы воскликнуть теперь Урвачев, и если продолжить этот условный ряд образов, то с таким же точно основанием друга своего Ферапонта он мог отнести к разряду “Сальери”. Конечно, Ферапонт был более твердым, сильным и волевым, нежели Урвачев, но зато напрочь лишен того вдохновения и творческой импровизации, которыми обладал он. В этом смысле бандиты прекрасно дополняли друг друга, но тем не менее, уже не один раз возникали между ними пока еще ясно не высказанные разногласия. Пока еще они не могли обойтись без тесного сотрудничества друг с другом, но в любом случае у каждого имелся под рукой хрустальный бокал с ядом, приготовленный для любезного соратничка…

Отчетливое осознание данного прискорбного факта покуда еще не мешало Рвачу, сидевшему в удобном кресле и потягивающему минералочку, испытывать ни с чем не сравнимое удовлетворение творца от хорошо сделанной и почти уже завершенной работы, плодами которой он предвкушал поделиться с другом Ферапонтом.

Все началось месяц назад, здесь, на турбазе, в этом же предбаннике, похожем на великосветскую гостиную, где они с Ферапонтом в очередной раз подводили промежуточные итоги своей совместной деятельности.

Обсудив текущие вопросы, укомплектовав поредевшие списки бойцов новобранцами, заделав бреши недоговоренностей и просмотрев рутинные бухгалтерские отчеты, они, внезапно взглянув друг другу в глаза, подумали об одном и том же, тут же проникнувшись этим своим взаимным мистическим пониманием тех туманных устремлений, о которых ранее и не заикались…

После невольно возникшей паузы Урвачев, облизнув губы, сказал:

— Да, Ферапонт, и я того же мнения…

— Откуда ты знаешь, о чем я подумал? — настороженно спросил Ферапонт.

— Знаю… Потому что сам об этом давно уже думаю и даже имею кое-какие планы.

— Комбинат?

— Абсолютно верно. Все наши точки, все наши рынки и магазины, все это копейки по сравнению с комбинатом. Есть достоверная, хотя и очень неполная информация о том, что там крутятся громадные бабки, и крутят эти бабки какие-то ушлые фраера …

— Колдунов, — обронил Ферапонт, имея в виду мэра города, бывшего главу местной металлургической промышленности. — У него, по моим данным, большой кусок акций…

— Это — само собой, — согласился Урвачев. — Но Колдунов сошка, главный хозяин — в Москве. Вопрос, как и с какого боку подступиться к этому делу?

— К Колдунову не подъедешь, Рвач… Он мэр, реальная власть. Кое-какой компромат мои людишки на него собирают, но все это так, слезы. Бабы, пьянки, пикники, мелкие финансовые махинации… Внедрить бы к нему верного человечка, но как? Вот в чем сложность…

— А вот тут все как раз очень даже просто, — сказал Урвачев. — Ты мне не поверишь, Ферапонт, но верный человечек уже давно внедрен… Очень давно! — Проговорив эти слова, Рвач хлопнул себя ладонями по коленкам и рассмеялся, с удовольствием наблюдая за реакцией собеседника. Реакция была именно такой, какую он и ожидал увидеть.

Глаза Ферапонта настороженно сузились, в них мелькнул тревожный огонек, он откинулся в кресле и приблизил к губам рюмку коньяка. Было заметно, что его неприятно поразила самодеятельность напарника, который без его ведома и согласия самостоятельно и втайне осуществляет такую серьезную операцию. Удручало еще и то, что он, Ферапонт, ведя постоянную слежку за соратником и более-менее точно зная о главных его движениях, не имеет ни малейшего понятия о том, когда и как Рвач внедрил к Колдунову своего агента, и кто, в конце концов, сам этот агент…

— Эх, Ферапоша! — воскликнул наконец Урвачев. — Знаю, какие сомнения тебя гложут в эту минуту. Не сомневайся, брат, как раз тут все у меня чисто… Вот слушай-ка мой план. Есть у них там на комбинате один человечек по имени Аким Корысный…

— Знаю, коммерческий директор, — хмуро перебил Ферапонт.

— Именно, — согласился Урвачев. — Вот он-то и есть наш агент. Вернее, наш будущий агент. Мужичок слабый, алчный, да и сама фамилия его говорит о том, что тип это корыстолюбивый, то есть по всем параметрам — наш клиент. Баба у него молодая, а когда у пожилого мужика баба молодая, то это значит, друг мой Ферапонт, что мужик этот имеет роковую и неизбывную слабину. Молодая баба больших затрат требует, и моральных, и физических, а самое главное — материальных! Дам тебе хороший совет, друг мой — никогда, Ферапоша, состарившись, не женись на молодой, весь век оставшийся жалеть будешь…

— Слушай, Рвач, не трепись… — перебил Ферапонт. — Хрена мне твои советы, дело говори…

— Так вот, — продолжал Урвачев. — Корысного этого я уже исподволь обмял и общупал, все характеристики на него собрал. Он хотя и при солидной должности, но на вторых ролях. А вторые роли, знаешь сам… Рано или поздно мысли ему в голову начинают лезть разные, в том числе и очень, доложу тебе, нехорошие мысли…